— Эвелин! — окликнула монаха Пони.

— Хо, хо, знай наших!

Новая молния ударила в землю прямо перед целой оравой гоблинов, заставив их взлететь в воздух.

Пони выхватила у какого-то крестьянина вилы и побежала к восточным воротам, чтобы открыть их.

За ними стояли два гоблина, несказанно удивившиеся, когда ворота распахнулись прямо перед ними. Один бросился бежать, но рухнул на землю, сраженный стрелой, угодившей ему точно между глаз. Пони оглянулась и заметила Элбрайна, сидящего на низкой ветке дерева, растущего на склоне ущелья. Под ним взад и вперед носился кентавр, топча гоблинов и поври и нанося им удары тяжелой дубиной. Стукнув одного поври по голове, он подхватил его и затолкал в мешок.

Пони некогда было разбираться, зачем он это сделал. Дикие кони, ведомые Даром, были уже совсем рядом. Гоблины и поври разбегались перед ними, а те, кто замешкался, оказались втоптаны в грязь.

— Эвелин! — снова закричала Пони.

Когда он пробегал мимо, она заметила, что его тело по контуру обведено тем же самым голубоватым свечением, которое она уже видела на восточных воротах.

Эвелин бежал с вытянутой рукой, в которой что-то посверкивало красным. С его ладони сорвался огненный шар и обрушился на ближайших монстров. Горячий ветер дохнул на Пони и стоящих рядом деревенских жителей.

Спустя мгновение пламя погасло, врагов рядом с Эвелином не осталось, и путь был открыт.

Ну, почти открыт; из-за камня внезапно выскочил еще один поври. Волосы у него горели, лицо почернело, но жажда убийства и злость не уменьшились. Он бросился на Эвелина, готовый сражаться с ним голыми руками.

В левой руке Эвелин сейчас держал камень под названием «тигриная лапа», коричневый с черными полосками. Окружающее монаха защитное поле змеевика погасло. Спустя мгновение Эвелин вскрикнул от боли, причиненной не поври, хотя тот и продолжал наскакивать на него, а происходящей под воздействием магии трансформацией костей в его левой руке. Пальцы скрючились и укоротились, ногти заострились; по всей руке ощущался сильный зуд, когда она стала зарастать оранжевым и черным мехом.

Но вот трансформация завершилась. Сам Эвелин остался таким, как был, изменилась лишь его левая рука, превратившаяся в тигриную лапу.

Простым усилием воли он выпустил когти и процарапал ими по лицу ошеломленного поври.

Вот теперь путь и в самом деле был открыт.

Послушные воле Дара дикие кони добежали до деревни и разом остановились, дожидаясь своих седоков. Пони забралась на Дара, а Эвелин с подбежавшим Элбрайном остались прикрывать отступление жителей деревни.

И вот кони уже помчались прочь, унося около пятидесяти всадников, испуганно вцепившихся в их гривы. По склонам холмов сбегали гоблины и поври, пытаясь отрезать им путь. Однако Паулсон, Крис и Бурундук не дремали. Множество тварей угодило в расставленные ими капканы и ловушки, а в одном месте путь преграждало упавшее бревно, к которому трапперы подтащили огромные валуны и навалили снега.

Тех монстров, которые сумели добраться до подножия холмов, поджидал кентавр со своей дубинкой. Открывая Элбрайну путь для отступления, молния Эвелина ударила по гоблинам, которые мчались к восточным воротам. Однако на пути Элбрайна внезапно возник великан, донельзя разъяренный раной, полученной от удара молнией.

Крыло Сокола запело, и стрела вонзилась в грудь великана, а следом за ней и другие — в живот, снова в грудь, под ребра и опять в живот.

С каждым ударом великан шел все медленнее и в конце концов рухнул на землю.

Прямо по его спине промчалась группка испуганных людей, за которыми гнались гоблины.

Элбрайн опустился на одно колено и принялся расстреливать монстров одного за другим.

Вдруг он заметил гоблина, стоящего наверху стены и готового вот-вот броситься на него. Гоблин и впрямь полетел вниз, но умер еще до того, как ударился о землю: из его шеи и груди торчали три маленьких кинжала. Оглянувшись, Элбрайн увидел довольно улыбающегося Бурундука.

