Вначале на краю священного склона она разыскала Делмана и крепко обняла его. Затем, с трудом пробираясь между толпой паломников, Джилсепони направилась на самый верх, к руке Эвелина. Неожиданно она заметила в толпе два знакомых лица.

— Андаканавар! — радостно воскликнула она. — Лиам О’Блайт!

Могучий рейнджер обернулся на зов, и лицо его засияло. К удивлению Джилсепони, какой-то веснушчатый рыжеволосый человек тоже заулыбался ей в ответ.

— Разве мы знакомы, прекрасная женщина? — спросил рыжеволосый.

Джилсепони удивленно взглянула на него, подходя к рейнджеру и к человеку, который некогда представился ей как Лиам.

— Думаю, что незнакомы, — учтиво ответила она рыжеволосому.

— Тогда откуда же ты знаешь мое имя? — удивился он.

Джилсепони пристально взглянула на него, затем перевела взгляд на спутника Андаканавара, который покраснел.

— Значит, Лиам О’Блайт — это ты? — спросила она рыжеволосого.

— А разве кто-то говорил тебе, что меня зовут по-иному? — удивился тот.

— Про тебя я ничего не знала, но некто украл твое доброе имя, — сказала Джилсепони, не сводя глаз со спутника Андаканавара.

— Ну, тогда ты попала в нешуточную беду! — громко засмеялся Лиам О’Блайт, тыча пальцем в сторону своего друга.

— Я предпочел путешествовать под чужим именем, — признался разоблаченный лжец. — В противном случае я мог бы навлечь на себя неприятности.

— Уж не являешься ли ты каким-нибудь знаменитым грабителем? — спросила Джилсепони, скрестив на груди руки. — Или ты лишь похищаешь у других людей имена?

— Он принц, — ответил за Мидалиса Лиам. — Брат короля и правитель Вангарда.

От удивления Джилсепони широко раскрыла рот. Она сразу поняла, кого ей напомнил тогда этот человек. Мидалис был почти точной копией Дануба, только моложе и стройнее.

— Я думал, уж ты-то ей скажешь, — произнес Андаканавар, обращаясь к подошедшему Смотрителю.

— Я не думал, что тогда это было нужно, — сухо заметил кентавр. — У нее и так хлопот был полон рот. Не хватало ей еще узнать, что в поединке она наголову разбила наследного принца Хонсе-Бира!

— А ты знал? — спросила Джилсепони.

— Я как-то говорил тебе, девонька: в лесу нет ничего, чего бы я не знал. Ну когда ты мне поверишь?

Джилсепони растерянно покачала головой.

— Мы все перед тобой в долгу, — сказал принц Мидалис, подходя к ней. Потом он низко поклонился и поцеловал ей руку.

— Я так вообще был при смерти, — добавил Лиам. — Уже всерьез думал: вот тебе и конец, Лиам О’Блайт! Если бы не рука Эвелина, так бы оно и было!

— Ты спасла мир, рейнджер-самоучка, — с улыбкой произнес Андаканавар.

— Не я, а Эвелин, — быстро поправила его Джилсепони, кивнув в сторону простертой руки. — Я была лишь вестницей.

— Зато какой замечательной вестницей! — горячо произнес принц Мидалис.

Он сжал ее руку и с восхищением посмотрел ей в глаза.

Джилсепони почувствовала себя неловко и очень обрадовалась, увидев спускавшегося Браумина. Тот заключил ее в такие крепкие объятия, что у Джилсепони перехватило дыхание.

Остаток дня они провели вместе и участвовали в громадном празднестве, которое началось вечером у подножия горы. Джилсепони обратила внимание, что среди паломников совсем мало жителей Альпинадора.

— Они боятся магии самоцветов, а потому боятся и завета с Эвелином, — объяснил Мидалис.

— Не думаю, что альпинадорцам для исцеления нужно непременно обращаться в абеликанскую веру, — ответила Джилсепони и заметила, как у настоятеля Браумина удивленно поднялись брови.

— Для церкви Абеля это место — святое, — отметил Браумин.

Джилсепони кивнула, не собираясь затевать спор.

— Здесь место, как должна понять церковь Абеля, которое предназначено для добрых людей всего мира. И не имеет значения, абеликанцы они или нет, — сказала она. — Если речь идет о том завете Эвелина, который мне известен, он дарует исцеление каждому, кто сюда приходит, вне зависимости от верований.

