Фрэнсис не услышал, как где-то поблизости раздался и смолк цокот копыт. Ушей его коснулся шум собиравшейся толпы, возглавляемой Мери Каузенфед. Несколько сотен больных двигалось сюда, чтобы проститься с братом Фрэнсисом из Санта-Мир-Абель.

Знай Фрэнсис об этом, он был бы счастлив.

Джилсепони еще издали увидела лежащего и поняла, что он безнадежен. Такие же люди встречались ей и в Палмарисе, и по дороге сюда. Ему уже ничто не поможет. Даже если сейчас она отдаст все силы сражению с чумой в его теле, ей удастся лишь ненадолго продлить ему жизнь. Может, на несколько минут или даже часов, которые он все равно проведет в мучениях.

Глядя на его изможденное и почти бездыханное тело, Джилсепони понимала: чума одержала победу над жизнью этого человека, и теперь его глаза видели не столько окружающий мир, сколько глядели по ту сторону завесы.

Джилсепони ни за что не узнала бы лежащего, если бы вокруг не повторяли его имя. Когда она в последний раз видела Фрэнсиса, это был сильный, крепкий, чуть грузноватый человек с чисто выбритым лицом и коротко подстриженными волосами. Сейчас перед ней лежал настоящий бродяга! Длинные, спутанные волосы, такая же длинная, густая борода и совершенно высохшее тело.

Джилсепони подошла к нему, опустилась на колени и взяла его руку в свою.

Фрэнсис долго глядел на нее, но, похоже, так и не узнал.

— Здравствуй, брат Фрэнсис, — прошептала она. — Я слышала о твоем поступке, о твоем мужестве и сострадании к больным.

Фрэнсис продолжал отрешенно смотреть на нее, затем на его лице появилась улыбка.

— Джилсепони? — спросил он.

Она кивнула и потянулась за камнем души, хотя и сомневалась, удастся ли ей войти в тело Фрэнсиса.

Улыбка больного разом погасла.

— Ты можешь меня простить? — спросил он.

При каждом слове из его груди вырывался хрип.

Джилсепони удивленно и непонимающего взглянула на него.

— Твой брат, — произнес Фрэнсис. — Греди Чиличанк… Это я…

Джилсепони наклонилась ближе, стараясь не хмуриться.

— Я убил его, — признался Фрэнсис. — По пути из Палмариса. Это был несчастный случай… Я не хотел…

Джилсепони приложила палец к его губам, не давая ему договорить. Событие было слишком давним, а ненависть — слишком неуместной сейчас.

— Прости меня, — снова произнес Фрэнсис. — Мы все тогда ошибались и делали страшные вещи.

— А теперь ты знаешь истину? — спросила Джилсепони.

Фрэнсис вновь улыбнулся, а потом вздрогнул и закрыл глаза. Джилсепони опять потянулась к камню души, но Фрэнсис, словно прочитав ее мысли, задержал ее руку.

— Я ухожу без страха, — прошептал он, и Джилсепони показалось, что эти слова он произнес больше для себя, чем для нее.

— Я не боюсь суда, — добавил он, не открывая глаз.

Это были последние слова брата Фрэнсиса Деллакорта, монаха из Санта-Мир-Абель.

Джилсепони даже и предположить не могла, что смерть Фрэнсиса так больно ударит по ней. Прежде она не испытывала никаких дружеских чувств к этому человеку. Одно время он был в числе ее злейших врагов. И даже потом, когда после падения Маркворта они оба оказались в Сент-Прешес и Фрэнсис объявил, что она должна стать матерью-настоятельницей церкви Абеля, Джилсепони относилась к нему довольно неприязненно.

И вот он только что тихо и, как ей показалось, радостно скончался на ее глазах. К своему удивлению, Джилсепони стало очень тяжело, оттого что Фрэнсис умер.

Джилсепони осторожно сняла мертвую руку со своего плеча и переложила ему на грудь. Потом медленно встала и огляделась. Собравшиеся во главе с одноглазой женщиной плакали, глядя на тело брата Фрэнсиса. Джилсепони повернулась в сторону мрачно высившихся стен Санта-Мир-Абель. Ей понадобилось некоторое время, чтобы успокоиться и подавить чувства, захлестнувшие ее при виде монастыря.

Там в цепях держали Смотрителя. Там нашли мучительную смерть ее приемные родители.

