— Они казались мне такими красивыми.
Я едва не заржала, представив мелкого Фридхельма с сосулькой вместо чупа-чупса. Вилли тоже наверное в своё время ими обожрался, до сих пор вон замороженный.
— Вильгельм, пообещай мне, что если… — он глухо закашлялся. — Ты позаботишься о Эрин. Сделай всё, чтобы её перевели в тыл.
Я с трудом заставила себя лежать спокойно. Не стоит сейчас влезать в их душевный разговор. Можно сколько угодно обещать Фридхельму, что всё будет хорошо, но все всё понимали. Если Кребс не вернётся с лекарствами…
Краем уха я услышала, как хлопнула дверь.
— Герр лейтенант, разрешите доложить.
С меня мигом слетел весь сон. Я торопливо вскочила. Так и есть. Наш герой-фельдфебель уже докладывает Вильгельму обстановку. Я сжала пальцы Фридхельма, улыбаясь, как ненормальная:
— Отменяй своё завещание. Теперь всё будет хорошо.
* * *
Кребс притащил всё, что нужно, и кажется лекарства начинали действовать. Через пару дней уже можно было с уверенностью сказать, что Фридхельму заметно полегчало. Я впервые за последние дни проснулась в более-менее сносном настроении. Та-а-ак, парни, смотрю, уже подтягиваются на завтрак.
— Чего это ты хромаешь? — окликнул Шнайдера Кох.
— Не твоё дело, — пробурчал тот. — Неудачно упал пару дней назад.
А чего ж ты тогда так рожу кривишь, если это обычный ушиб? Присмотревшись, я заметила на его штанине засохшие пятна крови.
— А по-моему, ты скрываешь ранение.
Вот триста лет бы оно мне надо связываться с этим козлом, но во-первых, интересно, зачем он это скрыл, а во-вторых… Всё-таки как ни крути тогда на болоте он вытащил меня.
— Это так? — тут же переспросил Вилли. — Отвечайте, Шнайдер.
— Меня слегка зацепило, — нехотя ответил он.
— Почему скрыли? Эрин проходила обучение в госпитале и прекрасно справляется с перевязками.
— Я сам перевязал рану. Она ведь не врач, так что какая разница?
— Он просто боится Эрин, — слил его Каспер.
А чего меня бояться? Ведите себя по-человечески и будет вам счастье.
— Посмотри, что там с его раной, — кивнул мне Вилли. — И запомните, если ещё кто-то посмеет скрыть ранение, я буду расценивать это как саботаж.
Ну уж нет, пока я не позавтракаю, ничего смотреть не буду. Что-то мне подсказывает, что там ничего хорошего, ведь после последнего боя прошло уже столько дней. Попивая кофеек, я не без злорадства наблюдала за Шнайдером, слегка подрастерявшего выбешивающую самоуверенность. На лицо так и просилась соответствующая усмешка. Он искоса наблюдал, как я, не торопясь достаю аптечку, бросаю в котелок инструменты, протираю руки спиртом. Этот идиот думает, что я отыграюсь за его выходки?
— Ну что, мачо, снимай штаны.
— Вот уж не думал, что когда-нибудь услышу это от тебя, — криво улыбнулся он.
— Считай первый и последний раз, — так ну что там у нас? — Что ж ты за кретин такой? — досиделся — воспалённая рана, нога выше колена вся покраснела и опухла. — Гангрену заработать хочешь?
— Ну у остальных же вон всё зажило, — пробормотал он. — Я тоже промыл шнапсом и перевязал.
— Пулю тоже сам вытащил?
Рана-то не сквозная. Блин, я с ними скоро хирургом стану. Хотя нет, кишки сшивать ни за что не смогу. Ну поехали. Я залила рану перекисью, подхватила пинцет, и тут этот идиот шустро дёрнулся в сторону, как кот, к которому подкрались с щёткой-чесалкой.
— Твою мать, не дергайся! — не собираюсь я за ним гоняться.
Шнайдер одарил меня взглядом, красноречиво говорящим, куда он мне этот пинцет хочет засунуть.
— Ты мужик или как? Тебе яйца для чего приделаны? Трясти ими направо и налево? Уговаривать не буду, можешь валить.
— Можешь проверить, для чего мне яйца, — пробормотал Шнайдер.
— Как-то не тянет.
Я понимала, что все переносят боль по-разному, и если ему требуется привычно молоть языком что ни попадя, то на здоровье. Лишь бы сидел спокойно. Второй раз извлечь пулю получилось быстрее, но загноившуюся рану придётся чистить.
