— Думаешь, он решится напасть?

— Или окружить город, — отозвался Астамир. — Вряд ли ятол осмелится атаковать нас по собственной инициативе… в особенности если учесть, что часть его армии составляют солдаты Хонсе-Бира. Он, несомненно, выполняет приказ ятола Ваадана.

— И аббата Олина.

— Скорее всего.

— Но чем это все закончится? Неужели аббат осмелится затеять войну с тогайру, даже не закончив наводить порядок в Бехрене? Разве всего несколько недель назад Маду Ваадан в своем собственном дворце не провозгласил, что мы союзники?

— Неизвестно, насколько обоснованны наши опасения, — пожал плечами мистик. — Может, как утверждает посланец, это и впрямь всего лишь визит вежливости. — Не успел он договорить, как войско ятола пришло в движение, перестраиваясь по ходу фронтом, словно готовясь к атаке. — Может, правители Хасинты просто тебя проверяют. Без сомнения, намерения у аббата Олина самые хищнические, а раз так, он, конечно, хочет, чтобы Дариан-Дариалл вернулся к Бехрену.

— Мы однажды уже выстояли против бехренцев, — последовал решительный ответ.

Однако Астамир, хорошо знавший Бринн, понял, что ее решимость была скорее вынужденной.

— Отступление бехренцев объяснялось не столько тем, что ты одержала над ними верх, сколько падением Чезру Эакима Дуана, — возразил он. — Долго бы ты продержалась, если бы Хасинта не отозвала войска?

— Верно, — не стала спорить тогайранка. — А теперь они еще сильнее — с ними монахи с магическими камнями и солдаты с севера.

Она помолчала, задумавшись.

— Неужели я совершила ошибку, поверив Маду Ваадану?

— Ты не могла предугадать, каковы будут истинные намерения аббата Олина, — заметил мистик.

От основной массы бехренцев отделилась новая группа всадников; на этот раз в центре ее виднелась знакомая фигура ятола Де Хаммана.

— Бринн Дариель! — крикнул он, достигнув ворот. — Как понимать твои слова? Разве мы не сражались на одной стороне против Гайсана Бардоха и этого пса Перидана? Разве не ты своим замечательным мечом отсекла голову ненавистному Бардоху?

— Твоя правда, ятол, мы были союзниками, — ответила тогайранка. — Именно поэтому я в недоумении, видя у ворот города армию Хасинты.

— Не на людях, — прошептал Астамир, незаметно коснувшись ее руки.

Бринн сделала Де Хамману знак подождать, в сопровождении мистика спустилась по лестнице и вышла навстречу всадникам через потайной лаз недалеко от ворот.

Астамир обратил внимание на то, что при их приближении Де Хамман не спешился.

— Но ведь мы по-прежнему союзники? — спросил ятол с высоты своего скакуна. — Несмотря на кое-какие имеющиеся между нами разногласия, ятол Ваадан считает Бринн Дариель свои другом.

— А что думает по этому поводу аббат Олин? — осведомилась тогайранка, и мистик снова прикоснулся к ее руке.

— Мы не меньше вас самих обеспокоены состоянием дел в Бехрене, — быстро сказал он, чтобы не дать разгореться зарождающейся враждебности. — Вы нанесли столь быстрый и решительный удар по Авру Изе, что мы до сих пор теряемся в догадках, как это вам удалось.

— Ятол Ваадан старается возродить единство Бехрена. Тебя это удивляет, Джеста Ту? — Де Хамман рассерженно воззрился на тогайранку. — Аббат Олин, заключивший с Бехреном союз, помогает нам в этом. Мы считали, что Бринн Дариель и Тогай тоже являются нашими союзниками.

— Так оно и есть, если ваша цель возродить свою страну, вернуть Бехрену мир и спокойствие, — сказала Бринн.

— Мы стремимся именно к этому.

— Тогда союзу между нашими народами ничто не угрожает.

— В таком случае я распоряжусь, чтобы мои командиры начали вводить в город усталых солдат, — с натянутой улыбкой произнес ятол.

— Разумеется — по четыре десятка человек, я ничего не имею против.

Де Хамман мгновенно помрачнел.

— Ни о чем подобном не упоминается в соглашении, по которому Дариан отошел тебе.

— Это соглашение касается торговли и возможности мудрецов посещать скрипторий. Я не считаю, что оно распространяется на армию, пришедшую под стены моего города.

— Даже на армию союзников?