Она глубоко вздохнула, напомнив себе, для чего она здесь, потом заставила себя взглянуть туда, где на стене стояло несколько фигур в сутанах. Взяв Дейнси за руку, Джилсепони пошла к монастырю.

— Фрэнсис умер? — спросил сверху чей-то резкий, незнакомый ей голос.

— Да, умер, — ответила Джилсепони.

Она услышала, как спросивший презрительно рассмеялся.

— Они невзлюбили его за то, что он оказался у нас, — послышалось у нее за спиной.

Джилсепони обернулась и увидела одноглазую женщину. Над телом Фрэнсиса уже хлопотали больные, бережно оборачивая его в простыню.

— Фрэнсиса изгнали из монастыря, когда он заболел? — спросила Джилсепони.

Женщина покачала головой.

— Он пришел к нам сам, когда был еще совсем здоров. И как мог помогал им всем, — ответила она, махнув рукой в сторону толпы больных. — Всем. Прежде чем заболеть, он сумел одного, а может, двоих вылечить от чумы. Да, хороший человек был брат Фрэнсис. Святой, попомни мои слова! Этим, что выстроились на стене, даже невдомек.

Женщина с силой плюнула под ноги.

— А-а, что они вообще знают, жалкие трусы? Сами носа не высовывают наружу и грозят убить каждого из нас, если мы только сунемся за их цветочную загородку.

Брат Фрэнсис… святой. Джилсепони смотрела, как уносят его тело. В ее мозгу никак не укладывались слова одноглазой женщины. Но еще сильнее на разум Джилсепони давили последние слова самого Фрэнсиса, его убежденность, что он не боится суда. Может, Фрэнсис действительно нашел свет и истину? Была ли его умиротворенность в минуту смерти настоящей, а не кажущейся? Может, он почувствовал, что уже искупил свой грех, и потому более не страшился Божьего суда?

Джилсепони вновь посмотрела на стену. Монахов стало больше. Несомненно, многим хотелось увидеть последнее путешествие их бывшего собрата.

— Мне необходимо поговорить с отцом-настоятелем, — крикнула им Джилсепони.

— Тебя никто не пустит внутрь, — услышала она тот же резкий и высокомерный голос.

Джилсепони взглянула на массивные монастырские ворота, и ее рука инстинктивно потянулась мешочку с самоцветами, висевшему у нее на поясе.

— Если бы я захотела, обошлась и без ваших разрешений, — пробормотала она сквозь зубы.

Она еще раз посмотрела на высокомерного монаха и только сейчас заметила, что левый рукав его сутаны заткнут за пояс.

— Я готова говорить с ним у ворот, через цветочный кордон, — сказала Джилсепони.

Монах презрительно усмехнулся и повернулся, намереваясь уйти.

— Тебе известно, кто я? — крикнула ему Джилсепони, заставив остановиться. — Я — Джилсепони Виндон из Дундалиса, друг Эвелина Десбриса, друг Браумина Херда и жена Полуночника! Это я уничтожила демона, вселившегося в отца-настоятеля Маркворта!

Монах вернулся к краю стены и стал внимательно разглядывать женщину.

— Скажи отцу-настоятелю, что я привезла исключительно важные сведения, — продолжала Джилсепони. — Жизненно важные.

— Можешь передать их мне, — ответил однорукий монах.

— Попроси отца-настоятеля встретиться со мной у цветочного заграждения, — сказала Джилсепони, не обращая внимания на его властные слова. — Если все вы хотите услышать мой рассказ, тогда приходите. У меня нет времени повторять его более одного раза.

Сказав это, Джилсепони повернулась, махнула Дейнси и одноглазой женщине и направилась в сторону больных.

Монах окликал ее несколько раз, веля ей вернуться и объяснить, что к чему. Он даже пригрозил, что не позовет Агронгерра.

Но Джилсепони не собиралась играть в его игры. Особенно сейчас, когда вокруг ее ожидало столько работы.

— Расскажи мне о себе, — попросила она одноглазую женщину, понимая, что той каким-то образом удалось выжить.

К тому же, видя, как спокойно и толково та распоряжается, Джилсепони безошибочно угадала в ней предводительницу лагеря больных.

Вскоре Джилсепони уже занималось привычной работой, помогая больным, которых строго по порядку направляла к ней Мери Каузенфед. В это время створки массивных ворот Санта-Мир-Абель распахнулись. В арочном проеме стояли несколько монахов. С обеих сторон их окружали другие монахи с тяжелыми арбалетами в руках. Джилсепони подозвала Мери.