«Надо отметить крайне неустойчивую позицию Эстонии и Латвии, которые с самого начала относились более чем индифферентно к Восточному пакту. Они понимают, что оказать им помощь против Германии мы можем, лишь пройдя их территорию, и они опасаются, как бы мы не отказались вывести свои войска из Прибалтики, присоединив ее вновь к СССР. Такие опасения высказывает и Польша. Очевидно придется согласиться на особые гарантии в отношении эвакуации из Прибалтики и эвентуально из Польши войск, которые временно очутились бы на этой территории в порядке оказания военной помощи [курсив наш. — М. К.]».

Страны Балтии приветствовали бы гарантии независимости от западных держав — Франции и особенно Англии. Поэтому мы обязаны обсудить, стоит ли нам в беседах с Иденом прощупать отношение Англии к предоставлению странам Балтики общих гарантий независимости.

Литвинов отметил, что, очевидно, после плебисцита в Сааре экспансионистские стремления Германии будут расти — аппетит «у Германии приходит во время еды»; и чем проще будет получаться экспансия, тем быстрее Германия выполнит намеченный план завоеваний. «И поэтому считал бы нецелесообразным, — заключил (и, надо сказать, довольно сдержанно) Литвинов, — поощрять какие бы то ни было подачки Германии, а тем более в восточном направлении». Читатель вправе удивиться, как советский чиновник оказался дальновиднее своих западных коллег и видел то, чего те видеть не хотели.

С Великобританией, продолжал Литвинов, у Советского Союза нет серьезных конфликтов, в случае «если оба государства будут стоять на почве охранения мира как в Европе, так и в остальном мире». Мы будем готовы подписать пакт о ненападении. Советское правительство не предъявляет Великобритании никаких требований по соблюдению свободы слова или печати, которые касались бы СССР; оно лишь просит, чтобы в прессе и в парламенте к СССР относились с той же корректностью, как к другим государствам. По этим пунктам советское правительство готово было ответить взаимностью. Затем Литвинов разъяснил, какое значение договор о ненападении будет иметь для Центральной Азии, где обычно сталкивались интересы Великобритании и России. Литвинов также заострил внимание на опасности, исходящей от Японии, не скрывавшей своих гегемонистских планов на Азию. Ему виделся вариант с заключением пакта о взаимопомощи на Дальнем Востоке против Японии, схожего с Восточным пактом в его изначальном виде, предложенным Францией и ее тогдашним главой МИД Барту[813]. Повестка у Литвинова была насыщенной, всеобъемлющей. За неделю до приезда Идена в Москву он пять раз, в разные дни, встретился со Сталиным; большинство раз — наедине, но один раз вместе со Стомоняковым, отвечавшим за дела с Польшей[814]. Очевидно, Сталин отнесся к визиту Идена весьма серьезно. Будет ли толк от насыщенной программы Литвинова? Ванситтарт в Лондоне изо всех сил пытался убедить кабинет в важности улучшения отношений с СССР. То была тяжелая и неблагодарная работа. Накануне визита Идена в Москву в англо-советских отношениях прослеживались два ключевых мотива. В декабре 1934 года помощник замминистра Маунси подчеркивал важность не слов, но дел в улучшении отношений с Советским Союзом[815]. Этот принцип перенял и Майский, вероятно, от Ванситтарта. Вторым мотивом был реализм; к этому термину часто прибегал Ванситтарт, рассказывая о главной движущей силе его политических убеждений. «Я не настроен антигермански, — объяснял он британскому послу в Берлине сэру Эрику Фиппсу. — Я считаю, что осуществляемые Германией военные приготовления, как в материальном, так и в моральном плане… далеко превосходят по масштабам те, что предполагались бы… только для поддержания внутреннего порядка. Если эта воинственная подготовка тела, духа, металла прекратится, я первым вздохну с облегчением и поменяю взгляды. Но пока эти факты — а это факты! [выделено в оригинале. — М. К.] — имеют место, никакими словами меня не переубедить».

«Ожидаю от тех, кто работает со мной в МИД — продолжал Ванситтарт, — такого же реалистичного подхода, как у меня»[816]. Майский подхватыватил эту тему в своем письме в Москву: он отметил что в устах Ванситтарта «слово “реалист” является синонимом человека, который сознает всю серьезность германской опасности»[817]. В своих мемуарах Майский обращает внимание на то, что по вопросу англо-советских отношений в Великобритании существовало два политических лагеря: тот, что руководствовался мотивом «классовой ненависти», возобладал над тем, который руководствовался «государственными интересами»[818]. Иден видел это несколько по-другому: он помнил, что кабинет без энтузиазма воспринимал англо-советские отношения, а некоторые его члены считали коммунистов чуть ли не антихристами. Теперь же, когда нацистская угроза толкала других членов кабинета «отужинать с дьяволом… они вдруг усомнились, накормит ли он их досыта»[819]. В действительности на ужине с «большевистским дьяволом» для многих членов британской элиты ложка всегда была мала.

Визиту Идена в Москву предшествовала остановка в Берлине, где он вместе с Саймоном встретился с Гитлером и другими германскими руководителями. Эта встреча, как и предсказывал Ванситтарт, не принесла ощутимых результатов. Саймон вернулся в Лондон, а Иден в сопровождении Майского отправился в Москву.

Прибытие британского лорда-хранителя печати Э. Идена в Москву (справа от него лорд Чилстон, слева М. М. Литвинов). 28 марта 1935 года. АВПРФ (Москва)

Московские встречи прошли идеально. Литвинов даже слишком расщедрился, великодушно пригласив лорда-хранителя на официальный банкет. «Поднимаю бокал, — согласно английской версии описания встречи, провозгласил Литвинов, — за здоровье Его Величества короля Великобритании, за процветание и благополучие британского народа и за Ваше здоровье!» Необычно: большевик пьет за здоровье короля Англии[820]. За обедом, который состоялся на даче у Литвинова, на столе были выложены пачки масла с напечатанным на упаковке знаменитым литвиновским девизом: «Мир неделим». Очевидно, никто не желал испортить надпись со словами Литвинова, поэтому подносы с маслом остались нетронутыми[821]. Большинство дискуссий за столом вели Иден и Литвинов, но 28–29 марта на одной из встреч к гостям присоединились Сталин и Молотов. Эти дискуссии во многом представляли собой возрождение диалога между СССР и Западом, который почти сошел на нет с приходом Гитлера к власти. Иден рассказал о встречах Саймона в Берлине, но главной темой стала нацистская угроза миру. Иден сообщил, что британские министры отправились в Берлин с целью прояснить возможность участия Германии в системе европейской безопасности. Если Германия не участвует (а именно такой вариант представлялся наиболее вероятным), то предстояло хорошенько подумать, как быть дальше.

Литвинов говорил, что у СССР нет ни тени сомнения в агрессивных намерениях Германии. Германская внешняя политика основана на двух основных идеях — реванша и доминирования в Европе. Для воплощения своих планов Гитлеру нужно было посеять раздор между СССР и Англией, и он, по мнению Литвинова, полагал, что весь мир настолько ненавидит СССР, что простит Германии любую авантюру. Пока рано было говорить о том, куда именно Гитлер нанесет удар в первую очередь, но удар несомненно будет нанесен. Литвинов полагал, что Германия не забыла уроков истории, из которых следует, что попытки завоевать Россию оборачивались для завоевателя значительными потерями и невозможностью удержать территорию.