Не отвечая, Калас облокотился на перила.

Вернувшись в свое тело, Эйдриан удовлетворенно улыбнулся.

Однорукий отец-настоятель абеликанской церкви сидел в кресле. Спину он держал прямо, седые волосы, как всегда, были аккуратно подстрижены и лежали волосок к волоску. Что же касается состояния его души… Никто из присутствующих — ни аббат Гленденхук из Сент-Гвендолин, ни Мачузо и другие магистры Санта-Мер-Абель, ни Виссенти Мальборо, привезший ошеломляющие новости из аббатства Сент-Прешес, — никогда не видел Фио Бурэя таким потрясенным.

Они находились в заново обустроенном зале для аудиенций в центральной башне огромного аббатства, окна которого выходили на залив Всех Святых. После того как одна из начальствующих сестер ордена стала королевой, главой светской власти, отец-настоятель Фио Бурэй, уверенный, что теперь влияние церкви сможет распространиться еще шире, решил, что ему нужно иметь в аббатстве нечто выдающееся. Место, где он мог бы принимать придворных и, возможно, даже самого короля Дануба. Поэтому перекрытия между тремя этажами над одним из больших помещений убрали, в результате чего получился один огромный зал высотой в добрых шестьдесят футов, с балконом, протянувшимся вдоль стены.

В зал можно было войти только из приемной, через огромные двери слева от кресла Фио Бурэя, прямо напротив которого находилось огромное панорамное окно с искусно выполненным витражом. Выложенная из кусочков розового и пурпурного, голубого и желтого стекла, на окне была изображена нетленная рука Эвелина Десбриса, простертая над поверхностью ставшей ему могилой горы Аида. Однорукий монах — надо полагать, сам Бурэй — с пустым рукавом, засунутым за пояс коричневой рясы, стоял на коленях, целуя выступившую на этой руке кровь.

Впервые войдя в зал, магистр Виссенти потрясенно распахнул глаза при виде этого зрелища. Его охватило смешанное чувство благоговения и возмущения, поскольку вся церковь знала, что Бурэй яростно спорил с тогдашним отцом-настоятелем абеликанского ордена Агронгерром, выступая против похода монахов к горе Аида и их причастности к завету Эвелина.

Виссенти тут же постарался выкинуть из головы эти мысли, напомнив себе, что сейчас для них неподходящее время. Это хорошо, понимал он, что отец-настоятель Бурэй теперь откровенно восхваляет дела Эвелина Десбриса, которого, как все надеялись, вскоре объявят святым. Учитывая новости из Урсала, церковь Абеля крайне нуждается в небесной поддержке.

Ни разу не прервав, отец-настоятель Бурэй выслушал повествование магистра Виссенти о перевороте, произошедшем в светской жизни Хонсе-Бира, а также о перевороте предстоящем, возможно даже более значительном, который вскоре, по-видимому, ожидает абеликанскую церковь.

После того как магистр закончил рассказ, в зале надолго воцарилось молчание.

— Имена заговорщиков известны доподлинно? — в конце концов осведомился Фио Бурэй. — Среди них действительно находятся аббат Олин и Маркало Де'Уннеро, тот самый Де'Уннеро, который служил при отце-настоятеле Маркворте? Тот самый, которого подчинил себе магический камень «тигриная лапа» и который был изгнан из Палмариса Джилсепони? Который во времена чумы возглавил заблудших братьев Покаяния? Я правильно тебя понял?

— По словам Джилсепони, знающей этого человека лучше, чем кто-либо другой, это именно тот самый Маркало Де'Уннеро, — сказал Виссенти.

Мгновенно дал о себе знать нервный тик, потому что одно лишь произнесение вслух этого проклятого имени выбивало магистра из колеи.

— Как это надо понимать? — спросил дородный аббат Гленденхук, который всегда держал сторону Фио Бурэя. Когда до него дошли слухи о происходящем в стране, Гленденхук тут же поспешил в Санта-Мер-Абель, чтобы обсудить их со старым другом.

— Это надо понимать как конец привычного мира, — угрюмо заметил другой магистр.

Фио Бурэй бросил на него испепеляющий взгляд.

