Я покачал головой.

– Нет.

Пауза, потом:

– Паранойя?

– Нет, ничего такого, доктор.

Чандрагупта кивнул.

– Хорошо, хорошо. Дайте нам знать, если что‑то из этого начнёт появляться.

– Обязательно, – сказал я.

В процессе объявили перерыв на ланч – или, скажем так, полуденный перерыв; ни Карен, ни мне, ни Малкольму, разумеется, не нужно было есть, хотя Дешон проглотил пару чизбургеров и больше кока‑колы, чем, как мне казалось, может вместить человеческий желудок. А потом была очередь Марты Лопес задавать вопросы Портеру.

Портер имел суровый вид, хотя его брови, как всегда, находились в постоянном движении. У него перед Лопес было также преимущество роста – он был на добрых полметра выше и возвышался над ней даже сидя.

– Мистер Портер, – начала она, но Портер тут же её прервал.

– Я не хочу цепляться к мелочам, – сказал он, улыбнувшись в сторону судьи, – но вообще‑то я доктор Портер.

– Конечно, – сказала Лопес. – Прошу прощения. Вы сказали, что работаете с компании «Иммортекс», верно?

– Да.

– Вы также владеете её акциями?

– Да.

– Сколько стоит ваша доля в компании?

– Около восьми миллионов долларов, я полагаю.

– Это большие деньги, – сказала Лопес.

Портер добродушно пожал плечами.

– Конечно, всё это лишь на бумаге, не так ли? – спросила Лопес.

– В общем, да.

– И если акции «Иммортекс» рухнут, ваше состояние улетучится?

– Можно и так сказать, – ответил Портер.

Лопес посмотрела в сторону жюри.

– И поэтому вполне естественно, что вы хотите убедить нас, будто разработанный «Иммортекс» процесс в самом деле делает то, что вы говорите.

– Я уверен, что если у вас есть эксперты, несогласные со мной, то вы их вызовете для дачи показаний, – сказал Портер. – Но я и правда верю – как человек, как учёный и как инженер – во всё, что я только что сказал.

– И всё же вы сказали, что не знаете, что такое сознание.

– Верно.

– Но уверены в том, что можете его копировать.

– Также верно.

– Без искажений?

– Да.

– Без ошибок?

– Да.

– И без пропусков?

– Да.

– Тогда скажите нам, доктор Портер, почему ваши роботы не спят?

Портера это явно разозлило; его брови даже на мгновение замерли.

– Они не роботы.

– Но, – сказала Лопес, – все люди спят. Однако я перефразирую вопрос. Почему человеческий разум, загруженный в искусственный мозг, не спит?

– Это… в этом нет необходимости.

– Так мне сказала миз Бесарян – которая, несмоненно, читала ваши рекламные буклеты. Но какова истинная причина того, что они не спят?

Портер насторожился.

– Я… я не уверен, что понимаю вопрос.

– Почему ваши искусственные люди время от времени не засыпают?

– Как я и сказал: им это не нужно.

– Возможно, так оно и есть. Но им также не нужно заниматься сексом – в конце концов, они ведь не могут размножаться нашим методом, или любым другим. Однако ваши изделия способны к таким занятиям, не так ли?

– Ну, людям нравится секс, так что…

– Многим нравится и сон, – сказала Лопес.

Портер покачал головой.

– Вовсе нет. Им нравится то, что сон восстанавливает их силы и энергию, но сам по себе сон – это просто бессознательное состояние.

– Так ли, доктор Портер? А как же сновидения? Разве это – бессознательное состояние?

– Ну…

– Ну же, доктор. Не может же этот вопрос быть совершенно новым для специалиста в вашей области. Разве сновидения – это бессознательное состояние?

– Нет, обычно оно не классифицируется как таковое.

– Глубокий сон без сновидений с ровными дельта‑ритмами и без быстрых движений глаз – это бессознательное состояние, верно? Но сновидения – нет. Я права?

– Ну… да.

– В сновидениях человек осознаёт себя.

– Полагаю, это правда.

– Вы специалист по мозгу, доктор Портер, не я. Это правда?

