Устав сражаться с самим собой, он сосредоточился на том, чему его учил Эйдриан. Закрыв глаза, впал в кратковременный транс и приложил все усилия, чтобы погасить яростное желание обернуться зверем. Он успел сунуть правую руку в широкий рукав рясы и сделал это вовремя, поскольку чувствовал, что под коричневой тканью уже не человеческая рука, а смертоносная лапа огромного полосатого хищника.

Однако, благодаря преподанным Эйдрианом методам, разум, управляющий этой лапой, не стал примитивным, основанным на инстинктах разумом тигра.

Де'Уннеро открыл глаза и посмотрел на упрямого магистра.

— Когда король Эйдриан захватил Палмарис, каждому брату был задан прямой вопрос, готов ли он присягнуть на верность ему, — напомнил он.

— Я признал Эйдриана королем, — отозвался Де Наур.

— Ну, ну… — с нетерпением подтолкнул его Де'Уннеро.

— И то, что церковь Абеля отклонилась с верного пути, — признал магистр. — В свое время мантию отца-настоятеля следовало отдать не Фио Бурэю, а аббату Олину Жантилю.

— Аббат Олин и в нынешнем качестве очень много делает для церкви! — с воодушевлением воскликнул Де'Уннеро. — Благодаря ему абеликанская церковь распространяет свое влияние так далеко, как никогда со времен шестого столетия.

Монах расхаживал туда и обратно перед внимавшими ему братьями, наслаждаясь блеском обращенных на него, полных восхищения глаз.

— Но! — Он внезапно остановился и многозначительно поднял палец. — Чрезвычайно важные обязанности аббата Олина не позволят ему вернуться к нам еще много месяцев, а может быть, и лет. Учитывая это, мудрый король Эйдриан имеет другие намерения в отношении церкви Абеля, и нам стоит с ними посчитаться.

— Отец-настоятель Де'Уннеро! — с энтузиазмом воскликнул какой-то молодой монах, и множество голосов радостно присоединились к нему.

Поглядывая на Де Наура, Де'Уннеро заметил, что хотя тот не проявляет подобного воодушевления, но и открытого несогласия тоже высказать не решается.

— Брат Де Наур, — сказал Де'Уннеро, когда восторженные возгласы смолкли, — выскажись, если ты не согласен с этими планами.

— Если бы я был не согласен, меня бы здесь не было, брат, — отозвался старый магистр, и от Де'Уннеро не укрылся двойной смысл его слов. — Но хотя я не являюсь фанатичным приверженцем Эвелина Десбриса, однако верю, что он был благочестивым человеком, благодаря чуду завета которого страна была спасена от розовой чумы, и достоин называться святым. А твое решение касательно магических камней я ставлю под сомнение не от недостатка уважения к тебе, а потому, что мне не дают покоя мучительные воспоминания. Как отнесется к этому Палмарис, если братья снова постучатся в двери зажиточных людей, требуя вернуть драгоценные камни? Камни, как правило, купленные у нашей церкви, причем за немалые деньги?

Выслушав старика, Де'Уннеро понимающе кивнул.

— Сначала нужно найти и опознать каждый камень, а потом мы в частном порядке вступим в контакт с их владельцами. Мы не станем отбирать камни, как поступал некогда отец-настоятель Маркворт, а предложим за них приличный выкуп. Король Эйдриан понимает, насколько взрывоопасной может оказаться подобная акция, и потому оставил нам значительные средства, позволяющие вернуть камни, которые церкви никогда не следовало выпускать из своих рук.

Он умолк на миг, дабы перевести дыхание.

— Мы откроем новую главу в истории нашей веры, братья, — возбужденно продолжал Де'Уннеро. — Церковь Абеля больше не будет отделена от светского общества Хонсе-Бира. Теперь мы едины, церковь и государство. Король Эйдриан наш союзник.

Предвидя возражения, он неожиданно резко повернулся к Де Науру.

— И не так, как якобы была нашим союзником королева Джилсепони, — воскликнул он, не дав старику открыть рот. — Потому что король Эйдриан понимает саму суть нашей веры. Его наставником был не Эвелин Десбрис — да, не спорю, благочестивый, весьма достойный во многих отношениях человек, но ведь во многом же и заблуждавшийся! Король Эйдриан понимает как брата Эвелина, так и отца-настоятеля Маркворта. Он знает, в чем каждый из них был прав, а в чем отошел от истины. Нам оставлено огромное состояние, братья. И у нас за спиной могущество трона. Так давайте призовем на помощь всю свою мудрость и достойно реформируем абеликанскую церковь!

