Вербалистика в качестве исходного языка использовала латынь. В «Составителе» имелся обширный словарь, но ничего похожего на «ранить», «бить», «причинить боль» там не обнаружилось. Более или менее подходящим выглядело слово «сектум»(3). Его рекомендовалось использовать в заклинаниях, предназначенных для «разрезания упругих и умеренно твердых предметов, таких как овощи, хлеб или мясо». Вообще эта книга больше чем наполовину состояла из советов по кулинарии и ведению домашнего хозяйства; Северус наткнулся даже на такое слово, как «семпер», которое «уместно в составе заклинаний для быстрого и полного отделения яичного белка от желтка, а также для долговременного сбережения гладких поверхностей от пыли. Также подходит для усиления эффекта консервационных чар».

* * *

Сектум, сектум... слово лежало на языке, пресное и плоское, как клочок бумаги. А если сквозь зубы: с-сектум! И палочкой — наискось снизу вверх. Или сверху вниз? Или вертикально от головы? Северус выговаривал так и этак, махал палочкой, поднимая ветер, и чуть не пропустил тот миг, когда на тушке растопырника, предназначенной для отработки заклинания, появился короткий разрез.

Еще не веря в успех, повторил последнее сочетание интонации и жеста. Рядом с первой раной открылась вторая. Строго говоря, не рана, а царапина, но вот она, сочится кровью, а это значит, у него получилось!

К весне он уже резал мух на лету и за считанные секунды разделывал флоббер-червей. Друзья-слизеринцы отнеслись к этому, как к пустому чудачеству, Лили рассердилась, а собственный декан сделал выговор. «Не думал, что вы настолько ленивы, мистер Снейп. Вы, кажется, изобрели новое заклинание только ради того, чтобы не браться за лабораторный нож».

Северус промолчал. В последнее время его одолевали подозрения, что с «Сектумом» не все ладно. Требовались опыты на чем-то кроме насекомых и мелкой живности. Теренс Эйвери за клятву выполнять для него все самостоятельные работы по зельеварению согласился поучаствовать в эксперименте факультетского товарища. «Дома папаша сечет розгами, так что задница у меня дубленая. Но сначала мне доклад для Слагги напиши».

— Сектум!

Эйвери почесал левой рукой ягодицу, правой поддерживая спущенные штаны.

— Больно? — деловито поинтересовался Снейп.

— Не особо. Папашины розги больнее.

На коже проступила розовая тонкая полоска. Северус подумал, что все дело в том, что перед ним старина Теренс, а не проклятый Поттер или Блэк. Надо заставить себя разозлиться.

— С-с-сектум!

— Ой! Вот теперь больно, но все равно не розги.

Как он ни старался взъяриться, ничего серьезного не выходило. Но когда, спустя месяц, Снейп, задыхаясь от злости и невыносимого унижения, ударил заклинанием Джеймса Поттера — у того на скуле осталась уже настоящая рана, а не пустяковая царапина.

Впрочем, она не помешала ему наколдовать «Левикорпус».

После происшествия на озере Северус сделался живым котлом, в котором бурлили, не находя выхода, досада, боль, ненависть и отчаяние. Он был готов убить, но кого — себя, Поттера, Лили или всех разом, — не смог бы сказать и под Веритасерумом.

Его не радовали ни высокие оценки по экзаменам (Слагхорн намекнул, что там все в порядке), ни предстоящие каникулы. Что ждет его дома? Вечно недовольный отец, хмурая мать и не простившая подруга. Северус подумывал остаться в школе, но тут все сейчас напоминало ему о пережитом позоре.

В один из последних дней перед отъездом он вышел из слизеринских подземелий, чтобы отнести в библиотеку учебники, в том числе и книги по вербалистике. Замок был уже по-летнему малолюден, и к радости Северуса, ему по пути не попался никто из школьников. Поэтому он чуть не вздрогнул, когда за спиной негромко, но отчетливо спросили:

— Нюнчик, подштанники постирал?

Голос Северус узнал сразу. Преданный обожатель Поттера, Питер Петтигрю. Кипящий котел в душе как-то разом остыл, сделался ледяным колючим комом и мешал дышать.

— А Джим в Хогсмид пошел. С твоей Лили, между прочим.

