— Что? — возмущённо прошипела я, когда Вилли сообщил мне очередную «чудесную» новость. — Почему ты отправляешь меня с этими… — я едва не ляпнула «упырями».
— Эрин, тебе нечего делать на передовой, так что это временно, — ровно ответил он, сделав вид, что не заметил моей оговорки.
— Почему тогда не в госпиталь? Там бы я принесла больше пользы.
— Генерал посчитал, что так будет лучше, ты же всё-таки переводчица, а не медсестра.
Генерал, видите ли, посчитал. А ты куда смотрел? Как же меня достала эта блядская армия, где всё решают за тебя! Куда можно написать заявление «прошу уволить меня по собственному желанию»? А если серьёзно, самое время поговорить с Фридхельмом о наших грандиозных планах. Даже если отбросить вероятность, что мы здесь в любой момент можем погибнуть, мне теперь постоянно грозит опасность разоблачения. Слишком часто возникали эти «мелкие» недоразумения. Достаточно какой-нибудь проныре вроде Ирмы действительно отправить запрос по поводу моей личности или пустить Штейнбреннера по следу — и мне конец.
Настрой у парней был, скажем так, не боевой. Думаю, после Сталинграда все поняли, что русские не так уж безобидны, но опять же, деваться особо некуда. Перспектива проигрыша, конечно, мотивировала неслабо, но безумно-фанатичный огонёк в глазах уже давно погас, разве что малолетки-новобранцы с энтузиазмом ждали предстоящую битву.
— Эти идиоты думают, что прибыли сюда, чтобы помахать винтовкой и вернуться обратно героями, — презрительно протянул Шнайдер.
Вспомнив Каспера, Крейцера, Вербински у меня заныло сердце. Мы действительно были семьёй, а эти в сущности ещё дети… Они тоже скорее всего погибнут. Возможно, даже совсем скоро. Ведомые чужими, ложными идеалами, обманутые своим правительством и обречённые на проклятия в своём посмертии.
— Может, они и идиоты, но мы не можем проиграть ещё и сейчас, — ответил Бартель.
— Вспомни Сталинград, — Шнайдер заметил Фридхельма и сердито добавил: — Так-то я конечно готов надрать русским иванам задницы.
— Хотя бы могли перед этим ненадолго отпустить нас в отпуск, — привычно заныл Бартель. — Я хотел бы увидеться со своей девушкой.
— У тебя же нет девушки, — улыбнулся Фридхельм.
— А как она появится, если я безвылазно здесь торчу?
— А правда, что фройляйн Дель Торрес будет для нас петь? — спросил один из мальчишек.
Если не врут красочные афиши, то правда. Хотя честно говоря, я была удивлена, что гламурная Грета рискнёт явиться практически на фронт. Но видимо это часть культурной пропаганды, чтобы поддержать дух солдат. Как ни крути, она сейчас одна из самых популярных певиц.
— Слушай, Рени, ты же её вроде бы знаешь.
Ну, начинается. Я мысленно завела глаза. Вы, ребятки, не в её «весовой категории».
— Можешь попросить подписать её фотографию?
— Посмотрим.
Я подошла к Фридхельму, который задумчиво смотрел, как ветер колышет пшеницу на поле. Так странно — третий год идёт война, а они умудрились засеять поля. Н-да уж, советский народ есть за что уважать. Даже в такие тяжёлые времена они умудрялись вести хозяйства, не останавливать производства на заводах и уверенно идти к победе.
— Ты думал, что будет, если мы проиграем эту битву? — осторожно спросила я.
— Рени… — вздохнул Фридхельм.
— Нет, дай мне сказать. Ты же знаешь паникёрство тут ни при чём, просто… вспомни Сталинград. Что, если и здесь всё пойдёт не так, как мы планируем?
Фридхельм молча вытащил пачку сигарет и протянул мне.
— Если всё закончится плохо — русские возьмут реванш. Я не военный стратег, но прекрасно понимаю, насколько важна эта битва. А если мы победим — всё, что происходит, только усугубится. Мне с моим происхождением не будет места в этом новом мире арийцев, ты же должен это понимать. Достаточно Штейнбреннеру узнать, что я лгала ему — и за мной явится гестапо.
— Я не позволю этому случиться, — Фридхельм серьёзно посмотрел мне в глаза. — Как только здесь всё решится, я попрошу для нас отпуск. И мы попробуем скрыться в Швейцарии. Я сделаю всё, чтобы тебя защитить. Ты мне веришь?
