А служанка меж тем взяла полотенце и госпожа подала ей ногу. Франческа ее насухо вытерла и вдруг… склонилась к ней и поцеловала. Да она поцеловала ногу госпожи, а госпожа, как ни в чем не бывало, подала ей другую. И действие Франчески ее ничуть не удивило. И втору ногу Франчкска тоже поцеловала. Госпожа Хедвига встала, взяла подсвечник со стола, одним движением освободила волосы от ленты и ушла, и он больше ее не видел. А служанка подошла к окну, солдат едва успел спрятаться прижавшись к стене, и, подняв ставень, закрыла окно. Сразу стало темно. Совсем темно. Даже из-под ставня свет не пробивался.
Волков по выступу, не спеша двинулся обратно по стене. Он был удивлен, не знал, что и думать. Впрочем, он особо и не думал, он просто хотел эту прекрасную женщину и все. А еще он хотел землю, которую ему обещали, и он собирался все это получить. А вот служанка ему была абсолютно не нужна.
Солдат вошел в свои покои. Еган вскочил:
— Да где ж вы были то? — чуть укоризненно спросил он. — Я вас ищу, ищу…
— Был занят, — отвечал солдат, садясь на кровать и протягивая Егану ногу в мокром сапоге, — ты не забудь! Завтра идешь в помощь… этому… как его… городскому.
— Да помню я, — отвечал Еган, стягивая сапог.
А солдат повалился в свои роскошные перины. И начал, было, думать о прекрасной дочери барона, о своем феоде, о лошадях, которых можно будет разводить на лугах, что лежат вдоль дороги и реки. Но долго мечтать у него не получилось. Уж больно давно он не высыпался.
А утром опять лил дождь, лужи снова заливали всю площадь Рютте. Волков и господа аудиторы осматривали дом Соллона. Перед этим, на заре, солдат от души поговорил с холопами, бывшего управляющего, те говорили охотно, но главного не знали. Они не знали где господин. А вот скарб, сложенный в телегу, сама телега да кони, солдату понравились. Все было доброе, все стоило денег. А дом Соллона, так и вообще был отличен. И мебель в нем хорошей.
Волков улыбался, глядя как господа аудиторы ищут недостатки. Пытаются хоть к чему-то придраться, что бы был повод хоть малость сбить цену. Но все было бесполезно. Дом был безупречен, и пристройки и конюшни все было в порядке и теплая уборная. Не говоря уже о внутреннем убранстве.
— Господа аудиторы, вы все видели. Дом отличный, колодец свой во дворе, нужник теплый рядом со спальней, нужник для слуг, кровати с перинами, — говорил солдат, — надеюсь, вы дадите хорошую цену.
— Так-то — так, — чесал бороду магистр Крайц, — но уж место больно безлюдное. Кто его у нас тут купит.
— Место безлюдное? — удивлялся Волков. — Да побойтесь Бога, где же безлюдье? Большое село, церковь напротив, замок рядом, трактир за забором, два больших города в одном дне пути отсюда, монастырь рядом. Что ж вам еще нужно?
— Все так. Все так, но найти тут покупателя на дом за сорок монет будет непросто.
— Да вы его за пятьдесят продадите.
— Нам нужно посовещаться, — сказал магистр.
Аудиторы сели в главной комнате за большой стол, сидели, шептались. А солдат стал у модного окна со стеклами и ставнями, и глядел, как капли воды бегут по стеклам. Ждал, он был уверен, что сломает аудиторов и они дадут нужную ему цену.
Так все и получилось, аудиторы не стали просить денег, все свои услуги оценили в стоимость дома. Дом так и оценили в сорок талеров. Нотариус Деркшнайдер тут же составил купчую и оформил ее как аванс за аудит.
После чего Волков понял, что продешевил. Тем не мене он ехал в замок в хорошем настроении, несмотря на проливной дождь.
Егана с ним не было, он на заре уехал с молодым Людвигом Крутецом в малую Рютте, поэтому солдату самому пришлось вести коня в конюшню, и там он с удивлением увидал монаха. Тот сидел на сене разговаривал с конюхом. Это был тот самый монах Ипполит, о котором он просил дядю графа.
— Ты? — обрадовался солдат.
— Да, господин коннетабль, вчера аббату пришло письмо, от каких-то важных господ, в котором они просят послать меня вам в помощь, — слезая с сена и беря в руки книгу в тряпке.
— Отлично, а это что, книга?
