На этот раз я проявила чуть большую изобретательность — всё-таки попала в уцелевшую аптеку и разжилась сердечными каплями. Хотела взять корвалол, но его как оказалось ещё не выпускали. Бедняга аптекарь смотрел на меня затравленным взглядом, явно ожидая, что недовольный фриц его расстреляет за отсутствие нужного лекарства. Пришлось объяснять, что мне нужно лекарство в состав которого входит валериана. Эх, как бы мне пригодился сейчас Гугл. Постоянно насиловать память, выуживая примерные познания с какого года существуют привычные для меня вещи уже порядком достало.

Я прокралась к верёвке, где постоянно сушилась наша одежда и щедро полила пахучей дрянью форму своего заклятого врага. Преспокойно улеглась спать, рассчитывая, что остальное довершат местные коты. Утром ещё до завтрака услышала разъярённые вопли Шнайдера. Котейки не подвели — стащили куртку и штаны с верёвки и изгадили их от души. До меня донёсся стойкий непередаваемый аромат кошачьей мочи. Парни беззлобно посмеивались и успокаивали пострадавшего от диверсии друга, мол постираешь ещё раз, делов-то. Перехватив мой взгляд Шнайдер подозрительно прищурился:

— Это всё ты, я знаю!

— Совсем рехнулся? Как по-твоему я мог уговорить котов обссать твою форму? — я позволила себе наглую усмешку и едва заметно кивнула.

Конечно же он всё понял и рванулся ко мне:

— Я не собираюсь терпеть твои выходки, слышишь?

— Прекрати ко мне цепляться, — тихо ответила, глядя в разбешенные глаза. — Иначе продолжать можно до бесконечности.

— Шнайдер, ты что, действительно сдурел? При чём здесь Карл? — подпряглись пацаны.

Тот стоял, нависнув над моей тушкой, продолжая взглядом убивать в изощрённых комбинациях.

— Мелкая ты пакость, всё ведь продумал, — процедил он и неожиданно усмехнулся.

— Только смотри как бы я не выловил тебя в Берлине, когда мы вернёмся. Ты ведь не всегда будешь расхаживать под охраной.

— Да пожалуйста, — лучезарно улыбнулась на эту угрозу, прекрасно понимая, что в Берлин я никогда не попаду. — Тебе адрес оставить?

* * *

Стояла неприветливая дождливая русская осень. Мы медленно, но верно продолжали идти на Москву. Не без злорадства я слушала, как немчики жалуются на погоду, хотя конечно мучилась и сама. Непрекращающиеся дожди превращали и так не самые благоустроенные дороги в настоящее месиво из грязи, в которых намертво вязла даже хвалёная немецкая техника. Мы постоянно были вымокшие до нитки, но кого это волновало? Генералам было похрену — главное побыстрее взять Москву. Сегодня небо было на удивление ясным, но насладиться погодой нам явно не светило. Вилли согнал всех к болотистой речушке, за которой по разведданным находился в укрытие полк Красной армии.

— Направо или левее? — уточнял по-русски ботан у мужиков, которых Кребс выцепил из ближайшей деревни.

Ага, так они вам всё и скажут. Хотя конечно всё может быть — теперь не угадаешь, кто останется верным своей стране, а кто переметнётся к врагу.

«Вот-вот, и я о том же», — укоризненно напомнила мне совесть.

— Левее, — покладисто закивал дядька. — По времени идти около десяти часов.

Синеглазка перевёл всё брату. Вильгельм, не отрываясь от карты, уточнил:

— Значит идём туда? Он точно говорит?

Фридхельм ещё раз переспросил, и мужик с самым честным видом закивал. Я с интересом приглядывалась, пытаясь догадаться, лжёт он или как.

— А партизаны? — не сдавался осторожный Вильгельм.

— Нет никаких партизан.

Вот тут я окончательно уверилась, что дело попахивает керосином. Я бы даже сказала разит. Партизаны были везде и постоянно устраивали немцам диверсии: взрывали железные дороги, склады с оружием, портили линии связи, а порой вылавливали отставшую от части машину и показательно оставляли трупы повешенных врагов у дороги.

— Я ему не верю, — подозрительно прищурился Шнайдер.

Не ты один такой умный, блондинчик, но тут от нас мало что зависит. Вильгельм ещё раз окинул всех напряжённым сосредоточенным взглядом и отдал приказ:

— Все за мной!

