Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Альбусу Дамблдору посчастливилось учиться у гения. С другим гением дружить долго и горячо, затем победить и унизить. Фламель до сих пор вызывал чувства, близкие к сыновнему почтению, воспоминания о Гриндевальде отзывались притупившейся за годы болью.

Третий гений мог бы стать лучшим учеником Дамблдора. Слушая, как Распределяющая Шляпа отправляет Тома на Слизерин, преподаватель ЗоТИ в первый и последний раз пожалел о том, что занимает свою должность. Будь он деканом... Старина Гораций знает свое дело, но гений — это сплошное исключение из правил, к нему нельзя с общими мерками, успеет ли Слагхорн разобраться в нем, прежде чем станет поздно?

Не успел. И вина Слагхорна ничуть не больше вины его, Дамблдора, потому что не к Слагхорну, а к нему приходил взрослый Реддл просить должности, давая последний шанс не выпустить в мир гения страха — Темного Лорда.

И теперь, чтобы достойно противостоять ему, необходимо понять его до конца, спуститься в бездну, которую породил великий страх.

Первый шаг уже сделал Снейп, заглянув в сознание Поттера, которое непонятным пока образом может контролировать Волдеморт. Альбус, не доверяя словам, попросил у Северуса воспоминания об «уроках окклюменции» и тоже увидел черное пятно, услышал детский плач, женский крик и обрывок Непростительного. Чтобы сложить фрагменты в целое, особые способности не требуются: память младенца запечатлела момент гибели матери, а сознание подростка воспроизвело его. Но откуда взялось пятно и что оно такое?

Лестницы Хогвартса вместо коридора с гобеленом Варнавы Вздрюченного вывели директора к туалету Плаксы Миртл — замок любил испытывать терпение всех обитателей, невзирая на годы и заслуги. Но вежливой просьбе допустить на восьмой этаж внял, и дверь в Выручай-комнату образовалась в стене без промедления.

Альбус остановился, обозревая монбланы всевозможного старья, терявшиеся в глубине этой самой удивительной части Хогвартса. Здесь не было ни окон, ни фонарей; сами вещи сочились бледным светом, похожим на зябкий утренний туман над водой.

Комната молчала и, мнилось, наблюдала за человеком. Он, как и все прочие до него, пришел сюда потому, что оказался в тупике.

Том, создавая хоркруксы, воспроизводил один и тот же ритуал: выбор предмета, убийство жертвы, перемещение части своей души в предмет, становившийся хоркруксом. Так было с дневником, наверняка так же — с диадемой. Вероятно, оставшиеся две реликвии Основателей постигла та же участь. Лишь один случай выбивается из стройной схемы: то, что произошло в доме Поттеров в ночь Хэллоуина. Очевидно, уже тогда от души Тома остался совершенно ничтожный осколок, иначе бы волшебник не развоплотился после убийства Лили. Но где же, где этот безусловно последний хоркрукс?! Может быть, его «собрат», диадема Ровены, подскажет ответ на вопрос, который неотступно преследовал директора.

Футляр с диадемой по-прежнему лежал в мятой жестяной коробке. Следуя чутью опытного чародея, Дамблдор вытащил ее из-под груды пыльного хлама, раскрыв ближайший сундук.

Повинуясь движению волшебной палочки, серебряный обруч плавно поднялся и замер на уровне глаз. Воздух вокруг него тонко зазвенел от сумасшедшей концентрации магической энергии. Альбус глубоко вздохнул и опустил веки: внутреннее зрение требовало предельной сосредоточенности.

Он редко использовал это изматывающее умение, после которого реальность надолго теряла краски и оставалась расплывчатой, точно виделась сквозь мокрое стекло; но не было лучшего способа проникнуть в самое сердце вещи или живого существа. Вот и сейчас все предметы словно уменьшились, поблекли и отодвинулись далеко в стороны — все, кроме диадемы. Она же сделалась прозрачной, невидимые прежде магические токи огненными жгутами обвили серебро, каждая янтарная капля вспыхнула маленьким солнцем, таким ярким, что не сразу удалось разглядеть уродливую черную кляксу в одном из камней.

Дамблдор открыл глаза. Диадема упала в подставленную ладонь, ударила ее неожиданной для столь изящной вещицы тяжестью и ожгла морозным холодом. Но волшебник не заметил ни удара, ни ожога — все заслонило проклятое пятно.

