— Если мне не суждено будет вернуться к вам, тогда прощай, Полуночник, — со всей искренностью произнес молодой аристократ.
Элбрайн заметил, что Коннор пристально глядит на Пони.
— Я был бы лжецом, если бы стал утверждать, что не завидую тебе, — продолжал Коннор. — Я ведь тоже любил ее. Да и кто останется равнодушным, увидев, как она красива?
Элбрайн не знал, что ответить, а потому промолчал.
— Но не надо быть особо проницательным, чтобы понять, кому принадлежит сердце Джилли… сердце Пони, — произнес после долгого и напряженного молчания Коннор, — Оно отдано тебе, — сказал он, глядя Элбрайну в глаза.
Теперь Элбрайн понял смысл его слов.
— Тебе не хочется возвращаться к нам? Выбор за тобой. Доставишь монаха, а потом можешь остаться в Палмарисе.
Коннор неопределенно пожал плечами.
— Мне больно видеть ее, — сознался он. — Больно и сладостно одновременно. И я пока не разобрался, какое из этих чувств сильнее.
— Прощай, — сказал Элбрайн.
— И ты прощай, — сказал Коннор.
Он вновь глянул в сторону Пони.
— Могу я попрощаться с нею наедине? — спросил Коннор.
Элбрайн лишь улыбнулся, показывая, что не ему решать. Если Пони захочет поговорить с Коннором наедине, она все равно это сделает, и он здесь ни при чем. Понимая чувства Коннора и испытывая к нему искреннюю симпатию, Элбрайн решил ему помочь. Он подошел к Пони и передал ей просьбу молодого аристократа. Пони подождала, пока Джуравиль слезет с коня, затем подъехала к Коннору.
— Возможно, я не вернусь, — сказал ей Коннор.
Пони кивнула. Она до сих пор не могла понять, что именно заставило Коннора разыскать их.
— Я должен был увидеть тебя снова, — продолжал он, уловив молчаливый вопрос. — Должен был убедиться, что с тобою все в порядке. Я хотел…
Он умолк и глубоко вздохнул.
— Что теперь тебе понадобилось от меня? — резко спросила Пони. — Разве мы не все сказали друг другу?
— Я прошу меня простить, — вырвалось у Коннора.
Он отчаянно пытался объяснить, чего же ему надо сейчас от Пони. — Я был задет… вернее, моя гордость. Я не хотел отсылать тебя из Палмариса. Но это было невыносимо: видеть тебя, зная, что ты меня не любишь…
Улыбка Пони заставила его замолчать.
— Я ни в чем не винила тебя, поэтому мне нечего прощать, — тихо ответила она. — Я поняла, что случившееся было трагедией для нас обоих. У нас была удивительная дружба, и я навсегда сохраню память о ней.
— Но то, что я сделал с тобой… тогда, ночью… — не унимался Коннор.
— Как раз то, чего ты не сделал, и позволило мне не обвинять тебя, — сказала Пони. — Ты мог бы силой овладеть мной, и тогда я ни за что не простила бы тебя. Ведь я могла с помощью магии запросто лишить тебя жизни еще там, на поле, едва увидев!
Пони понимала, что говорит неправду. Чувства чувствами, но она не решилась бы использовать силу камней — этих священных Божьих даров — для отмщения.
— Мне жаль, — искренне признался Коннор.
— Мне тоже, — ответила Пони.
Она наклонилась и поцеловала его в щеку.
— Прощай, Коннор Билдеборох, — сказала она. — Теперь ты знаешь, кто твои враги. Будь храбр в бою.
С этими словами она повернула коня и поскакала к Элбрайну.
Вскоре Пони, Элбрайн и Джуравиль уже ехали в обратном направлении. Они были исполнены надежд. Но предстоящее путешествие, о котором они говорили, было отнюдь не радужным, и они это знали. Их грядущий поход к стенам Санта-Мир-Абель рисовался им столь же тяжелым, как и поход к Аиде. Все трое надеялись, что миссия Коннора окажется быстрой и плодотворной и что король, а также все благочестивые и порядочные члены Абеликанского ордена (если таковые остались) восстанут против коварного отца-настоятеля, незаконно захватившего в плен семью Чиличанк и Смотрителя. Кто знает, может, освобождение пленников наступит раньше, еще до их появления в Санта-Мир-Абель.
Однако житейский опыт подсказывал обратное: когда подобные дела становятся предметом политики, их решение может растянуться на месяцы, а то и на годы. Пленники не могут ждать и не заслуживают такой участи. Поэтому все трое рассчитывали немедленно отправиться к заливу Всех Святых, как только Роджер и, быть может, Коннор вернутся обратно.