— Да, как вы просили, — ответил брат Ипполит, — знали бы вы как ненавидит вас наш брат библиотекарь, — говорил молодой монах, разворачивая дерюгу, в которую была завернута огромная книга, — у нас нет второй такой.
— Я его понимаю, я тоже люблю книги. Она не промокла?
— Нет, я ехал в закрытой повозке до самого замка.
— Отлично, пойдем, поедим? Заодно и поболтаем.
Они пошли в донжон, где на первом этаже, за огромным столом расселись с едой и книгой.
Только на секунду их обоих отвлек от книги сержант, который спросил у Волкова:
— Ну, так что со старостой из Малой Рютте делать будем?
— Езжай, бери его, и всю семью его, всех в подвал, — быстро распорядился коннетабль. — Всех бери.
— Всю семью? — удивился сержант.
— Знающие люди сказали брать семьями. Бери вместе с детьми.
— Как скажете, — произнес сержант, и тихо пробубнил, — а что там еще за знающие люди?..
Но Волков уже его не слушал, придвинув лампу поближе, они с монахом перелистывали страницы, ища нужную главу. Найдя начали читать. Солдату были знакомы не все слова, тут ему помогал брат Ипполит. Читать Волков любил, даже если это был не родной язык, и тем более любил, если ему было интересно. Волков читал вслух, а брат Ипполит, сидя рядом переводил, даже не заглядывая в книгу те слова, на которых Волков останавливался. Так дочитав предложение до слова «pristine» он остановился.
— Это значит первозданный, первородный, — не заглядывая в книгу, перевел молодой монах.
Волков отложил книгу и пристально поглядел на него. Монах смотрел на Волкова простодушно и открыто, ожидая вопроса.
— Ты что, всю книгу наизусть выучил? — спросил солдат.
— Нет, не всю, — отвечал монашек, — только ту часть, где речь идет об упырях и их господах создателях.
— И чем же продиктован интерес к этим тварям?
— Они убили всю мою семью, — просто и обыденно ответил брат Ипполит, — вернее убивал один упырь, такой же какого вы изловили.
Солдат был заинтригован, ему, конечно, хотелось узнать историю монаха, но он не знал, как поведет себя брат Ипполит, захочет ли рассказывать ее, а тот захотел. Заговорил сам, без всяких просьб.
— Я родом из южного Хайланда, жил у Рекского перевала, у нас был хороший дом, добрые пастбища, хлеб у нас почти не рос, а вот овец, коров и коз было вдоволь. Отец был хороший пастух, а весь наш род было родом сыроделов, а еще у нас ульи были, не много, пять или шесть, но каждый давал полведра доброго меда. Сами мы мед ели редко, в основном продавали, я помню тот мед, он совсем не такой как здешний, — монах помолчал, вспоминая и продолжил. — Ну и однажды, когда снега в ущелье уже сошли, мой отец пошел проверить ульи и исчез. Отары без присмотра начали спускаться в долину, собаки стали гнать их домой, так мы и поняли, что отец пропал. Собрались соседи, а из долины к нам поднялся народ, пошли искать отца. Искали почти неделю, думали, может где лежит со сломанной ногой, но не в ущелье, не на пасеках, не на пастбищах не нашли даже и следов, даже с собаками. Мама стала раздавать скот соседям и родственникам, чтобы брали его на выпас, пока старший брат не вырастет, а сами стали жить без отца. А через месяц, ближе к лету, пропала мама. Уехала к соседям с сыром и сгинула. Ни ее, ни коня, ни брички. Ничего не нашли. А мы стали жить одни: я, старший брат, и сестра. Мы ждали и ждали, что мама все-таки появится, или к нам хоть кто-нибудь приедет, но ни кто не приезжал. Долго, много дней. И старший брат захотел идти в долину к людям, но мы просили, чтобы он нас не бросал. И он не пошел. Сестра плакала без него. Да и мне было страшно, я от дома боялся отходить, даже корову вечером загнать. Однажды он пошел и выгонял нашу корову на луг, и вдруг стал кричать. Мы с сестрой побежали из дома, и тогда я увидел его первый раз.
— Людоеда?
— Да, это был девурер кадаверум, трупоед. Он был точь-в-точь, как тот, которого вы поймали. Такая же мерзкая, протухшая туша. Он сломал передние ноги корове, и гонялся за братом, а тот не бежал в дом, наверное, боялся привести его к нам, бегал вокруг коровы и кричал, и кричал, но трупоед он же ловкий и быстрый, хоть и кажется распухшим.
