Кое-кто на стене шептал молитвы, но большинство стояли, раскрыв от удивления рты. Людям еще не доводилось видеть, чтобы крепкие, упрямые поври были целиком уничтожены с такой быстротой и легкостью.

Судя по затихавшим звукам битвы, поври обратились в бегство, а герцог и его гвардейцы пустились за ними в погоню.

Сотни глоток издали крик ликования и слились в один приветственный возглас в честь герцога Каласа — нового палмарисского барона.

— Только бы их не заманили в ловушку, — заметил брат Фрэнсис.

Опасения Фрэнсиса не были беспочвенны; такое вполне могло случиться.

Пони, стоявшая рядом и пытавшаяся разглядеть что-либо за молочно-белой завесой тумана, отнюдь не разделяла его опасений. У нее не было ощущения, что герцог и его Бригада Непобедимых очень рискуют.

Что-то во всей этой битве было… не совсем настоящим.

Можно было бы, взяв гематит, отправиться духом через завесу и узнать, что делают герцог и его гвардейцы. Но Пони, покачав головой, отбросила эту мысль.

— Ты что? — спросил брат Браумин.

— Да так, ничего, — ответила Пони, проведя рукой по мокрым, густым и светлым волосам.

Она продолжала всматриваться, в туман, прислушиваясь к боевым выкрикам гвардейцев и стонам умирающих поври. Что-то явно было здесь не так.

— Это я о своем, — добавила Пони.

Из зарослей на другом конце поля за сражением следил еще один человек. То был Маркало Де’Уннеро. Его монашеские одежды давным-давно обветшали и истрепались. Он промок и перепачкался в грязи. Душу Де’Уннеро жестоко терзали демоны. Однако бывший настоятель не лишился рассудка и сейчас, притаившись в зарослях, мыслил вполне здраво и последовательно. Если поври отважились столь дерзко напасть на Палмарис, значит, силы их внушительны. Но как же они смогли подобраться к городу? Де’Уннеро бродил в этих местах уже несколько дней в поисках пищи и крова, пытаясь не умереть с голода и не сойти с ума. Он внимательно наблюдал за теми немногими крестьянами, которые отважились остаться в своих бедных жилищах на зиму, закрывшись на все засовы. Долгими часами Де’Уннеро изучал повадки и движения юрких лесных зверей.

Чаще всего бывший настоятель высматривал именно зверей — свою основную добычу. Он научился чувствовать их, научился видеть мир их глазами. Однако сейчас его ноздри не улавливали того особого, разлитого в воздухе запаха страха, какой вызывает любая приближающаяся армия, в особенности если она тянет за собой тяжелые катапульты.

Тогда откуда же появились поври?

Де’Уннеро нырнул в заросли. Сквозь деревья ему удалось разглядеть катапульту. Она была всего одна. Возле нее, на полянке, скрытой деревьями, находились не поври, а люди. Де’Уннеро видел, что катапультисты сделали только один выстрел и совсем не торопились стрелять снова.

— А ты умен, герцог Калас, — произнес Де’Уннеро.

Он тут же смолк, поскольку невдалеке хрустнула ветка. Где-то совсем рядом Де’Уннеро почуял запах крови.

— Хо, проклятый человечишка, — услышал он сердитое ворчание поври, а затем увидел и самого карлика, медленно бредущего по тропке.

Де’Уннеро заметил рану на плече карлика: яркая струйка крови была видна даже сквозь туман. Да, он увидел и почуял кровь, ее сладостный аромат, наполняющий ноздри и будоражащий чувства.

Превращение началось почти сразу же. Де’Уннеро негромко зарычал от внезапной и резкой боли в пальцах рук и ног. Затем от боли свело челюсть — изменения в челюсти всегда были самыми болезненными.

Спина Де’Уннеро изогнулась, и его плечи подались вперед. Он встал на четвереньки — так было удобнее совершать превращение.

Теперь в зарослях скрывался огромный оранжево-полосатый тигр.

— Проклятье, — продолжал ворчать приближавшийся поври. — Обещал же, скотина, что ударит не сильно!