Такая же решимость владела Роджером и Коннором, ведущими пленного брата Юсефа в Палмарис. Коннор возлагал большие надежды на своего дядю Рошфора. Он с детства знал, что дядя слов на ветер не бросает. Барон во многом определял ход жизни в городе. И сколько бы раз Коннор ни оказывался в беде, дядя своими спокойными и решительными действиями приходил ему на помощь.
Брат Юсеф внимательно следил за самоуверенным Коннором. Он слушал, как молодой аристократ с бравадой говорил о том, что предпримет его дядя; видел, как горделиво восседает Коннор в седле.
— Стоило бы подумать, господин Билдеборох, чем тебе грозит сговор с предателями, — язвительно произнес монах.
— Если не заткнешься сам, я вгоню тебе в рот кляп, — пообещал ему Коннор.
— Представляю, в какое замешательство придет твой почтенный дядюшка! — не унимался Юсеф. — То-то будет весело, когда король узнает, что племянник барона Билдебороха спутался с преступниками.
— Я ведь не шучу, — сказал Коннор, глянув на него сверху. — Заткнись.
Брат Юсеф ничуть не испугался.
— Твои обвинения, конечно же, смехотворны, — продолжал он. — Твой дядя быстро убедится в этом. Ему еще придется чуть ли не на коленях просить прощения у церкви. Может, церковь и примет его искреннее раскаяние и не станет отлучать его.
Коннор презрительно усмехнулся. Слова коварного монаха не произвели на него никакого впечатления. Он не собирался верить во все эти бредни. Однако в следующее мгновение где-то внутри, в мыслях, у Коннора шевельнулся страх за себя и за дядю. Он попытался загородиться своей верой в могущество барона Билдебороха, но одновременно твердил себе, что нельзя недооценивать могущество церкви.
— Возможно, вас двоих могли бы даже простить, — елейным голосом продолжал Юсеф.
— Простить за то, что мы себя защищали? — усмехнулся Роджер.
— Вы оба непричастны, — ответил Юсеф. — Виновны лишь девчонка да ее дружок. Возможно, и их спутник-эльф. Мы не подозревали о том, что эльфы действительно существуют. Во всяком случае, его судьбу еще предстоит решить.
Коннор вновь усмехнулся. Этот монах выслеживал его в трактире, намереваясь схватить и убить, и теперь он болтает о его, Коннора, непричастности! Что за чушь!
— Ах да, я забыл про девчонку, — продолжал брат Юсеф.
Он переменил тон и краешком глаза поглядывал на Коннора, прикидывая, как поведет себя молодой аристократ.
— Это будет сладостная добыча, — похотливо произнес монах. — Прежде чем передать ее моим начальникам, я сумею вдоволь поразвлечься с нею.
Юсеф намеренно вызывал Коннора на удар и даже не подумал уклоняться. Он позволил Коннору ударить себя по затылку. Удар был не слишком сильным, но для монаха он пришелся как нельзя кстати. Юсеф заранее рассчитал свое падение и упал прямо на левое плечо. Он услышал, как что-то щелкнуло. Его обдало болью, и он вскрикнул. На самом деле Юсеф еще плотнее свел руки, чтобы ослабить стягивающую их веревку.
— Мы почти уже в городе! — укоризненно сказал Роджер. — Зачем ты его ударил?
— А разве тебе не захотелось бы сделать то же самое? — вопросом ответил Коннор.
Роджер не знал, что сказать. Он подошел к лежащему Юсефу, а вслед за ним к монаху подошел и спешившийся Коннор.
Руки монаха были связаны таким образом, чтобы лишить его всякой возможности пошевелить ими. Теперь положение изменилось. В считанные секунды Юсеф высвободил левую руку, однако пока продолжал держать ее на прежнем месте, не обращая внимания на отупляющую боль в левом плече.
Роджер наклонился первым, чтобы помочь Юсефу подняться.
Юсеф выжидал — парень не представлял для него особой опасности.
Затем подошел Коннор и стал помогать Роджеру поднять монаха.
Они и представить не могли, что Юсеф мгновенно вскочит на ноги. Веревка, еще недавно стягивавшая ему руки, развязалась. Правая рука качнулась, пальцы согнулись и застыли. Юсеф вцепился Коннору в горло, заставив молодого аристократа застыть на месте, разорвал кожу и устремился дальше, прямо к трахее.