Хвост говорил что-то еще, но в ушах оглушительно зашумела кровь. Учебники полетели на пол. Ледяной ком взорвался. Северус впервые испытал вдохновение ненависти: все звуки смолкли, пространство сузилось до пределов чужого ухмыляющегося рта, мозг заработал как никогда быстро и четко, интуиция взяла с места в карьер и, захватив власть над телом и сознанием, вытолкнула из пересохшего горла два слова единым воплем:

— Сектумсемпра!

Рука успела за языком, хлестнув воздух концом волшебной палочки.

В лицо Северусу брызнуло что-то теплое. Он машинально облизнул губы, почувствовал соль и металлический привкус.

Питер, странно скривившись, принялся шарить у себя на груди. На его мантии проступили темные пятна, с них закапало на пол красное. Капли превратились в тонкий ручеек. Питер вытаращил глаза, ставшие вдруг круглыми и бессмысленными, и сел на пол. Потом лег на бок, поджав колени. Под животом потихоньку натекала алая лужа.

— Ты... чего? — прохрипел Снейп, наклоняясь к лежащему. Питер дрожал, его круглая коротко стриженая голова мелко дергалась на полу. С губ вместо ответа потекла розоватая слюна.

Северус перевернул его на спину. Мантия промокла от плеч до бедер, кровь толчками выплескивалась из длинного узкого разреза, шедшего наискось через грудь и живот.

Ненависть схлынула так же внезапно, как и накатила, оставив страх и растерянность. Надо остановить кровь, перевязать рану... Северус попытался расстегнуть пуговицы на мантии, но ткань набухла, скользкие кругляши не лезли в петли, дрожащие, липкие от крови пальцы не слушались.

— Помоги... — простонал Питер.

— Эй, кто-нибудь! — крикнул Северус, но только эхо насмешливо пронеслось по пустому коридору. Из стены выглянула Плакса Миртл:

— Чего кричишь? Ой, ты убил его?!

— Зови мадам Помфри! Быстро!

Охая и причитая, привидение улетело в Больничное крыло. Коченея от предчувствия непоправимого, Северус содрал с себя мантию, скомкал и прижал к ране. "Убийца, я убийца", — металась в голове одна и та же мысль.

Вечность спустя прибежала Помфри. Оттолкнув его, склонилась над раной, повела над ней палочкой и что-то проговорила нараспев. Потом наколдовала носилки, переместила на них Петтигрю и, левитируя их в сторону лазарета, бросила на ходу:

— Он будет жить. Прибери тут, почистись и приходи ко мне. Есть о чем поговорить.

— За что ты его так? — вернувшуюся Миртл одолевало любопытство. — Из-за девочки, да? Ну скажи, из-за девочки?

Северус ее не слышал. Он смотрел на свои ладони, испачканные кровью другого человека. Вот этот человек насмехается над тобою, а вот уже валяется в красной луже. Сектумсемпра. Два слова из лексикона волшебниц-домохозяек, объединившись, превратились в смертельное оружие. Ты добился своего, Принц-полукровка. Ура науке вербалистике!

Желудок свело судорогой, и Северуса вырвало на свежеочищенный «Эванеско» пол.

* * *

— Знатно ты его располосовал, — Помфри энергично помешала в стакане с мутноватой жидкостью. — На, выпей, а то зеленый, как лягушка.

Зелье, вкус которого был незнаком Северусу, подействовало быстро и мягко. Он успокоился, желудок прекратил бунтовать, и больше не дрожали руки, на которых время от времени мерещились багровые разводы. Заметив, что ему полегчало, колдомедик продолжила расспросы. Не перебивая, выслушала длинный и сбивчивый рассказ о составлении нового заклинания.

— То есть как пустить другому кровь, ты знаешь. А как ее остановить? — Северус растерянно заморгал, а Помфри продолжала, и было видно, что она сердится: — Твое счастье, что Миртл меня застала. А случись такое где-нибудь в Хогсмиде, так Петтигрю — в могилу, а ты, дурень хвастливый,— в тюрьму. Потому что с ранами от таких заклинаний и в Мунго не всякий справится.

Она прервалась, чтобы намешать себе такого же зелья. Залпом выпила и продолжила: