Металл под воздействием немыслимого жара потек, и в мгновение ока огромные городские ворота превратились в груду дымящихся обломков.

Браумин Херд от ужаса широко распахнул глаза.

Бригада Непобедимых пошла в атаку на город.

Защитники его бросились кто куда в поисках укрытия.

И в довершение всего, лишая их всякой возможности оказать сопротивление, король Эйдриан снова привел в действие антимагию солнечного камня.

Епископ Браумин стоял перед сторожкой у ворот аббатства Сент-Прешес, глядя на центральную площадь Палмариса, сейчас запруженную солдатами Урсала. Сражение продолжалось, с отдельными очагами сопротивления, весь день и всю ночь, но сейчас, на утро следующего дня, в городе снова все успокоилось.

Браумин Херд вполне мог представить себе, сколько народу погибло. Доходили слухи, что солдаты Урсала особенно беспощадно расправляются со смуглокожими бехренцами. Епископ чувствовал себя виноватым за то, что вместе с уцелевшими братьями отступил в аббатство. Надо было остаться среди людей и вместе с ними пасть на улицах города, сражаясь до конца.

Нет, поступить так было нельзя, напомнил себе Браумин. Когда ворота были разбиты и солдаты ворвались в город, главное сражение закончилось и исход всего последующего был также предрешен. Даже если бы весь город вооружился и попытался дать отпор солдатам и Непобедимым, это привело бы лишь к тому, что мужчины, женщины и дети оказались бы вырезаны до единого. Предчувствуя возможность такого развития событий, епископ заранее предупредил жителей, что, если захватчики ворвутся в город, следует прекратить сопротивление и разойтись по домам.

Сражение, как и предполагал Херд, быстро докатилось до ворот аббатства. Хотя он надеялся, что упорное сопротивление дорого обойдется нападающим. И надеялся также нанести мощный разрушительный удар по амбициям молодого узурпатора.

Однако теперь, когда солдаты наконец замкнули кольцо вокруг аббатства и оказались в пределах досягаемости, действие солнечного камня разрушило все планы епископа дать им достойный отпор с помощью магии. Стащив артиллерийские орудия со стен Палмариса, нападавшие расставили их в углах площади.

Епископ вздрогнул, когда первый залп обрушился на стены аббатства, и посмотрел на Эйдриана, непоколебимо застывшего посреди площади с поднятым мечом. А потом он посмотрел на стоящего рядом с королем Маркало Де'Уннеро, и тот ответил Браумину пылающим от ярости взглядом.

— Браумин всегда отличался невероятным упрямством, — заметил Де'Уннеро, обращаясь к Эйдриану и Каласу под звуки продолжающегося обстрела аббатства Сент-Прешес. — Он не сдастся по доброй воле, предпочитая умереть за свое дело. Точно так он себя вел, когда бок о бок с Элбрайном, твоим отцом, сражался с отцом-настоятелем Марквортом.

— Подобная стойкость достойна похвалы, ты с этим не согласен? — спросил Эйдриан.

— Браумин глуп и введен в заблуждение, — отозвался монах. — Он фанатично следует заветам Джоджонаха и Эвелина и всячески способствовал созданию нелепого, лживого образа церкви.

— Почти такого же нелепого, какой был и до него, — не удержался герцог Калас.

Де'Уннеро сверкнул на него злобным взглядом.

— Здешние люди глубоко верят Херду, — продолжал он, обращаясь исключительно к Эйдриану и стараясь не смотреть на Каласа. — Если мы взорвем аббатство Сент-Прешес и убьем епископа, они запомнят это и никогда не проникнутся расположением к тому, кому предстоит быть их королем.

— Ты же сам только что сказал, что склонить его на свою сторону нам не удастся, — заметил герцог Калас.

На это у монаха ответа не было.

Стоящий между ними Эйдриан загадочно улыбнулся.

Через какое-то время действие солнечного камня прекратилось, и епископ Браумин почувствовал некоторое облегчение, сумев выпустить молнию в сторону нападавших. По-видимому, и для Эйдриана существовал предел силы и выносливости, хотя этот предел, казалось, превышал все, доступное смертному человеку!