— Надо же, у тебя лёгкая рука, почти и не больно, — недоверчиво хмыкнул Шнайдер.
— Мы, ведьмы, такие, — подожди, сейчас ты не так заговоришь.
Хотя я не старалась причинить ему лишнюю боль, Шнайдер чуть не взвыл, когда пропитанная спиртом вата коснулась воспалённой плоти.
— Зараза!
— Ты сам виноват, что запустил рану! — рявкнула я в ответ. — В госпитале бы с тобой вообще не стали бы возиться. Оттяпали бы ногу по самое бедро и до свидания.
Вроде всё, осталось засыпать рану стрептоцидом и забинтовать.
— Свободен.
Горячей благодарности я не ждала, но Шнайдер меня удивил. Через пару дней во время перевязки скупо брякнул:
— Похоже, всё заживает.
— Главное в следующий раз не будь идиотом и не занимайся самолечением.
— Постараюсь, — с перевязкой я закончила, однако он не спешил уходить. — Спасибо, что помогла мне, — ну надо же как мы заговорили, хотя рано я радуюсь, похоже, это не всё. — Но это не значит, что я буду вместе с этими идиотами носиться с тобой, как с наследной принцессой.
— Я просто вернула старый должок, — не надо со мной носиться, главное руки больше не распускай. — И, да, если что, я не забыла Ершово.
— Ну, извини, — нагло усмехнулся он. — В следующий раз буду нежнее.
— Чего? — взвилась я и, покосившись на Фридхельма, сбавила тон.
Где бы разжиться скотчем, чтоб заткнуть чересчур болтливых козлов?
— Не будет никакого следующего раза.
— Я подожду, пока вы с Винтером расстанетесь, — ты посмотри на него, слегка оклемался и опять за своё. — Как знать, может ты передумаешь, ледышка.
— До китайской пасхи будешь ждать, — мысленно я пожелала Шнайдеру трахнуть самого себя.
— Почему китайской? — недоумённо переспросил он.
— Да потому что у китайцев её попросту нет, — злорадно пояснила я.
* * *
Меня разбудили уже привычные звуки утренней суеты. Обнаружила спящего рядом Фридхельма и в который раз поразилась, как он умудряется при такой тесноте не придавить и не толкнуть меня. За время его болезни уже как-то вошло в привычку забить на правила приличия и засыпать, кое-как устроившись на неудобной койке, в обнимку. Я провела рукой по его лбу, убирая отросшие волосы и по привычке проверяя, нет ли у него жара. Похоже, болезнь отступила. Сжимавшие меня тиски страха понемногу отпускали. Фридхельм стал важной частью моей жизни, меня самой и без него будет пусто, холодно и одиноко. Теперь я точно это знала. Он поерзал и уткнулся в мою шею губами, просыпаясь. Привычно солнечно улыбнулся и выдохнул с таким облегчением, что стало больно. Снова накрыло чувство вины глыбой размером с Титаник. Хотелось прошептать в целующие меня губы: «Не отпускай меня». Так может пора прекращать изводить себя вопросами, ответы на которые давно известны, и послушать для разнообразия не голос беспощадного разума, а более мудрого сердца?
В нашем бункере снова наступила тишь да благодать. Насколько я поняла, русским пришлось отступиться. Неизвестно правда надолго ли хватит этого затишья, а пока покоцанные, но не сломленные парни потихоньку возвращались к ленивому безделью.
— Эрин, так что там насчёт белых ходоков? Король ночи не победит? — ну надо же вспомнили.
— И кто интересно займёт железный трон? — понятия не имею, ведь финального сезона я так и не увидела.
С удивлением поняла, что думаю об этом без прежней злости на судьбу-злодейку. Рефлексировать всю оставшуюся жизнь, вспоминая и жалея о прошлом, ни к чему хорошему не приведёт. Хотя конечно иной раз хотелось поговорить, не фильтруя всё через строгий цензор. Никогда не забуду их мордахи, когда я немного забылась на рождественской пирушке и лишний раз поняла, насколько трудно привыкнуть к тому, что мы из разных поколений. Я бы наверное не решилась открыться не только из-за угрозы гестапо, а из-за перспективы прослыть чокнутой. Ну кто из них способен всерьёз поверить, что существуют мобильники, благодаря которым можно и поговорить, и увидеть человека в любой момент? Или как вот объяснить что такое интернет?