— Говорю вам, ничего не будет. Все же понимают, что она пыталась его спасти.
— Даже наш суровый гауптман уважает любовь.
— Нахер такую любовь. Эрин привыкла к полной безнаказанности, вот и творит что хочет. Ремень по ней давно плачет…
Я уже приготовилась эффектно появиться и заткнуть рот этому извращуге, но тут услышала насмешливый голос Катарины.
— И никто не задумывается, как ей удалось сбежать у обер-лейтенанта из-под носа? Все же видели, что он в тот день пошёл к ней.
— Я так понял, обер-лейтенант отпустил её, — вспомнил Кох. — Решил, что образумилась.
— Да? А я вот слышала другое! Ваша ненаглядная Эрин подлила ему в чай морфий, — Катарина замолчала, наслаждаясь произведённым эффектом, и ехидно добавила: — Напомнить, чем карается такой проступок? Но вот увидите, ей всё сойдет с рук из-за особого положения. Девчонка хорошо устроилась! Знает, что командир стерпит всё ради брата. Не понимаю, как гауптман терпит подобный бардак в своей роте.
— Эй, полегче, — осадил её Каспер.
Приятно, но я сама могу разобраться с ней.
— Не понимаешь, так сама у него спроси.
Вот сучка, даже для приличия не смутилась. Смотрит с насмешливым вызовом.
— Заодно узнаешь, как герр гауптман относится к тому, что подчинённые сплетничают об офицерах.
— Как ты? — забеспокоился Кох.
— Пойдёт, — кивнула я, усаживаясь за стол.
— Тебе бы ещё пару дней отлежаться, — засуетился он, насыпая в тарелку горячую кашу. — Вон какая бледная.
— Неудивительно, после таких приключений, — Каспер подсел ближе. — Ну и заставила же ты нас поволноваться.
— Уже могли бы и привыкнуть. Я же «везучая» на приключения.
— Как ты только не побоялась отправиться к этим дикарям, — смотрю, Бартель уже вернулся. — Сильно было страшно?
— Ну-у, по шкале от одного до десяти, тянет на все одиннадцать, — пришлось вкратце рассказать мою эпопею.
— Рени, — в столовую вошёл Кребс. — Обер-лейтенант только что вернулся из госпиталя…
Вот же Вилли сволочь, почему мне не сказал, что поедет? Я уже неделю мучаюсь, не зная, что там с моим мужем. Торопливо выскочила на крыльцо и выхватила взглядом знакомую фигуру. Стоит возле машины, беседует с Файглем. Тот, увидев меня, улыбнулся и кивнул, отпуская. Фридхельм, чуть прихрамывая поднялся на крыльцо. Чёрт, его выписали слишком рано. Такое ранение невозможно залечить за неделю.
— Ты вернулся… — обняла, всё ещё не веря, что он рядом.
— Рени, зайди в дом, — сдержано ответил он. — Ты только переболела.
Зайти в дом? И это всё, что он может сказать после того, что мы пережили? Может, конечно, ему всё ещё хреново после больнички, но уж слишком хорошо мне знаком этот отстранённый, словно застывший взгляд. Вот только понять бы ещё причину. Вряд ли его мучает совесть за убитых красноармейцев. Подозреваю, что никто уже и не считает, сколько людей пришлось застрелить в бесконечных боях. Весь день меня не покидало смутное ощущение новой беды. Вроде бы человек рядом, но такое ощущение, что между нами выросла стена.
— Я так соскучилась.
Я медленно стала расстёгивать его рубашку. Потянулась поцеловать. Ответил, но сдержанно, явно не планируя продолжения, и мягко отодвинул мои руки.
— После тряски в машине голова опять разболелась. Давай спать.
Ладно, как скажешь. Но уж обнять то тебе меня ничего не мешает, так ведь? Он вздохнул и привычно притиснул меня ближе. Может, я действительно загоняюсь и всё нормально. Уже задремав, я почувствовала, как он осторожно отстранился, поправляя одеяло. Кровать предательски скрипнула. Ну и куда он собрался среди ночи? Я напряжённо прислушалась к тихим шагам. Фридхельм открыл форточку, и я поёжилась от порыва холодного воздуха. Курит уже вторую сигарету подряд, как и всегда, когда находится в полном раздрае. Что же с тобой происходит?
