Смотритель взял волынку и заиграл на ней печальную, берущую за душу мелодию, вызывающую в воображении Эвелина образы пологих холмов, пшеничных полей и виноградных лоз далекого Юманефа. Он вспоминал мать, надеялся, что с отцом все в порядке. Конечно, Джейсон Десбрис ничего не знал о сыне, но теперь он мог не беспокоиться о нем: Эвелин был счастлив.

На вершине холма неподалеку от этого места Пони тоже слышала мелодию, которую выводила волынка, и мысленно вернулась в дни своего беззаботного детства, когда они с Элбрайном… Ах, Элбрайн! Воспоминания о том роковом дне по-прежнему оставались с ней, но теперь не давили таким тяжким грузом. Сейчас, когда Элбрайн был рядом, она постепенно начала воспринимать трагедию более отстраненно и… да, почти смирилась со своей судьбой.

И еще она начала понимать, что не только страх и боль заставляли ее похоронить ужасные образы прошлого в глубине сознания, но и чувство вины. Множество людей погибло, а она уцелела. Почему именно она?

Но ведь не все погибли, не все! При виде Элбрайна чувство вины ослабевало. Теперь истина предстала перед ней во всей своей наготе — и Пони чувствовала, что у нее хватит сил принять ее; а если не хватит, то рядом Элбрайн, всегда готовый протянуть ей руку помощи. Впервые за долгие годы Пони не чувствовала себя одинокой.

— Ты что, не пойдешь сегодня ночью в деревню? — спросил Элбрайн, видя, что монах продолжает сидеть у костра.

— Джилл… Пони пошла в Дундалис, а я, пожалуй, останусь тут.

— Смотри. Ветер холодный, а земля жесткая.

Зима и впрямь быстро набирала силы.

— Хо, хо, знай наших! — Эвелин рассмеялся. — Тебе и не снилось, какие трудности мне приходилось выносить, друг мой. Глядя на меня, этого не скажешь, верно?

Элбрайн улыбнулся и посмотрел на монаха; в самом деле, под жирком, которым тот оброс, трудно было разглядеть крепкий костяк.

— Нет, эту ночь я проведу здесь, — продолжал Эвелин. — По-моему, пора начать выплачивать тебе мой долг.

— Долг?

— Я обязан тебе жизнью, и Пони тоже.

— Я не мог поступить иначе, — ответил Элбрайн.

— И я рад этому! Хо, хо, знай наших!

Элбрайн улыбнулся и покачал головой.

— Значит, ты составишь мне на эту ночь компанию и таким образом выплатишь свой долг?

— Нет, это все пустяки, — ответил монах. — А если я буду слишком часто навязывать тебе свою компанию, то мой долг от этого только увеличится! — он расхохотался, но смех быстро угас, лицо приняло серьезное выражение. — Расскажи мне о своем коне.

— У меня нет коня.

— А Дар?

— Дар не мой, — объяснил Элбрайн. — Дар свободен и никому не принадлежит.

— Это даже еще лучше, — непонятно ответил Эвелин и достал свою сумку.

Пока монах рылся в ней, у Элбрайна просто челюсть отвисла при виде яркого многоцветного сверкания множества драгоценных камней. Да, церковь Абеля можно понять!

В конце концов монах нашел то, что искал, и показал камень Элбрайну; это была бирюза.

— Дар сейчас неподалеку? — спросил он.

Элбрайн медленно кивнул; его разбирало любопытство.

— Ты хочешь применить к нему какую-то магию?

— Ничего такого, что коню не понравится, — успокоил его Эвелин.

Они вместе углубились в ночной лес и нашли жеребца на залитом лунным светом поле; он спокойно щипал траву. Эвелин попросил Элбрайна подождать на краю поля, а сам медленно зашагал к Дару, вытянув руку с камнем и что-то негромко говоря нараспев.

Элбрайн затаил дыхание. Как среагирует гордый, дикий и, между прочим, очень сильный Дар? Если внезапно ринется вперед, то запросто может затоптать Эвелина.

Однако жеребец ничего такого не сделал. Он лишь негромко заржал, когда Эвелин остановился прямо перед ним. Монах продолжал что-то говорить нараспев — у Элбрайна возникло чувство, будто тот беседует с конем, — и, вот удивительно, Дар его слушал! Спустя довольно долгое время Эвелин знаком приказал Элбрайну подойти к ним.

Монах все еще что-то нашептывал коню, а тот стоял совершенно спокойно, вскинув голову.

Эвелин протянул бирюзу Элбрайну.