— На любую армию, если она не подчиняется власти Тогая.

— Расторжение договора будет на твоей совести, Бринн Дариель, — предостерег ее ятол. — Мы пришли как друзья…

— В таком случае отпусти большую часть солдат, — перебила она Де Хаммана. — Пусть возвращаются в Хасинту, а ты и несколько командиров можете войти в город. Я уже сказала, что не желаю впускать в Дариан-Дариалл чужеземную армию, даже учитывая твои заверения, что она явилась сюда с дружественным визитом. Как думаешь, ятол Ваадан хотел бы, чтобы во главе десяти тысяч тогайру я вошла в Хасинту? И нет особой разницы, под каким предлогом я бы вздумала это сделать.

— Чужеземную армию, — раздраженно повторил ятол Де Хамман. — Очень многие в Дариане вряд ли сочтут бехренскую армию чужеземной!

— Вполне возможно, — ответила тогайранка, слегка отступая назад. — Только вот армия эта далеко не бехренская. А город этот называется Дариан-Дариалл, и по соглашению с ятолом Вааданом принадлежит он Тогаю.

— Много ли стоит соглашение, заключенное под давлением?

— Это был выбор со стороны ятола Ваадана, при каких бы обстоятельствах соглашение ни заключалось.

— Выбор… — Де Хамман повернулся и посмотрел на свою армию. — Любопытное ты нашла слово.

Он снова вперил в Бринн взгляд из-под насупленных бровей.

— Наши народы стоят на крутом обрыве, и чем это кончится, зависит от выбора, который сделают их предводители. На таком же крутом обрыве, как тот, что на краю плато, разделяющем Бехрен и тогайские степи, — и тебе, Тогайский Дракон, надо определиться, на какой ты стороне.

Ятол сидел в седле, возвышаясь над женщиной, величественно скрестив на груди руки, и вся его поза выражала несокрушимую уверенность.

— Смотри не ошибись, делая выбор.

— Я его уже сделала.

Астамир мысленно похвалил подругу за решимость и за то, как она вела себя с высокомерным Де Хамманом. Подумать только! Всего несколько недель назад, когда ятол Перидан прогнал его до самой Хасинты, этот человек выглядел жалким и сломленным, а теперь, поди ты, — самоуверенный предводитель армии, стремительно наступающей по пескам пустыни.

Он очень опасен сейчас, понимал мистик. Потому что Де Хамман, конечно, осознавал, что маячившее перед ним сражение — если он предпочтет сражение — будет самым трудным со времени падения Перидана и Гайсана Бардоха. Неужели он успел проникнуться такой самоуверенностью, что в самом деле предпримет подобную попытку?

Или, добиваясь своего, поищет способ полегче?

Эта мысль заставила взгляд Астамира заметаться из стороны в сторону, внимательно ощупывая всех, кто сопровождал ятола. И поэтому он ничуть не удивился, когда спустя несколько мгновений Де Хамман подал своим людям знак возвращаться и один из них как бы невзначай приподнял край попоны, наброшенной на седло.

Инстинктивно, за мгновение до того, как уловил легкий шелест, мистик с силой оттолкнул Бринн, сбив ее с ног. Тогайранка возмущенно вскрикнула, а Астамир почувствовал острую боль: в его предплечье вонзилась стрела, выпущенная из арбалета — оружия, широко распространенного у монахов церкви Абеля. Не обращая на нее внимания, мистик метнулся вперед и в прыжке высоко вскинул ногу. Пытаясь задержать его, всадник натянул поводья, и конь с протестующим ржанием поднялся на дыбы, но пятка Астамира, врезавшись в живот вооруженного арбалетом, сбросила бехренца на землю, а сам мистик, успев перехватить поводья, занял его место в седле.

Яростно стегнув коня, ятол Де Хамман пустил его в галоп, выкрикивая:

— Нападение! На нас напали!

Его свита понеслась следом — все, кроме троих, бросившихся на Астамира и Бринн.

Тогайранка молниеносным движением выхватила Пляшущий Огонь, воспламенила клинок и ткнула его в морду приблизившегося коня одного из нападавших. Скакун встал на дыбы, а Бринн метнулась в сторону, укрывшись за ним от второго надвигавшегося на нее всадника. Вынужденный удерживать испуганное животное, тот не сумел должным образом оценить маневр тогайранки и тут же получил удар мечом в бок. Он взвыл от боли, и конь рванулся вперед, сбросив седока.