— Это означает, что время мира и процветания для нас закончилось — не навсегда, разумеется, — поправил он суровым, но спокойным тоном. — Это означает, что мы, братья абеликанского ордена, исповедующие истинную религию, можем обнаружить, что нас осаждают отступники или даже армия, верная трону, который прежде мы всегда считали союзником. Санта-Мер-Абель не привыкать к напастям, магистр Донегал. Мы прошли испытания войны с демоном и пережили величайший переворот внутри самой церкви. Стоит ли так быстро впадать в отчаяние?

— Прошу прощения, отец-настоятель, — со смиренным поклоном произнес магистр Джорген Донегал. — Однако если аббат Олин вступил в союз с новым королем Хонсе-Бира, вряд ли последний будет дружественно настроен к тем, кто сейчас возглавляет Санта-Мер-Абель.

— Аббат Олин прежде всего принадлежит абеликанской церкви, — заявил Фио Бурэй. — Он не может не понимать своей ответственности перед орденом.

— И нам не следует принимать во внимание, что он действует заодно с Маркало Де'Уннеро? — выпалил Виссенти Мальборо, слишком поздно сообразив, что лучше было бы промолчать.

Потому что этот, казалось бы, простой вопрос перечеркивал все сказанное отцом-настоятелем ранее. Бурэй ненавидел Де'Уннеро лютой ненавистью, и, безусловно, последний отвечал ему взаимностью. Если аббат Олин действительно использует в качестве союзника имеющего крайне дурную репутацию бывшего монаха, то ни о какой дружественной позиции Олина по отношению к Санта-Мер-Абель и нынешнему руководству церкви не могло быть и речи!

— Урсал будет добиваться перемен в церкви, — заметил аббат Гленденхук.

— Джилсепони утверждает, что они уже начались, — сказал магистр Виссенти. — По ее словам, аббат Огвэн снова возглавляет аббатство Сент-Хонс, но это всего лишь ступенька, воспользовавшись которой, Де'Уннеро сам займет пост аббата.

— Не светской власти решать, кому быть аббатом, а кому нет! — воскликнул Гленденхук.

— Так было, но теперь, по-видимому, дело обстоит иначе, — вмешался в разговор Фио Бурэй, и в его голосе звучала та же безысходность, которую проявил прежде магистр Донегал. — Если все это правда, остается предположить, что аббат Олин и его приспешники уже принялись перекраивать церковь Абеля в соответствии со своими потребностями.

— Епископ Браумин Херд считает, что Урсал прочит Олина на место отца-настоятеля, — заявил магистр Виссенти.

И хотя все собравшиеся ожидали чего-нибудь в этом роде, послышались вздохи изумления и возмущения.

Фио Бурэй, однако, сумел сохранить спокойствие и обратил на Виссенти пристальный взгляд.

— И чью сторону в этом вопросе занимает епископ Браумин? — спросил он.

Виссенти Мальборо расправил плечи. Казалось, его далеко не богатырская фигура стала заметно выше и внушительнее.

— Епископ Браумин поддержал избрание отцом-настоятелем Фио Бурэя. Но даже если бы он в свое время поступил иначе, Браумин Херд предан церкви Абеля всем сердцем и не станет оказывать поддержку узурпаторам, пытающимся завладеть ею.

Только произнеся эти слова, Виссенти осознал, в чем их ирония: разве Браумин и иже с ним не пришли к власти с помощью подобных средств? Когда душой отца-настоятеля Маркворта завладел, как потом это выяснилось, демон Бестесбулзибар, Браумин и Виссенти вместе с Джилсепони и Элбрайном сделали все, чтобы вырвать из его рук абеликанскую церковь.

— Сейчас церковь на правильном пути, — быстро продолжил магистр. — За последние два десятилетия мы научились очень многому, и кульминационным моментом этого процесса познания стало чудо, явленное на горе Аида. Мы следуем по стопам святого Абеля и Эвелина, который тоже очень скоро будет причислен к лику святых. Мы верны Санта-Мер-Абель и подчиняемся приказам отца-настоятеля Фио Бурэя, потому что не сомневаемся, что его помыслы и воцарившиеся в церкви порядки в полной мере соответствуют нашим представлениям о том, какой должна быть истинная церковь. Епископ Браумин не отступится от Санта-Мер-Абель и отца-настоятеля Бурэя даже ценой собственной жизни! Если Маркало Де'Уннеро желает вступить в аббатство Сент-Прешес, он сможет сделать это либо как захватчик, либо в цепях. Никакие компромиссы тут не возможны!