Теперь ее голос зазвучал резче. Все вопросительно поглядели на настоятеля Браумина.

— Я никогда не отказывал альпинадорцам, — начал он. — У меня и в мыслях не было запретить им приходить на плато Эвелина или обусловить вкушение крови какими-то особыми требованиями. Жителей Альпинадора удерживают их собственные страхи, а вовсе не мои или чьи-то еще слова. Может, они боятся, что все это специально подстроено, чтобы обратить их в нежелательную для них веру.

— А может, они боятся увидеть правду. Им страшно, что их древние верования вдруг окажутся несостоятельными, — добавил Делман.

Джилсепони заметила, как помрачнело лицо Андаканавара.

— Считать так, во-первых, глупо, а во-вторых — высокомерно, — сказала она. — Ни то ни другое не было свойственно Эвелину Десбрису.

Она повернулась к рейнджеру. Лицо ее было полно искреннего сочувствия.

— Чума уже вторглась на твою родину?

Он кивнул.

— Не с такой силой, как у вас. Но и у нас многие заболели, и многие уже умерли.

— Приведи их сюда, — сказала Джилсепони. — Убеди их. Скажи им, что исцеление — такой же дар их Бога, как наших. Скажи им любые слова, какие понадобятся, только приведи своих соплеменников сюда.

— Здесь не существует никаких условий, — добавил Браумин Херд, и его слова очень обрадовали Джилсепони.

— Я как раз намереваюсь это сделать, — пообещал ей рейнджер. — Не зря же я сам вкусил крови.

— Если хочешь, братья из Сент-Бельфура пойдут вместе с тобой, чтобы оказывать помощь во время пути, как это делают братья из Сент-Прешес на дороге к югу отсюда, — предложил Делман.

— Посмотрим, — только и ответил Андаканавар.

На следующий день паломники из Вангарда покинули Барбакан. Еще через день, к великой радости Джилсепони, на склонах горы появились монахи из Санта-Мир-Абель. Их прибыло где-то около трех сотен — почти половина населения громадного монастыря. Возглавлял их сам Агронгерр. Они поднялись к руке Эвелина и приняли завет. Тем же вечером они поспешили назад, на юг. Агронгерр отлично понимал, что даже незначительное промедление умножает страдания многих людей. Отец-настоятель пообещал, что остальная часть монахов из Санта-Мир-Абель появится здесь где-то через пару недель.

Джилсепони хорошо спалось в эту ночь. Она знала, что видение, посланное ей через Оракула духами Элбрайна и Эвелина, приносило все более обильные плоды.

Спустя несколько недель Джилсепони и Смотритель наблюдали издалека за нескончаемой вереницей паломников. Одни двигались к Аиде. Те, кто уже вкусил крови Эвелина, спешили назад, в свои земли, надеясь до наступления зимы хоть что-то собрать с полей.

Теперь, когда семьсот монахов из Санта-Мир-Абель заняли свое место в цепи и солдаты из Урсала присоединились к палмарисскому гарнизону герцога Тетрафеля, дорога на Барбакан стала быстрой и безопасной.

— Говорят, сюда едет король Дануб, — сказал Смотритель.

Джилсепони кивнула. Ходили слухи, что сегодня к вечеру к отрогам Барбакана должна прибыть вся королевская свита, включая и двух его сыновей.

— Везет сюда весь свой двор, — продолжал кентавр, внимательно глядя на Джилсепони. — Даже двоих малолетних сынишек тащит, как я слышал.

Джилсепони лишь кивнула и не напрасно скрыла улыбку. Она знала: Смотритель ее проверяет, желая узнать, питает ли она какие-либо чувства к королю Хонсе-Бира. По правде говоря, она никогда особо не задумывалась об этом. Не до того ей было.

В тот же вечер они встретились с королем Данубом. Всем собравшимся, в особенности Констанции Пемблбери, было ясно, что годы ничуть не притушили чувств, испытываемых королем к героической Джилсепони Виндон.

— Моя работа — здесь, — объяснила королю Джилсепони, когда он вновь попросил ее стать баронессой Палмариса.

— Мне кажется, работа здесь может успешно продолжаться и без тебя, — возразил Дануб.

Джилсепони отчасти была согласна, но лишь отчасти.

— К северу от Барбакана полно гоблинов и великанов, — сказала она. — Поэтому мне пришлось самой провозгласить себя рейнджером Барбакана. По крайне мере на это время.