С каждым днём я убеждалась, что права. С ним что-то не так, и это, скорее всего, связано со мной. Нет, мы разговаривали, и он был безупречно внимателен как и прежде, напоминая мне одеться потеплее, когда иду в штаб, брал на себя большую часть бытовых обязанностей, настаивая, чтобы я больше отдыхала после болезни. Засыпали мы по-прежнему в обнимку, но это всё не то. Той близости, когда мы понимали друг друга с полувзгляда, больше нет. Он словно закрылся от меня.
Вдобавок ко всему, как выяснилось, фрау Соколиный глаз продолжает пиарить по-черному. И ладно бы только меня…
— Это всё, что вы умеете? С такими навыками долго не продержитесь, сдохните в первом же бою. Конечно, новобранцы порой попадаются совсем зелёные, но могла бы и промолчать. Стреляют себе пацаны по пустым бутылкам. Иди куда шла и не трогай.
— Вы должны быть готовы сражаться насмерть и стараться уничтожить как можно больше русских. Не палите бездумно, не целясь. Всегда нужно иметь хотя бы один патрон про запас.
— А зачем?
— Чтобы не попадаться в плен, — отрезала Катарина.
Вот же сучка, чему она учит этих мальчишек?
— Отойдём? — я бесцеремонно схватила её за рукав бушлата. — Ты зачем засираешь им мозги?
— Они ещё спасибо мне потом скажут, — невозмутимо ответила она.
— За что? За совет выпилиться при первом шухере? Они не снайперы и не обязаны любой ценой избегать плена.
— Ну да, я и забыла, — насмешливо протянула она. — Ты же, если что, пойдёшь и договоришься с русскими, чтобы вытащить их.
Вот оно значит как. Я прищурилась.
— Ты не слишком много на себя берёшь? Инструктаж солдат — это обязанность командира.
— Да ваш командир только и занят тем, что нянчится то с тобой, то с твоим мужем, — фыркнула Катарина.
— Думаешь, ты была бы лучше? — меня всегда коробили шовинистические утверждения, мол, куда ты, дура, лезешь на территорию крутых мужиков, но уж больно хотелось поставить на место эту стерву. — Вот только выше рядового тебе не прыгнуть, так что уймись.
Её глаза вспыхнули от злости. Видать, задело.
— Надо же, как ты завелась. Защищаешь обер-лейтенанта, хотя все слышали, как вы ругались тогда. Впрочем, как там говорится, от ненависти до…
— Заткнись, дура, — прошипела я.
Дура или нет, но направление её мыслей мне однозначно не нравится.
— А что такое? — промурлыкала она. — Правда не нравится?
— Какая правда? То, что ты под него копаешь и мелешь всякую херню?
— Херню? А чего тогда он побежал к тебе в тот вечер вместо того, чтобы проводить подготовку к бою?
Нет, я сейчас точно втащу этой сучке! Словно разгадав мои мысли, она шагнула чуть ближе и проворковала.
— Ну давай. Только бей так, чтобы следы остались.
— Эрин, тебя с утра разыскивает герр гауптман, — прервал мои кровожадные фантазии Вилли. Катарина выразительно подняла брови, и я снова подавила порыв ткнуть её мордой в ближайший сугроб.
— Иду, — буркнула я.
Нет, так по-тупому я не подставлюсь. Мало того, что она будет выглядеть как жертва малолетней истерички, так ещё и будет трудновато объяснить причину драки. Ну и разумеется, она окончательно утвердится в своих подозрениях. Да пусть болтает что хочет! Ей никто не поверит.
— Эрин, вы бы не могли разобрать вещи погибших для отправки родным?
Ну, Файгль, ну, удружил. Это было одним их моих нелюбимых поручений. Вроде не страдаю излишней сентиментальностью, но как можно остаться равнодушной, когда перебираешь чужие письма и фотографии?
У Ланса, оказывается, было двое детей, у Минса тяжелобольная мать. Я открыла ранец Крейцера и стала аккуратно перекладывать вещи в коробку. Странно, нет ни одного письма. Я почувствовала, как защипало глаза. На дне ранца лежал учебник по физике… Ни в какой институт он уже не поступит. Возможно, у него даже нет близких, кто будет оплакивать эту бессмысленную гибель. Я заметила в страницах белеющий уголок бумажки.
— Что это? — тихо спросил Фридхельм.
Я даже не слышала, когда он зашёл. Это была не бумажка, а фотография, с которой чуть насмешливо улыбалась молодая женщина. Я заметила, что фотка была разорвана пополам, а затем склеена вновь.
