Коннетабль знал это не понаслышке.
— У этой твари так пузо моталось, я думал, порвется, но он схватил его, — продолжал Ипполит, — поднял над головой и грохнул о землю, а потом наступил ему ногой на спину и сломал спину. Постоял, потоптался на нем, закинул на плечо его и пошел.
— Господину нужен живой, из мертвого он кровь пить не будет, — догадался Волков.
— Да, да… — кивал головой монах, — брат даже не кричал, просто висел на его плече и смотрел испуганно. Я его видел, и он меня видел. Он был жив еще. Мы сестрой боялись выходить из дома, а утром, когда выглянули, трупоед уволок и корову. Вот так мы остались с сестрой вдвоем. Еды у нас было много в доме, и мы просто сидели и ждали, что кто-нибудь из долины приедет из взрослых и заберет нас. Думал брат отца, или дедушка. Но никто не приезжал, а как-то под вечер, не знаю, сколько дней прошло, опять пришел трупоед. Мы его услышали по дыханию, он противно дышит, хлюпает, булькает громко. Еще чавкает все время и втягивает в себя сопли и глотает их, — монах поморщился. — Мы с сестрой стали прятаться, где пряталась сестра, я не знал, думал она на чердак побежит. Сам я прятался в коровнике. А людоед ходил по дому и никого не боялся, гремел посудой, опрокидывал мебель, он проходил над коровником и я слышал, как скрипели половицы. Как он булькает горлом. А вот как он нашел сестру, я не слышал, просто лежал долго в коровнике, а потом вышел и побежал в долину. Бежал долго, почти всю ночь, а под утро увидел костер — это были паломники, они ходили от монастыря к монастырю, и я пошел с ними, а в нашем монастыре меня заприметил брат Ливитус, я с ним и остался.
— А ты еще кому-нибудь эту историю рассказывал?
— Всем. Первым рассказал паломникам, но они не верили, говорили, что сказки, но проверить не захотели, хотя я предлагал им подняться к нам на перевал. Они предлагали молиться побольше, я уже думал, что так мне никто никогда и не поверит, а тут представляете, вы такого же изловили.
— Ты правильно сделал, что нашел меня, — сказал Волков. — Поможешь мне найти хозяина. Как там его называют? — он заглянул в книгу.
— Гул магистр, — напомнил монах, — вурдалак.
— Да, вурдалак. Вот только как его найти, тут не сказано. Сказано, что убить его непросто. Сказано, что для убийства господина нужно серебро «pristine». Как ты его называл?
— Pristine значит «первородное», значит чистое, — напомнил Ипполит.
— Значит, чистое. Я слышал, что самое чистое серебро в имперских марках, — он залез в кошель и достал из него почерневшую и затертую от старости большую, толстую, имперскую марку. — Забирай книгу и пошли, — сказал он монаху, вставая.
— Куда? — спросил монах и тоже встал.
— К кузнецу.
Кузнец поднес наконечник болта к самому носу, разглядывал, потом произнес:
— Доброй закалки шип.
— Надо сделать такой же из серебра, — сказал Волков.
— Из серебра? — не поверил кузнец. Глядел на коннетабля, думал не шутит ли он. — Серебром броню не взять, пустое.
Он попробовал наконечник болта пальцем.
— А мне не для брони, — сказал Волков.
Кузнец внимательно посмотрел на солдата, затем на монаха, ему очень хотелось знать, зачем это новый коннетабль переводит большие деньги непонятно на что. Но если заказчик не говорит, что ж…
— Я могу выковать шип не хуже этого, а поверх него положить серебро. Внутри будет каленый шип, а крылья будут серебряные. Только дело это непростое.
— А почему непростое?
— Серебро на железно нипочем не ляжет само, на наконечнике придется ребра насекать.
— Насекай, пол талера тебе хватит? — спросил солдат и кинул мастеру имперскую марку. — Пол талера получишь, когда сделаешь мне два болта.
— Хватит. Пол талера это щедро. И еще три дня работы.
— А не много — три дня?
— День уйдет только форму под крылья вырезать. Работа тонкая. Так что, три дня в самый раз.
— Ну, хорошо, — сказал Волков.
Солдат и монах вышли из кузницы, и пошли к замку.
— Ну, болты то нам кузнец сделает, а вот где искать гул-мастера? — вслух размышлял солдат.
