Квинтал понимал, что нарывается на неприятности, но так даже лучше. Нужно правильно поставить себя раз и навсегда, иначе долгое путешествие и впрямь может оказаться очень рискованным. Это был корабль Аджонаса, что Квинтал не оспаривал, но аббатство хорошо заплатило за него, и братья не должны выступать на борту в роли рабов.

К облегчению остальных монахов — и разочарованию Квинтала, — Аджонас прикоснулся кончиками пальцев к шляпе и слегка поклонился в знак уважения.

Старый морской волк вздрогнул от досады. Сердито оглядел монахов, сплюнул как-то особенно мерзко и стремительно покинул палубу, зло прикрикнув на подвернувшихся под руку матросов.

— Ты рисковал, — заметил Пеллимар.

Квинтал кивнул.

— Ты же не хочешь, чтобы с нами обращались, как со скотом? — спросил он. — Если их не приструнить, все мы сдохнем, прежде чем доберемся до Пиманиникуита, — он ухмыльнулся и пошел прочь.

— Может, и не все, — заметил Таграйн, заставив Квинтала остановиться.

Эвелин и Пеллимар затаили дыхание, услышав столь дерзкие слова.

Эвелин — и, очевидно, Таграйн — догадывались, что двух других, скорее всего, по-прежнему терзала зависть; вопрос о том, какая пара высадится на Пиманиникуите, по-видимому, оставался открытым.

Квинтал медленно повернулся и двумя большими шагами пересек расстояние, отделяющее его от Таграйна.

— Ты мог упасть с мачты, — в его тоне явственно прозвучала угроза, — и тогда я занял бы твое место.

— Но я не упал.

— Потому что я не столкнул тебя. У тебя свои обязанности, у меня свои. Мне поручено доставить тебя на Пиманиникуит, — он бросил взгляд на Эвелина. — Вас обоих, точнее говоря. И если капитан Аджонас, Смили или кто-либо еще на борту «Бегущего» попытаются помешать этому, им придется иметь дело со мной.

— И с Пеллимаром, — добавил Пеллимар.

— И с Таграйном, — улыбнулся тот.

— И с Эвелином, — вынужден был сказать Эвелин.

Что же, все правильно. Монахи забыли собственные распри, сейчас им угрожает более опасный противник. Эвелин, тесно общавшийся с Квинталом все четыре года, поверил ему целиком и полностью. Он взглянул на Таграйна, волею судьбы своего самого надежного союзника, и улыбнулся — Таграйн и Пеллимар обменялись крепким рукопожатием, глядя в глаза друг другу.

Совсем неплохо для начала.

Три дня горизонт был пуст, пока «Бегущий» шел прямо на юг в направлении залива Короны, расположенного в северной оконечности местности под названием Лапа Богомола. На третий день в сумерках они увидели высоко над водой свет маяка.

— Пирет Талме, — объяснил своим гостям капитан Аджонас. — Береговая охрана.

— Что бы это ни было, — заметил Пеллимар, — приятно снова видеть землю.

— На протяжении следующих двух недель вы будете видеть ее часто, — ответил Аджонас. — Мы поплывем вдоль побережья Лапы Богомола и только потом уйдем в открытое море, направляясь к Фрипорту и Энтелу.

— А дальше? — голос Пеллимара звенел от взволнованного ожидания.

— А дальше и начнется наше путешествие, — ответил за капитана Квинтал.

Он лучше других монахов знал маршрут, об этом позаботился магистр Сигертон. Плавание было чревато многими опасностями, но самым важным в путешествии было сохранить ясность разума и крепость духа. Судя по всему, Пеллимар воображал, будто Пиманиникуит находится где-то неподалеку от Энтела, а между тем «Бегущему» понадобится целых четыре месяца, чтобы добраться до острова, и то в случае попутного ветра. И даже если они прибудут к месту назначения в самый короткий срок, то будут кружить вокруг острова, дожидаясь того дня, когда начнут падать камни.

— Потом мы повернем прямо на юг, — добавил капитан Аджонас.

— И будем видеть землю? — спросил Пеллимар.

Капитан усмехнулся, услышав этот абсурдный, с его точки зрения, вопрос.

— Единственная земля, которую мы могли бы видеть, это побережье Бехрена, но от него лучше держаться подальше, — ответил он.

— Мы не воюем с Бехреном, — мгновенно откликнулся Пеллимар.