В это время люди добежали до ворот. Элбрайн метнулся в сторону, освобождая им путь, но гоблины не отставали. И тут подбежал Эвелин, и вырвавшаяся из его руки молния свалила монстров наземь.

И вот уже все — Элбрайн, кентавр и трапперы, а также замешкавшиеся беженцы — понеслись точно вихрь той дорогой, которой проскакали лошади. Они бежали все утро, нередко вступая в схватки, но только чтобы расчистить себе путь.

Одна группа упрямых поври никак не желала отстать от них. С гиканьем и душераздирающими воплями они кидали в убегавших кинжалы, топоры и только жалобно вскрикивали, когда очередная стрела Элбрайна или кентавра валила кого-нибудь из них наземь.

Эвелин слишком устал, чтобы снова прибегнуть к магии камней. Пыхтя и отдуваясь, он все время повторял, что лучше бы его бросили здесь. Кентавр тащил, кроме всего прочего, мешок с плененным поври и беспрерывно стрелял из лука; тем не менее у него хватило сил повезти на себе еще и толстого Эвелина.

Вытоптанная лошадьми тропа уходила на восток, но Элбрайн свернул на юг и повел своей маленький отряд по густо заросшему склону холма, у подножья которого тек полузамерзший ручей.

За холмом начиналось покрытое снегом поле, и поври пришли в возбуждение, увидев, что их добыча оказалась на открытой местности.

— Какого черта мы свернули сюда? — в отчаянии закричал один из жителей деревни, увидев, что не знающие устали карлики нагоняют их.

Ответ на этот вопрос он получил, когда из-за деревьев показалась Пони верхом на Даре, в сопровождении человек двадцати, тоже на лошадях.

Элбрайн и его люди продолжали бежать, но поври резко остановились и повернули обратно.

Однако ни один из них не ушел с поля живым — об этом позаботились Пони и ее подручные.

В лагере, который они раскинули этой ночью уже ближе к Дундалису, чем к Сорному Лугу, царило настроение одновременно и радости, и горя. Спаслись примерно человек шестьдесят, и, следовательно, двадцать погибли; к тому же все уцелевшие лишились крова.

— Ты что, отослал его отсюда? — спросила Пони, когда Элбрайн подошел к костру, около которого сидели они с Эвелином.

— Ну, нельзя же допускать, чтобы такое происходило прямо в лагере, — ответил Элбрайн.

— Такого вообще нельзя допускать! — воскликнул Эвелин.

— Интересно, а как я могу помешать ему?

— Да пожалуй, — вынужден был согласиться монах.

Элбрайн с Пони переглянулись, с содроганием представив себе сегодняшнюю трапезу кентавра. Элбрайн допросил плененного поври, получил кое-какие сведения, а потом кентавр объявил, что поври — его законная добыча и пойдет ему на ужин.

Ну, по крайней мере, он пообещал Элбрайну, что убьет карлика быстро.

Этим пришлось и удовлетвориться. Таскать за собой пленника у беженцев не было ни сил, ни желания; в особенности такого упрямого и злобного, как поври.

— Мы поработали на славу, — Эвелин вручил Элбрайну миску и кивнул в сторону стоящего в стороне котелка.

У Элбрайна, однако, этой ночью аппетита не было. Эвелин пожал плечами и вернулся к еде.

— Ты поработал на славу, — поправил его Элбрайн. — Не знаю даже, как бы мы справились без твоих камней. Ты спас немало жизней, в том числе и мою.

— И мою, — Пони погладила монаха по спине.

Эвелин перевел взгляд с нее на Элбрайна и даже о еде позабыл. До сих пор ему и в голову не приходило задуматься, какую роль во всем происшедшем сыграли он сам и его магические камни.

— Долгие годы я сомневался, в самом ли деле Бог избрал меня для того, чтобы владеть камнями, — заговорил он в конце концов. — Все время меня терзали сомнения и страх, действительно ли я выполняю волю Божью или просто неверно истолковываю ее.

— Сегодняшний день показал, что ты все понимаешь правильно, — успокоил его Элбрайн.

Эвелин кивнул в знак согласия.

Спустя некоторое время он, взглянув на Пони и Элбрайна, извинился и отошел. В лагере было много раненых, нуждающихся в помощи его гематита.