— В начале, может, нужно найти сервус мортус. Слугу его, второго упыря. А там будет уже ясно, где и сам магистр. А как вы нашли первого?
— Очень просто. Во-первых, он на меня на дороге напал, а, во-вторых, его госпожа Анна из своего замка видела. А дальше собаками выследили.
— А, может, и другой там же живет? Может, поищем там же?
— Давай так и сделаем.
Когда они подходили к замку, увидали сержанта с двумя стражниками и телегу с детьми и голосящей бабой. Рядом с телегой шел староста из Малой Рютте. Волков сразу его узнал и крикнул:
— А ну-ка стой!
Все остановились. Солдат подошел, осмотрел детей и притихшую бабу с опухшим от слез лицом. Староста стоял рядом, понурый и тихий.
— Знаешь, за что тебя взяли? — спросил солдат.
— Так понятно за что, — отвечал староста, не понимая головы. — За то, что вам грубил, не разглядел, значит, вас, а вы вона как взлетели. Знать бы…
— Дурак, — оборвал его солдат. Он действительно помнил конфликт со старостой, но для него это был не конфликт, а староста был не тот человек, который стоил мести. — Тебя, посудник, взяли за то, что ты вор. И за то, что ты подбивал мужиков не разговаривать с аудиторами, чтобы скрыть свое воровство.
— Я? Мужиков? Да я… — начал было староста.
— В подвал, — прервал его солдат. — Всех их.
— Я не подбивал! — заорал староста, но телега покатилась к замку, а стражник толкнул старосту в спину древком копья. Сильно толкнул, староста чуть не упал. А баба на телеге опять заголосила.
Волков поморщился и окликнул сержанта:
— Сержант!
Тот хотел, как положено, слезать с коня, но Волков жестом показал, чтобы не слезал и произнес:
— Завтра двух людей и егеря пошлешь к монастырской дороге. Пусть дойдут до березового острова и там еще раз посмотрят.
— Что, не всех изловили? — поинтересовался сержант.
— Не всех, — сурово ответил Волков.
— Распоряжусь, — произнес сержант и пришпорил коня, догоняя телегу.
Волков внимательно осмотрел монаха с ног до головы и спросил:
— Ты коня седлать умеешь?
— Нет, господин. У нас, в горах, верхом почти не ездят.
— А я умею, но одной рукой это сделать невозможно. Пошли в конюшню, поможешь мне.
Они сходили на конюшню, где под руководством солдата монах оседлал коня. Вышли из замка, Волков верхом, монах шел рядом.
— Съездим в Рютте, посмотрим, как у аудиторов идет дела.
И поехали. Солдат ехал, не особо разбирая дороги, брат Ипполит семенил рядом, перепрыгивал лужи, приподнимая полы хабитата. Волков невольно усмехнулся, Ипполит заметил усмешку и спросил:
— Я неуклюж, да?
— Думаю, что дело в сутане, в ней неудобно, наверное.
— Это не сутана, господин, сутану носят священники, настоятели храмов, братья носят хобитат, или проще хобит. Он очень удобен. Я вот не могу понять, ка все время вы носите доспехи, зимой в кольчуге все время холодно и сыро, и тяжело, а летом жарко. А еще меч, и топору вас за поясом и сапоги тяжелые. А из сапога ручка ножа торчит. Столько железа!
— Ручка ножа, — солдат усмехнулся, — мой стилет никогда так не называли. А к железу привыкаешь. Если носишь его каждый день, зимой под доспех одевают стеганку, в ней не холодно, летом, конечно, ее носить тяжко, упаришься, но если враг рядом то потерпишь. А нет врага, так и на простую рубаху кольчугу носить можно.
— А зачем ее носить, если врага нет рядом? Я вот вас без доспеха почти и не видел, только на перевязке.
— В первых, без доспеха и оружия я чувствую себя голым, а во вторых, тело не должно отвыкать от тяжести. Стоит перестать носить железо, как сразу начнешь жиреть. Я видел такое не раз. Жирный — слабый — не боец.
— Вот как, — понял Ипполит.
Солдату нравился этот молодой монах. Он был умен и незлобив. В свои юные года имел большие познания в медицине, ну насколько Волков мог судить. Да и грамотен он был. Грамотнее его самого. И главное хотел помочь ему. Он был доволен тем, что монах рядом.