В юности он стихами утверждал свою неспособность к соблюдению десятой заповеди:

Где рабыня, там и жена. Эту слабость поэт признавал за собой и считал для себя извинительной. Такой же он признавал ее и для своих приятелей, кроме тех случаев, когда речь шла о его собственной жене. Когда юность прошла, изменилась не его моральная философия сама по себе, а его ситуация, его положение в обществе, и лишь в зависимости от этого — его философия. Телесные же слабости и грехи оставались в общем вне его моральных запретов — если грешники не посягали на его интересы.

Вокруг Пушкина в обществе было очень много людей, почти откровенно практиковавших гомосексуальные отношения — канцлер граф Н. П. Румянцев, министр юстиции И. И. Дмитриев, обер-прокурор Святейшего Синода и министр просвещения князь А. Н. Голицын, морской министр князь А. С. Меншиков, начальник Генерального штаба, а затем министр двора князь П. М. Волконский, князья В. П. Мещерский, П. В. Долгоруков и М. А. Дондуков-Корсаков (вице-президент Академии наук), а также министр просвещения и президент Академии наук граф С. С. Уваров, приятель Пушкина — Кишиневский вице-губернатор Ф. Ф. Вигель (у Пушкина есть эпиграммы на них), Л. М. Яшвиль (по Пушкину, «педераст и отъявленный игрок») и др.

С маститым поэтом и министром юстиции И. И. Дмитриевым Пушкин был знаком с детства: как литератор Дмитриев знался с его дядей и отцом.

Зайдя к Сергею Львовичу и увидев маленького Александра, Дмитриев воскликнул: «Ведь это настоящий арапчик!». На что мальчик, взглянув на рябое лицо гостя (он был со следами оспы) тотчас откликнулся: «По крайней мере, отличусь тем, что не буду рябчик!». Под 1811 годом Пушкин записал в набросках автобиографии: «Дядя Василий Львович. — Дмитриев, Дашков, Блудов». Вряд ли мимо любознательного и рано созревшего подростка прошли мимо слухи о необычных склонностях классика литературы. Позже Пушкин поссорился с Дмитриевым, но после нескольких лет прохладных отношений сошелся снова и сотрудничал до конца своих дней.

Другой поэт, за которым известны гомосексуальные склонности и которого Пушкин считал своим учителем, это Батюшков. Он тоже бывал у Пушкиных дома, а позже посещал Пушкина в Лицее. Пушкин воспринял от него многое в стиле поэзии, считал его своим учителем и посвятил ему два стихотворных послания. Когда Батюшков, потрясенный смертью своего возлюбленного, сошел с ума (1822), Пушкин был очень огорчен. В 1830 г. он посетил его в приюте душевнобольных под Москвой.

Начальник Генштаба князь Петр Михайлович Волконский (прототип Андрея Болконского у Льва Толстого) имел «вкусы против натуры», по запискам знакомой Пушкина Россет. В 1816 г. он жаловался царю на лицеиста Пушкина, назойливо вертевшегося вокруг него в театре. Впоследствии, став министром двора, он разрешил Пушкину, писавшему историю Петра I, ознакомиться с хранившейся в Эрмитаже библиотекой Вольтера. Потом они светски общались, Пушкин был у Волконского на балу.

Малорослый А. Н. Голицын, друг детства Александра I, присутствовал как министр народного просвещения на выпускных экзаменах в Лицее. Как обер-прокурор Синода он основал Библейское общество в России и распространял благочестие в университетах. Но в 1823 г. его фаворит В. Н. Бантыш-Каменский, сын известного историка, попался на каких-то гомосексуальных приключениях, был сослан в Вятку, а перед тем назвал начальству других известных ему содомитов. В стихах Пушкина 1824 г. есть эпиграмма на Голицына:

В 1824 году Голицын был уволен со всех должностей. Впрочем, при Николае I Голицын стал канцлером всех российских орденов. Это он рас следовал в конце 20-х происхождение «Гавриилиады» и допрашивал Пушкина. Зная натуру и прошлое Голицына, Пушкин мог бы оценить иронию ситуации, но ему в это время было не до иронии.

После повторных скандалов Бантышу пришлось удалиться на покаяние в Суздальский Ефимиевский монастырь. С отцом сосланного Бантыша Пушкин уважительно переписывался, они обменивались историческими материалами.

Среди выданных Бантышом-младшим был и покровитель его отца — отставной канцлер граф Н. П. Румянцев, руководитель российской внешней политики. При нем в Коллегии иностранных дел и в московском ее архиве завелось много красивых юношей и надолго утвердилась гомосексуальная среда. В отставке Румянцев создал кружок любителей российских древностей. Именно в Коллегии иностранных дел Пушкин устроился на службу сразу по окончании Лицея — через пять лет после отставки Румянцева. С московскими «архивными юношами» Пушкин сдружился по возвращении из ссылки. А с братом Румянцева Сергеем Петровичем, поэтом и дипломатом, Пушкин был знаком по «Арзамасу» и по субботним вечерам у Жуковского.

Как подметил Ротиков (1998: 255), именно в 1823–24 гг. (возможно, в связи с разоблачениями Бантыша?) видные петербургские деятели с гомо сексуальными склонностями — С. П. Румянцев, А. Н. Голицын, М. С. Воронцов, А. С. Меншиков и др. — впали в немилость и покинули столицу. Среди них Ротиков называет и многолетнего пушкинского друга П. Я. Чаадаева, гусарского офицера и политического философа. Всегдашняя отстраненность Чаадаева от женщин общеизвестна, но его гомосексуальность Ротиков устанавливает по ряду косвенных свидетельств впервые и, на мой взгляд, убедительно (1998: 252–260). Об отношениях между Пушкиным и Чаадаевым в 1821 г. говорит запись в дневнике Пушкина: «Получил письмо от Чедаева. — Друг мой, упреки твои жестоки и несправедливы; никогда тебя не забуду. Твоя дружба мне заменила счастье, одного тебя может любить холодная душа моя» (Пушкин 1995: 14). Дружба продолжалась всю жизнь.

При голицынском Синоде служил весьма благочестивый молодой граф Андрей Николаевич Муравьев, брат Муравьева-Вешателя (усмирителя Виленского края) и Муравьева «Карского» (завоевателя Средней Азии). В конце 20-х молодой граф посетил Святую Землю и привез в Петербург из Египта пару сфинксов. В Москве он бывал в салоне графини 3. А. Волконской и водился с «любомудрами», как и Пушкин. Позже участвовал в пушкинском «Современнике». Муравьев был известен своей гомосексуальностью.

С Державиным вместе на известном переводном экзамене в Лицее в 1815 году присутствовал попечитель Петербургского учебного округа С. С. Уваров, чья гомосексуальность была притчей во языцех. Вскоре он стал президентом Академии наук и графом. Знаменитый историк С. М. Соловьев (1907: 453–454) писал об Уварове:

С. С. Уваров, 1840 г. С.-Ф. Диц

«Уваров был человек, бесспорно, с блестящими дарованиями […], но в этом человеке способности сердечные нисколько не соответствовали умственным. Уваров не имел в себе ничего аристократического, напротив, это был слуга, получивший порядочные манеры в доме порядочного барина (Александра 1), но оставшийся в сердце своем слугою; он не щадил никаких средств, чтобы угодить барину (Николаю 1). […] Не было ни одной низости, которой он не был в состоянии сделать».