— Хоркрукс нельзя разобрать на части и почистить, как некий механизм. Нельзя вытряхнуть из него осколок души, — ни волшбой, ни уловками простецов, ни молитвами какому угодно богу. Хоркрукс можно только у-ни-что-жить. Понял, Ансельм, Аппий или кто ты там есть? — Герпий уже не смеялся. Он смотрел на Дамблдора не мигая, и в его выцветших карих глазах колыхалась тысячелетняя пустота. — Но и это ой как непросто. Я всё предусмотрел, Арвид-Александр-Антоний, всё-ё!

Беседка дрогнула, силуэты девушки и Герпия расплылись, превратились в пестрый вихрь, он закружил Северуса, понес в мельтешении звуков и образов и выбросил в полумрак и тишину какой-то комнаты, должно быть, рабочего кабинета или домашней библиотеки. Тут стояли книжные шкафы до потолка, солидно тикали напольные часы в резном футляре и горели свечи в массивном бронзовом шандале. У стола, в удобных высоких креслах сидели двое. Снейп сразу узнал Дамблдора, несмотря на то, что он был одет в старинную магловскую одежду и потому сильно смахивал на Почти Безголового Ника. На лице директора читались гнев и отчаяние. Его визави — облаченный в парчовый халат цветущий мужчина средних лет — смотрел на него с состраданием и что-то говорил. Похоже, то была заключительная часть длинного монолога.

— ...потерпел фиаско. Альбус, поверьте, не осталось способа, который бы я не испробовал. Вплоть до спиритического сеанса, на котором мне явился дух мудрейшего из мудрых — царя Соломона. Я показал ему диадему, я убедил его, насколько важно извлечь содержимое неповрежденным. Он понял, но сказал мне то же, что говорю вам сейчас: это невозможно. Фрагмент эфирной сущности недостойного чародея сделался частью янтаря и серебра. Его невозможно отделить, даже если расплавить камень и металл.

— Николя, а вы объяснили Соломону, что речь идет не столько о диадеме, сколько о живом человеке?!

— Объяснил, разумеется, — в тоне Николя слышалась обида. — Мудрец был немногословен: «Смиритесь». И я вам твержу о том же битый час...

Сцена оказалась короткой. Все вновь смешалось, свет померк, и Северус вернулся в реальность. Дамблдор ждал его за своим столом.

— Что скажете?

— Скажу, что ожидал чего-то подобного: если бы в самом деле существовал простой способ извлечь из хоркрукса осколок души, вы не стали бы рубить то кольцо мечом Гриффиндора. И диадему не потребовалось бы прятать в Выручай-Комнате... — Снейп в раздумье прошелся по кабинету. — О каком «живом человеке» вы говорили Фламелю?

— Скоро вы все поймете, — Дамблдор глубоко вздохнул и заговорил уверенно и четко, словно выступал перед учениками в Главном зале: — Слушайте внимательно, Северус. Настанет время, когда лорд Волдеморт начнёт опасаться за жизнь своей змеи...[2].

* * *

Незаметно наступило утро. Северус, лежа без сна в своей спальне, услышал звук колокола и понял, что придется вставать, тащиться на завтрак и отдать целый день рутине вместо того, чтобы попытаться найти выход из тупика, в который его привел директор. Получилось же с Квиринусом, несмотря на то, что шансов почти не имелось! Надежда вспыхнула и скоро погасла: Волдеморт сам покинул Квиррелла, невероятно облегчив задачу. Снейп понимал, что не имеет ни малейшего представления, как бы он действовал, пожелай Волдеморт остаться в голове друга. А в случае с Поттером все намного сложнее, и, хотя Снейп благодаря сеансу легилименции проник в его сознание, и даже глубже — в тот самый осколок души, но ни на шаг не продвинулся на пути к ответу на вопрос, как поступить с хоркруксом, если хоркрукс — сын любимой женщины. Можешь скрипеть зубами, пока не сотрешь их в порошок, биться лбом о стену, оставляя на ней ошметки мозгов — все бесполезно: ты предал и погубил Лили, а теперь должен предать и погубить ее ребенка.

День тянулся нестерпимо долго. У пятикурсников начались консультации, Снейп был занят по горло. Привычная работа успокоила его, гнев на Дамблдора поутих, но вопросы остались. Предстояла вторая бессонная и мучительная ночь.