Звучит торжественно и высокопарно, но почему-то верю. Хочу верить. А что ещё мне остаётся делать? Только искать спасения в любви.
* * *
Никогда не понимала выходок из американских фильмов в духе: затаиться в комнате, поджидая человека, чтобы встретить его дурацким «Сюрприиз!» Вот и Грета, по-моему, не очень оценила сборище в её гримёрке.
— Эй, парень, думаешь это смешно? — интересно, как она догадалась, что здесь кто-то есть? — Выходи, пока я не позвала помощь…
— Не подпишите открытку? — улыбнулся Фридхельм, выходя из-за ширмы.
Грета к тому времени уже включила свет и, убедившись, что это не спятивший поклонник, облегчённо рассмеялась.
— Фридхельм! Дурачок, ты же напугал меня до полусмерти.
— Я сразу сказала, что это плохая идея.
— О, так вы все здесь, — обрадовалась Грета и тут же спросила: — Как вам моё сегодняшнее выступление?
— Ты была великолепна, — обняла её Чарли. — Сколько же мы не виделись!
— Около года, — уточнил Вилли.
— Надеюсь, мы всё-таки встретим это Рождество вместе, — Грета чмокнула Фридхельма. — Как же я рада вас всех видеть.
— У тебя есть известия о Викторе? Он что-нибудь пишет? — спросила Чарли.
— Нет, но я уверена, что с ним всё в порядке, — беспечно улыбнулась Грета. — Его документами занимался надёжный человек. Боюсь, новая жизнь в Америке совсем затянула его. Нам нужно обязательно выпить за встречу.
Она повернулась к столику, сервированному для роскошного приёма, и взяла бутылку шампанского.
— Боже мой, Рени, я думала, ты всё-таки уехала, — она окинула неодобрительным взглядом мою форму. — Что случилось с платьями, что мы купили тебе?
Грета выглядела настолько оторванной от нашей реальности, что я не стала ничего отвечать.
— Ничего, девочки мы ещё устроим набег на магазины, — она взяла бокал. — Ну, за встречу? Фюрер говорит, мы скоро выиграем эту войну. И тогда мы все сможем поехать в Милан или Париж. Да куда угодно.
Я усмехнулась, наблюдая за реакцией остальных. Меня в общем-то не коробило, что она держится так, словно нет никакой войны. Я тоже, если бы могла, заняла позицию «у меня всё хорошо, чур я в домике». А вот они смотрели на неё так, словно она свалилась с Луны. Ну ещё бы. Война делит жизнь каждого на «до» и «после». И Грета прочно застряла в этом «до», несмотря на то, что Берлин периодически попадал под бомбёжку. А мы четверо были по ту сторону, окунувшись в мир крови, страданий, пропитанные пылью окопов и гарью сожженных сёл, привыкшие держать в руках не бокалы с изысканным вином, а винтовки и окровавленные бинты.
— Я в восторге. Здесь, оказывается, постоянно крутят мои пластинки, — продолжала щебетать Грета. — Пока шла, пришлось подписать десяток открыток.
— Это же была твоя мечта, — чуть иронично улыбнулся Фридхельм. — Стать знаменитой.
— Главное, что мы по-прежнему старые друзья, — Чарли допила шампанское и поставила пустой бокал на столик, украдкой бросив взгляд на Вилли.
— Конечно, — оживилась Грета. — И я бы с удовольствием посидела с вами ещё, но мне нужно бежать. Генерал устраивает в мою честь приём.
Н-да уж, как-то это… Всё-таки они толком не виделись два года. Неужели нельзя было отказаться? Тем более в Берлине явно не приходится жаловаться на недостаток светской жизни.
— Может быть, вы заглянете ко мне завтра? Я буду здесь ещё пару дней.
Завтра… Завтра все расходятся на свои позиции — парни на передовую, Чарли обратно в госпиталь. — Боюсь не получится, — дипломатично ответил Вилли.
— Ну, ничего, — улыбнулась Грета. — Мы ещё соберёмся.
Она накинула меховую горжетку и царственным жестом махнула на столик с вкусняшками.
— Вы можете остаться и вдоволь попировать.
А неплохо немчики заботятся о приглашённых звёздах — бутылки французского вина, дорогие сыры, по-моему, даже фуа-гра. Ну и разумеется, фрукты, какие хочешь.