Итак, теперь монахи снова могли пустить в ход свои магические камни. Однако складывалось впечатление, что нападающие предвидели такой поворот событий, потому что площадь практически мгновенно опустела и бомбардировка хоть и продолжалась, но издалека, из-под прикрытия соседних зданий.

Херд понимал, что конец стремительно приближается. Аббатство Сент-Прешес доживало последние если не мгновения, то часы. Тут и там полыхали пожары, а подвергшиеся обстрелу из катапульт стены и ворота вряд ли долго выстоят. И уж конечно, епископ понимал, что при желании Эйдриану ничего не стоит сровнять ворота аббатства с землей, как он поступил с городскими. Однако он не делал этого.

Почему? Ответа Браумин не знал. Вместе с ним в аббатстве осталось всего два десятка братьев, и они уже прекратили тщетные попытки хоть как-то защититься или хотя бы потушить пожары. Все собрались в главной часовне, где, предаваясь молитвам, ждали, подобно Браумину Херду, своего конца.

Епископ прошел мимо, снова и снова повторяя, что Бог не оставит их, покинул часовню и зашагал к восточной стене аббатства.

Поднявшись на нее, он окинул взглядом Мазур-Делавал и мачты боевых кораблей Палмариса на противоположной стороне залива. Епископ знал: его старый товарищ Виссенти стоит сейчас на борту одного из них и смотрит на него.

Сжав в руке камень души, Браумин погрузился в его магические глубины. Его дух отделился от тела и устремился через воды залива. С аббатством Сент-Прешес покончено, понимал епископ. Палмарис пал. Однако все случившееся здесь должно послужить уроком для Санта-Мер-Абель. То, что Херду стало известно об Эйдриане, может оказаться бесценным для братьев, которым предстоит защищать монастырь, эту неприступную крепость, когда Эйдриан Будабрас доберется и до них.

Дух Браумина нашел залитого слезами магистра и приблизился к нему, хотя и понимал, что Виссенти почувствует лишь чье-то присутствие, от которого будет исходить ощущение тепла и добросердечности. Когда-то Маркворт использовал магические камни для самого настоящего общения с теми, кто находился за много миль от него; в какой-то степени это умела делать и Джилсепони, однако Браумину подобное было не под силу. Он никогда не отличался особым умением в обращении с магическими камнями. Поэтому все, что ему сейчас оставалось, это приблизиться к Виссенти Мальборо и сконцентрировать все свои душевные силы на том, свидетелем чего он стал, надеясь внушить магистру хоть какое-то представление о невероятном могуществе Эйдриана.

Виссенти среагировал на присутствие Браумина, неожиданно выпрямившись и вытаращив глаза.

Взывая к нему, Браумин Херд сосредоточился, пытаясь передать все то, на что оказался способен Эйдриан.

Он старался изо всех сил, хотя такая односторонняя связь не позволяла понять, удалось ему передать что-нибудь Виссенти или нет.

Внезапно контакт прервал чей-то голос.

Браумин резко повернулся и едва не бросился бежать. Перед ним с кривой улыбкой на лице стоял Маркало Де'Уннеро. Одна рука у него заканчивалась тигриной лапой, с которой капала кровь.

— Ну, вот мы и встретились снова, брат Браумин, — произнес отлученный от церкви монах.

— Зло неистребимо, — ответил епископ.

— Твоя глупость неистребима. — Де'Уннеро рассмеялся. — Должен ли я объяснять, что король Хонсе-Бира считает нужным освободить тебя от обязанностей епископа Палмариса?

Браумин Херд хотел ответить, но, в общем-то, сказать ему было нечего. Он просто покачал головой.

— Ты знал, кто он такой. Джилсепони приходила сюда и рассказала тебе.

— Да, она рассказала мне правду об этом монстре, Эйдриане, — ответил Браумин.

— Правду? Занятное слово. Существует столько всяческих «правд»! Правда Маркворта. Правда безумного Эвелина. Правда отца-настоятеля Фио Бурэя, с которой вряд ли согласится аббат Олин.

— Не его дело соглашаться или не соглашаться с Коллегией аббатов.