Подавив дрожь в руках, он уложил хоркрукс обратно в футляр и присел на первый попавшийся стул.

Изумительная работа. Дамблдор на своем веку перевидал достаточно артефактов, чтобы с уверенностью утверждать: бывший приютский мальчишка показал мастерство высочайшего уровня. И повторил свой опыт не менее пяти раз, если учитывать и не найденные пока реликвии. То, чего сильнее смерти боится любой нормальный маг — раскол души, — Том не единожды проделывал именно из-за смертного страха! И ему в самом деле не страшна Костлявая, ибо ей нечем поживиться: у Тома нет души, и, следовательно, нет жизни. Альбус грустно покачал головой, оценивая извращенный парадокс.

Можно ли собрать осколки в целое? Гениальный ум, должно быть, предусмотрел и это, но жизненный опыт подсказывал Дамблдору, что бессмертный и всемогущий Волдеморт едва ли пожелает возвращения к смертному бытию Тома Реддла. Хоркруксы бесконечно продлят его существование, пока кому-либо не удастся извлечь осколки души и уничтожить их. Нет, проще уничтожить хоркруксы. Но проще ли? И пятно в ауре Гарри так странно напоминает пятно в диадеме...

Списать его на какую-нибудь ошибку в ритуале? Неправильно произнесенное слово заклинания, неверный жест волшебной палочкой — и вот вам пузырек воздуха во внешне безупречном бриллианте, ничтожный изъян, простительный гениальному мастеру... Нет, перебил сам себя директор, именно ему и не простительный. И тем более не мог гений дважды повторить ошибку. Значит, пятно должно там быть. И в нем, возможно, вся суть хоркрукса.

Члены Отряда Дамблдора разминулись с директором в Выручай-комнате не больше чем на час. Тем же вечером их выдала Амбридж Мариэтта Эджком, и директору пришлось временно покинуть Хогвартс.

Что ж, размышлять о хоркруксах он мог в любом месте.

* * *

Высокий холодный голос не мог похвастать богатством оттенков. Возрожденный Волдеморт вообще оказался неважным оратором, и монотонной манерой говорить напоминал Снейпу Катберта Биннса. А в любви к длинным бессмысленным собраниям Темный Лорд соперничал с госпожой Амбридж, которая, сделавшись директором, развела в Хогвартсе махровую бюрократию.

Этим вечером, повинуясь Метке, Северус вместе с другими Пожирателями прибыл в Малфой-мэнор и теперь стоял — черный плащ среди черных плащей, — слушая, как Волдеморт в очередной раз неторопливо рассуждал о превосходстве чистокровных волшебников. В самой просторной зале малфоевского дома соорудили особое возвышение, водрузили на него роскошное, как трон, кресло, с которого Темный Лорд и вещал, снисходительно поглядывая на выстроившихся полукругом приспешников. У подножия трона свила кольца Нагини. Время от времени она поднимала голову и обводила собравшихся взглядом, исполненным почти человеческого презрения.

— Жрать хочу, сил нет, — шепотом признались позади Северуса. — Как раз ужинать собирался...

— Тихо ты, — одернули его. — По «Круцио» соскучился? Не ровен час, хозяин услышит...

— Я на пустое брюхо плохо соображаю.

— А этого и не требуется. Стой слушай.

"Кому пустое брюхо, а кому гора непроверенных ученических работ и рухнувшие надежды выспаться", — подумал Снейп. Но насчет необязательности мозговых усилий неизвестный советчик прав: месяц за месяцем, от собрания к собранию всем Пожирателям смерти полагалось одно: в молчании внимать речам повелителя да с почтительным полупоклоном отвечать на вопросы — всегда неожиданные и порой очень странные. Так, Волдеморт как-то раз оборвал на полуслове «тронную» речь и потребовал у Руквуда точное число вагонов в Хогвартс-экспрессе. Растерявшийся невыразимец ляпнул наугад какую-то цифру. «Не ври своему господину! — торжествующе осклабился Темный Лорд. — Круцио!» Северус подозревал, что его не интересует ответ, он просто утверждает свою власть и наслаждается чужим унижением и болью.

215
{"b":"904269","o":1}