Поври прислушался. Он насторожился, чувствуя, что здесь кто-то есть. Потом рванул назад, но оступился. Из кустов на него выпрыгнул могучий зверь. С легкостью тигр опрокинул поври на землю. Карлик отчаянно вырывался, но когти чудовища оказались сильнее. Наконец мощные челюсти тигра впились в горло своей жертвы.

Теперь Де’Уннеро мог спокойно приступить к завтраку.

Но вдруг услышал, что сюда приближаются всадники и сыплющие проклятья карлики. Де’Уннеро вцепился в плечо мертвого поври и потащил завтрак в глубь леса.

— Ты пришиб их насмерть в своем паршивом сражении!

Даламп Кидамп размахивал коротким, крючковатым пальцем в направлении герцога Каласа, кричал и брызгал слюной. Герцог, прямой, как струна, восседал на пегом белогривом тогайранском красавце.

— Я говорил, что кто-то из вас, вероятно, погибнет, — равнодушно ответил Калас.

— Но не столько же! — крикнул тот самый карлик, который несколько дней назад влез в разговор герцога с их главарем в застенках Чейзвинд Мэнор. — Ты обманул нас, вонючий пес!

Слегка пришпорив свою вышколенную лошадь, герцог мгновенно оказался рядом с поври. По части воинского мастерства Калас, возможно, не имел себе равных во всем Хонсе-Бире. Одним грациозным движением герцог выхватил сверкающий меч и отсек строптивому поври голову.

— Вы думали, это игра? — прикрикнул герцог на Далампа и его соплеменников. — Может, для полноты победы нам всех вас отправить на тот свет?

Далампа Кидампа не особо волновала гибель его соплеменников. Он даже обрадовался, что Калас убил этого горлопана. Главарь поври уперся кулаками в бока, наклонил голову и пристально поглядел на герцога.

— Думаю, теперь мы заслужили посудину, на которой можем отплыть домой, — сказал он.

Герцог Калас, успокоившись, немного помолчал.

— Весной, как только погода наладится, — пообещал он. — А пока с вами будут хорошо обращаться. Вы получите вдоволь еды и теплые покрывала.

— Покрывала оставь себе, а нам, чтобы согреться, дай лучше несколько ваших женщин.

Услышав такое, Калас едва не приказал перебить оставшихся поври прямо на месте. Нет, он, конечно, сдержит слово и позволит этим тварям вернуться на свою далекую родину. Он позаботится, чтобы на протяжении зимы с ними лучше обращались и давали больше пищи. Но если он когда-нибудь увидит, что кто-то из них дотронулся своей грязной рукой до женщины — пусть даже это будет последняя шлюха во всем королевстве, — он тут же отсечет негодяю голову!

— Вечером снова заковать их в цепи, — велел герцог одному из своих солдат. — И постарайтесь, чтобы все прошло как можно тише. Городской страже по дороге скажете, что пленных карликов мы допросим и затем казним. После чего отведете их назад в подземелье.

Калас пришпорил пони и направился к городским воротам. Его ближайшие командиры поспешили к своим коням, стремясь за ним вдогонку. Отъехав немного, герцог остановился и обернулся.

— Пересчитать живых и мертвых и прочесать поле, — распорядился он. — Отвечаете за каждого поври.

— Думаешь, кому-то из нас захочется остаться здесь, в вашей паршивой стране? — крикнул Даламп Кидамп, но Калас не обратил на него никакого внимания.

Его ожидало победное возвращение в город.

Герцог Калас и Бригада Непобедимых возвращались в город с триумфом. Кровь и грязь сражения лишь прибавили блеска их доспехам.

Калас выхватил свой перепачканный кровью меч и высоко поднял его над головой.

— Доблесть — солдатам, победа — королю! — выкрикнул он девиз Бригады Непобедимых.

Почти все, кто находился на стене и близ нее, ответили громогласными приветственными криками. Многие плакали.

Герцог Калас впитывал в себя это ликование, упивался славой и торжествовал. Теперь его власть, а следовательно, и власть короля Дануба в этом пограничном городе укрепилась. Герцог удовлетворенным взглядом обвел возбужденные и мокрые от слез лица людей и наконец задержал свой взгляд на фигуре женщины, которая не выкрикивала приветствия и не плакала.

И все же Калас испытал восторг, оттого что прекрасная и опасная Джилсепони присутствует при его триумфе.