— Вы назначили меня своим персональным палачом. Я согласился. В какой-то мере ваша смерть даже доставит мне удовольствие, — Снейп, как и накануне, расхаживал перед директором, сидящим за своим столом. — Но вам, очевидно, этого мало, и вот вы предлагаете мне привести мальчишку прямиком на бойню, то есть сделаться уже не палачом, а мясником!

— А если я вам прикажу? — тихо спросил Дамблдор.

— Я пошлю вас к гриндилоу в задницу!

— Посылайте сколько угодно, но выполните то, о чем я вас прошу. Именно прошу, рассчитывая на то, что ваша истерика скоро кончится и вы снова станете самим собой, — директор поморщился и с видимым усилием убрал почерневшую, неподвижную руку со стола. Снейп заметил этот жест.

— Думаете разжалобить меня?

— И в мыслях не держал. Вы сделаете то, что должны, не из сострадания к умирающему старику, а потому что сами понимаете или скоро поймете — иного выхода нет. И никто другой здесь не справится. Именно у вас безупречная репутация преданного сторонника Темного Лорда, и потому ваш поступок в отношении Гарри будет истолкован всеми, и Волдемортом в том числе, однозначно: верный слуга расстарался для своего господина. Уверен, вы сыграете роль до конца, если я хоть что-то понимаю в людях и в вашем характере. Сыграете из упрямства, из ненависти ко мне, из желания доказать что-то всему миру, как делаете это на протяжении последних двадцати лет. И еще одно... — директор сделал паузу и вдруг торжествующе улыбнулся: — Ведь никто, кроме вас, не будет знать о том, что Гарри — смертоносный заряд для Волдеморта. Не берусь предсказать, что именно произойдет, но Волдеморт наверняка будет ослаблен, вам не составит труда убить и его. Вы сможете сполна насладиться местью, Северус.

Снейп вынужден был признаться самому себе, что такая мысль не приходила ему в голову. Завершить дело Эдгара Мальсибера, покончить с проклятой нежитью, а если повезет, то за компанию отправить в небытие, например, Петтигрю — ради такой перспективы стоит рискнуть. Но Поттер... Вихрастая голова, очки съехали на нос, и глаза, эти глаза, будь они неладны!

— И все-таки я не понимаю, почему вы сами не расскажете все Поттеру. Меня же он не станет слушать, что бы я ни говорил!

— «Не верил я в стойкость юных, не бреющих бороды», — процитировал Дамблдор. — У Гарри сейчас не достанет духа сознательно готовиться к смерти и покорно ждать назначенного часа. Он смел, но смел деятельно, его натура потребует сопротивления...

— Еще бы, — проворчал Снейп. — В шестнадцать лет никому не хочется умирать.

— Не скажу, что и в сто пятнадцать так уж хочется. Но когда все пути отрезаны, кроме самого трудного, остается одно: идти по нему до конца. Ну, или увиливать, как вы.

— Я не увиливаю!

— Ох, Северус, — директор вздохнул, — вас всегда словно двое. Хладнокровный, умный, решительный боец и вздорный малолетний нытик. Декан Северус Снейп и, простите, настоящий Сопливус. Вы держите в подчинении сотню недорослей, но не в состоянии приструнить в себе одного-единственного.

К ужасу своему Снейп почувствовал, что краснеет. Не находя, что возразить, он молча стоял перед Дамблдором, как провинившийся школьник. Потом сообразил сесть в кресло напротив стола. Директор помолчал немного и продолжил:

— Повторяю: Гарри еще не готов. Вы перескажете ему все, что я рассказал вам. Но сделаете это только после моей смерти, и только тогда, когда убедитесь, что Волдеморт как зеницу ока бережет свою змею.

— Погодите, я только теперь понял... змея — тоже хоркрукс?!

— Когда вы не сокрушаетесь о неизбежном, то соображаете на редкость быстро. Не сомневаюсь, вы не упустите шанса расправиться с ней самолично. — Дамблдор наколдовал себе стакан воды и с жадностью выпил. — Теперь вернемся к делам школьным. В ближайшие дни, возможно, даже завтра, я надолго отлучусь. Конечно, охрана замка на это время будет усилена, тем не менее не исключена попытка вторжения Пожирателей.

— Мне надо растрезвонить об этом на ближайшей нашей сходке?