Идти по болотистой местности по щиколотку в мутноватой жиже то ещё удовольствие. К тому же из-за деревьев и камышей было ни хренасеньки не видно, и если дед брехал, и где-то поблизости притаились партизаны, то мы сейчас для них лёгкая мишень. Я как всегда затесалась посерёдке отряда, держась поближе к Касперу и Коху. Уж у них то реакция получше моей, если что всегда прикроют. Озираясь по сторонам и боясь услышать характерный сухой щелчок, под ноги я конечно же не смотрела. И как оказалось очень зря. Я не сразу поняла что происходит — увидела, как подозрительно вскинул винтовку Фридхельм и как застыл идущий рядом с ним Мориц. Напряжённую тишину разорвал вопль Вильгельма:

— Мины! Всем назад! Слышите, отходим назад!

Я в панике медленно отступала, не сводя глаз с них двоих. Лица Морица я не видела, у синеглазки как всегда шокированно-пришибленный видон. А ещё я видела, как побледнел Вильгельм, понимая насколько близко к мине находится брат.

— Фридхельм, только не дёргайся, очень медленно иди ко мне, слышишь?

Ботан осторожно двинулся к нам и я чуть не заорала, когда его за руку перехватил Мориц. Наверное что-то просит передать своей семье. От этого прощания стало жутко. На его месте мог сейчас стоять любой из нас.

— Быстрее, отходим! — Вилли, убедившись, что брат в безопасности, бесцеремонно подхватил меня за локоть, отводя дальше.

Я отвернулась, заранее предполагая, что увижу кровавое месиво, и сжалась в комок, когда прогремел взрыв. В отряде царили раздрай и смятение. Фридхельм смотрел, как умел он один — с болезненным отрицанием паршивой действительности. Парни устроили перекур, мрачно переговариваясь:

— Проклятые русские наверняка нашпиговали минами всё вокруг.

— Поскорее бы выбраться отсюда.

Вилли и Кребс тем временем обмозговывали как быть дальше. Мины минами, а боевое задание должно быть выполнено. Я подалась чуть ближе, надеясь подслушать, как они собираются выводить нас из этой задницы.

— Надо вызывать сапёров, — Винтер нервно расхаживал взад-вперёд.

— Это займёт много времени, и мы здесь застрянем. Парни вымотаны и мы совершенно не готовы к русской зиме, — возразил ему Кребс.

— А без сапёров мы потеряем треть наших парней!

Синеглазка курил, тоже слушая эти переговоры, и внезапно сказал:

— Можно никого не ждать, — кивнул на притихших мужиков. — Они же явно знают не одну дорогу, так пусть показывают.

— А если заупрямятся, то пусть лучше их разнесёт на куски, чем нас, — одобрительно добавил Шнайдер.

— Неплохая идея, Винтер.

Кребс похоже решил, что рано поставил крест на ботане, а я видела, как он всё больше меняется. С одной стороны это и неплохо — вон соображалка заработала, да и сдачи если что дать сможет. Но ведь он играет за другую команду и значит поддерживать его рвение и находчивость я не смогу. Я смотрела в застывшие какой-то равнодушной пеленой глаза и пыталась понять, что сейчас происходит у него в головушке. Чувствует злость за погибших товарищей и хочет отомстить? Понимает, что систему сломать не удастся и тупо смирился? А ведь я могла помочь сохранить в нём всё то, что меня поначалу бесило — мягкость, справедливость. Хайе и Шнайдер тем временем вытолкнули вперёд перепуганных мужиков, а Фридхельм бесстрастно им перевёл:

— Если знаете другую дорогу, то показывайте. А нет — идите вперёд, — мужики тоскливо смотрели на заминированное болотце. — Если будете упираться, мы вас расстреляем.

Зато смотрю старшему Винтеру не по душе вся эта затея. Вон как недовольно смотрит, глядя, как Кребс выстраивает нас:

— За мной, идём по одному!

Я вяло плелась в самом конце отряда. Здесь правда нет другой дороги? Неужели наши настолько несгибаемые, что предпочитают умереть? Они ведь сейчас все погибнут и какой в этом смысл? Немцы всё равно доберутся куда им надо. Каждый раз, как кто-то подрывался на мине, я крепко зажмуривала глаза. Сохранять по возможности здоровую психику — это всё, чем я могу сейчас себе помочь. Как показывала практика, от решений, принятых на одних эмоциях, потом слишком много последствий. Нам пришлось прерваться когда совсем стемнело. Мало что могло остановить упёртых немцев и уж точно не сумерки, но идти впотьмах по болоту, спотыкаясь о мины, — это конечно был бы верх идиотизма. Уцелевших мужиков согнали до кучи и накрепко связали.