— Заканчивай, — сказал он.

Не имея понятия, что нужно делать, Элбрайн взял камень. Однако расспросить монаха ни о чем не успел, внезапно услышав или, скорее, ощутив что-то вроде призыва. Он заглянул в темные глаза коня и понял, что этот призыв исходит от него! Элбрайн недоуменно воззрился на жеребца, перевел взгляд на бирюзу и только тут заметил, что камень нагрелся и мерцает не в лучах луны, а своим собственным, внутренним, светом.

— Прикоснись камнем к его груди! — сказал Эвелин.

Элбрайн медленно протянул руку. Дар закрыл глаза, как будто впал в транс. Юноша приложил камень к его груди, точно к тому месту, где, образуя букву V, сходились вместе мощные плечевые мускулы. Голос Эвелина зазвучал громче и напевнее.

Конь стоял совершенно спокойно, даже тогда, когда камень начал погружаться в его плоть.

Внезапно Элбрайн отдернул руку; его ужаснул вид бирюзы, ставшей, казалось, естественной частью тела коня. Эвелин смолк и успокаивающе положил руку ему на плечо. Дар открыл темные глаза; он не казался обеспокоенным и, похоже, не испытывал боли.

— Что я наделал? — воскликнул Элбрайн. — Что ты наделал, Эвелин?

Тот пожал плечами.

— Точно и сам не знаю, — признался он. — Но магия этого камня предназначена для животных, это мне известно доподлинно.

— Исцеляет? Прибавляет сил?

— Думаю, и то и другое, — наморщив лоб, Эвелин с трудом пытался сформулировать словами свои ощущения. — Я не всегда могу объяснить, как именно воздействует магия камня. Он взывает ко мне; он говорит, что нужно делать.

— Значит, ты не знаешь, как этот камень подействует на Дара, — почти сердито сказал Элбрайн; в конце концов, конь — не игрушка и не объект для экспериментов, — благотворно или губительно?

— Благотворно, — без колебаний ответил Эвелин. — Хо, хо, знай наших! Я же сказал, что хочу выплатить тебе долг.

— Ничего себе! Ты даже не понимаешь, что именно сделал!

— Но зато мне известна природа этого камня. Бирюза предназначена для воздействия на животных, в высшей степени благотворного воздействия. Думаю, твоя связь с конем теперь усилится, станет глубже и полнее.

— Связь хозяина и его животного? — по-прежнему недовольно спросил Элбрайн.

— Нет, связь друзей, — поправил его Эвелин. — Ты же сам сказал, что Дар никому не принадлежит, и я никогда не посмел бы покуситься на гордый, независимый дух этого удивительного жеребца! Хо, хо, знай наших! Никогда, ни за что! Поверь, друг мой, это не просто камни, это воистину дар Божий. Скоро тебе станет ясно, как именно магия воздействует на коня. И не сомневайся — вам обоим это понравится.

Как будто в ответ на его слова, Дар внезапно встал на дыбы, заржал, снова опустился на четыре ноги и поскакал вокруг них. Чувствовалось, что он не испытывает ни боли, ни тревоги; только радостное возбуждение.

Элбрайн очень отчетливо почувствовал охватившие Дара эмоции. Как будто… как будто читал мысли жеребца.

Читал его мысли!

Эвелин расплылся в широкой улыбке.

— Ты тоже «слышишь» его мысли? — спросил Элбрайн, не найдя лучшего слова. — Понимаешь, что он чувствует?

— Я всего лишь посредник, — ответил монах. — Хо, хо, знай наших! Я пробудил магию этого камня, но использовал ее ты, друг мой. Ты и Дар. Теперь вы лучше чувствуете друг друга. Однако мне действительно доступны мысли жеребца, — на его губах заиграла озорная улыбка. — Я читаю их на твоем лице!

Дар резко остановился, встал на дыбы, заржал и унесся прочь.

Однако Элбрайн точно знал, куда именно поскакал конь; сосредоточившись, он даже мог видеть землю под его копытами, чувствовать, как ветер обдувает могучее тело. И более того, он воспринимал мир так, будто видел его глазами коня. Только сейчас он по-настоящему оценил ум этого удивительного животного; его восприятие отличалось от человеческого, но не уступало ему в интенсивности. Конь относился к жизни проще, не доискиваясь причин, как это делали люди, эльфы и другие считающиеся более развитыми расы. Он просто существовал вне всякой интерпретации, его восприятие носило чисто эмоциональный характер; он жил в настоящем, не заботясь о будущем, не испытывая тягостного давления прошлого.