Снова зазвучал хор восторженных голосов, и Маркало Де'Уннеро с трудом сдержал усмешку. Ему, конечно, было крайне неприятно произносить даже одно-единственное доброе слово об Эвелине, но ведь надо же, надо подсластить свои распоряжения хоть малой толикой великодушия. Эти молодые братья знали Эвелина лишь со слов его восторженных последователей вроде Браумина Херда и тех, кто пережил розовую чуму, что, как верили эти люди, явилось следствием чуда завета Эвелина. Де'Уннеро был достаточно умен, чтобы не оспаривать открыто эти убеждения. Нет, он лучше будет опираться на них, исподволь, ненавязчиво подталкивая братьев в желательном для себя направлении.

В тот же день братья аббатства Сент-Прешес, вооружившись магическими камнями, способными обнаруживать присутствие магии, и составленными еще во времена епископов Деллакорта и Де'Уннеро списками богатеев, владеющих волшебными камнями, вышли на улицы Палмариса. Провожая их взглядом, Маркало Де'Уннеро уже в который раз поблагодарил удачу, сведшую его с Эйдрианом. Произойди сегодняшнее собрание монахов несколько лет назад, магистр Де Наур сейчас был бы уже мертв, разорванный когтями тигра-оборотня. К старикашке-то он, разумеется, жалости никакой не испытывает; но это принесло бы ему вред, поскольку привело бы к тому, что братья аббатства Сент-Прешес в страхе отвернулись бы от Де'Уннеро.

Но теперь…

Теперь впереди замаячила надежда. Эйдриан научил его держать себя в узде, и теперь присутствие тигра-оборотня внутри не помешает ему приобрести должное влияние в церкви.

Стоя у окна в аббатстве Сент-Прешес, Де'Уннеро устремил взгляд на восток, по ту сторону лениво катившего свои воды залива. Перед его внутренним взором возникли величественные каменные стены Санта-Мер-Абель, самого древнего, пользующегося наибольшей славой аббатства. Он знал, что рано или поздно будет править оттуда церковью.

Или с помощью короля Эйдриана сровняет эти стены с землей.

Прошло несколько дней после возвращения тогайранки из Авру Изы, и как-то после полудня она услышала крик дозорного:

— Дракон!

Оказавшись снова в Дариан-Дариалле, она послала своих командиров на Аграделеусе поднимать воинов тогайру. Происходящее в Бехрене ее тревожило; беспокойство, овладевшее Бринн в Авру Изе, не ослабевало. Похоже, Хонсе-Бир решительно наступал и ее друг Эйдриан явно имел захватнические намерения.

И тогайранка отдавала себе отчет в том, что отчасти эта тревога объяснялась воспоминаниями об Эйдриане того времени, когда они обучались у тол'алфар. Он, единственный человек, бывший на протяжении нескольких лет товарищем Бринн, всегда нравился ей, но даже тогда она отчетливо ощущала таящуюся в нем опасность. Она не раз слышала, что ни один рейнджер не доставлял столько хлопот госпоже Дасслеронд. И причиной тому был пылавший в Эйдриане внутренний огонь, не идущий ни в какое сравнение даже со страстным желанием самой Бринн видеть Тогай свободным от бехренского ига. В Эйдриане ощущалось что-то такое… Он даже в детстве был слишком амбициозен и нетерпелив.

Из предосторожности и учитывая, что у ее степного народа охотничий сезон сейчас заканчивался, Бринн собрала воинов вдоль плато, отделяющего тогайские степи от Бехрена, и еще больший отряд перевела в Дариан-Дариалл с целью как можно более усилить охрану города и иметь возможность рассылать разведчиков в горы, на плато и в пустыню. Неоценимую пользу приносил ей в этом Аграделеус. Благодаря его зорким глазам и небывалой скорости тогайранка могла следить за перемещением по пескам пустыни любого воинского подразделения.

Так что она знала: пока Де Хамман не выдвигал войска за пределы Авру Изы.