– Да.

– Сновидения – это форма сознательной активности, верно?

– Да.

– Потому что в них присутствует осознание себя, верно?

– Да.

– Но ваши роботы – простите, ваши реинстанциации – не видят снов.

– Не все формы сознательной активности желательны, миз Лопес. Я, к примеру, очень надеюсь на то, что ни один из наших клиентов никогда не испытает ужаса или панической атаки – а это всё сознательные состояния.

– О, очень умно, доктор Портер, – сказала Лопес, театрально хлопая в ладоши. – Браво! Но вы уходите от вопроса. Сновидения отличаются от всех остальных сознательных состояний тем, что это полностью внутренние переживания, не так ли?

– Более или менее.

– Я думаю, скорее более. Сновидения – это самая сущность нашей жизни, верно? Настоящее сознание, такое, каким обладала биологическая Карен Бесарян, включает в себя способность внутренней концептуализации в отсутствие внешних факторов. А у ваших созданий нет сознания подобного рода.

– Это не…

– Не правда ли, что вы не даёте им спать, потому что если они заснут, то будут ожидать увидеть сны, а когда проснутся, то не смогут ничего вспомнить, и скоро станет ясно, что они не видят снов ? Что наиболее интимная часть нашего внутреннего мира – сновидения – у них совершенно отсутствует? Это так, доктор Портер?

– Я… всё совсем не так.

– Но если бы они были точными копиями, они видели бы сны, не так ли? Вы сказали, что они отвечают на вопросы в точности как отвечали бы люди – за это вам и дали вашу красивую медаль, верно? Но что если бы вы спросили их о сновидениях?

– Вы делаете из мухи слона, – сказал Портер, складывая руки на груди.

Лопес покачала головой.

– О, такого я не сделала бы и во сне. Но я могу увидеть сон о других вещах – в отличие от этой конструкции, утверждающей, что она – Карен Бесарян.

– Возражение! – воскликнул Дешон. – Ваша честь!

– Приберегите это для своего заключительного слова, миз Лопес, – сказал Херрингтон.

Лопес отвесила в сторону судейского стола грациозный поклон.

– Конечно, ваша честь. Вопросов больше не имею.

Я вернулся в свою квартиру – я не мог заставить себя называть её «домом» – в Верхнем Эдеме и принял первую таблетку тораплаксина. После этого я лежал на диване, потирая лоб и надеясь, что лекарство подействует. По моей голосовой команде вид на озеро Луис на телестене сменился трансляцией «Си‑би‑си».

Новости. Интересно, следит ли «Иммортекс» за тем, что мы смотрим по телевизору. Меня бы это не удивило. Да что там, готов биться об заклад, что они…

Внезапно моё сердце подпрыгнуло так сильно, словно меня пнули в грудину.

По телевизору шёл репортаж о Карен Бесарян.

Другой Карен Бесарян.

– Отметить! – выкрикнул я в пространство.

Внизу на экране была надпись: «Детройт». Белая женщина‑репортёр стояла снаружи старинного здания.

– Необычное сражение разворачивается сейчас в этом мичиганском суде, – говорила женщина. – Против сына знаменитой писательницы Карен Бесарян, автора мегапопулярной серии о Диномире, подала иск некая сущность, утверждающая, что она и есть Карен Бесарян…

Я смотрел, словно оценепев. Мне потребовалось какое‑то время, чтобы узнать Карен: она заказала себе гораздо более молодое лицо. Но по мере того, как показывали эпизоды судебных заседаний, становилась ясно, что это определённо он – или, по крайней мере, её мнемосканированная версия.

И её право называться настоящей, легальной Карен Бесарян оспаривалось в суде! Репортёрша не высказывала мыслей о том, чем, по её мнению, закончится процесс, но от самого факта того, что весь этот фарс вполне может рухнуть, я пришёл в неописуемый восторг. Брайан Гадес не сможет больше держать меня здесь! Ему придётся позволить мне вернуться на Землю, позволить мне снова жить моей собственной жизнью! Иначе это будет равносильно удержанию меня в заложниках…