— Но в этом королевстве полно разбойников, с которыми оно не в состоянии справиться, — объяснил Аджонас. — Чем ближе к побережью, тем больше опасность наткнуться на пиратов, — он усмехнулся и пошел прочь, но потом остановился и поманил монахов к себе.

Все четверо двинулась в его сторону.

— Только вы, — Аджонас указал на Квинтала.

Трое его товарищей, сгорая от любопытства, остались на палубе под порывами холодного, влажного ветра.

Квинтал появился в их крошечной каюте уже поздно вечером, с таинственной улыбкой на лице.

Он взял Таграйна за руку, вывел его из каюты и вскоре вернулся, но один.

— А где?.. — спросил Пеллимар.

— Скоро узнаешь, — ответил Квинтал. — Думаю, двоих достаточно для одной ночи.

Он рухнул на свою койку, а Эвелин и Пеллимар обменялись непонимающими взглядами. Еще больше их любопытство подогревало то, что Квинтал все время ухмылялся, пока наконец не захрапел.

На следующий день с лица Таграйна тоже не сходила ухмылка; вид у него был осунувшийся, но довольный. Эвелин бросил ломать голову над тем, что происходит. Очевидно, тайна Квинтала и Таграйна не несла в себе никакой угрозы и, следовательно, не имела особого значения. У Эвелина хватало дел, и каждый прожитый день приближал его к желанной цели.

Пеллимар, однако, был не столь терпелив. Он то и дело приставал к Квинталу с расспросами, но потом понял, что ничего не добьется, и переключился на Таграйна. В конце концов, когда солнце почти достигло зенита, Квинтал и Таграйн обменялись многозначительными взглядами.

— Все мы люди, что ни говори, — заявил Квинтал с усмешкой — похотливой, как показалось Эвелину. — И нет ничего зазорного в удовлетворении… м-м-м… естественной человеческой потребности.

— Конечно. Это нормально и очень приятно, — вклинился Таграйн. — К тому же клиентура строго ограничена, я полагаю.

Эвелин, прищурясь, переводил взгляд с одного на другого, безуспешно пытаясь понять, о чем идет речь. Пеллимар взволнованно дышал рядом с ним.

— Только для капитана Аджонаса, — объяснил Квинтал, — и для нас четверых, как заслуживающих его особого уважения.

— Не тяните! — взмолился Пеллимар, он, по-видимому, догадался, о чем шла речь. — Отведите меня!

— Ну, ты же должен вязать снасти, — поддразнил его Таграйн.

— Я буду работать гораздо лучше после того, как…

Таграйн и Квинтал посмотрели друг на друга и засмеялись. Квинтал одобрительно кивнул, и Таграйн увел сгорающего от желания Пеллимара.

— О чем вы тут толковали? — спросил Эвелин.

— Бедненький Эвелин, — проворчал Квинтал. — Материнские руки наверняка всю жизнь надежно ограждали тебя от подобных развлечений.

С этими словами Квинтал покинул раздосадованного Эвелина. Тот решил, что раз так, то он ни о чем больше не будет спрашивать.

Его хватило ровно до ужина — комковатой овсяной каши, — во время которого Квинтал завел разговор о том, что «первая вахта» его.

— Мы не должны стоять на вахте, — возразил Эвелин. — Это обязанность матросов.

Ему вовсе не улыбалась мысль мокнуть под дождем на скользкой палубе или, хуже того, карабкаться по мачтам.

— Чур я второй, — быстро сказал Таграйн, к явному огорчению Пеллимара.

— Не расстраивайся, — утешил Квинтал Пеллимара. — Уверен, что «вахта» Таграйна не затянется надолго.

И оба они расхохотались.

Эвелин с силой оттолкнул свою тарелку, разозлившись на то, что у них завелась от него тайна. Все, однако, разъяснилось после ухода Квинтала.

— Она очень мила, — заметил Пеллимар, самый невыдержанный изо всех.

— Она? — тупо спросил Эвелин.

— Корабельная шлюха, — Таграйн сердито посмотрел на Пеллимара. — Думаю, брат Пеллимар, ты сегодня заступишь на «вахту» четвертым.

— Нет, третьим, — настаивал Пеллимар. — Если Эвелин этой ночью тоже захочет «прокатиться», пусть ждет, пока я закончу.

Брат Эвелин сидел, совершенно сбитый с толку. Корабельная шлюха? Руки у него стали влажными — от страха, а отнюдь не от предвкушения удовольствия. Чего-чего, а этого он никак не ожидал и не понимал своих товарищей, которые, совершая самое важное путешествие в своей жизни, не смогли устоять перед таким искушением.