Портер рассмеялся.

– Как пожелаете.

– Здорово, – сказал я. – Счастливый плавник! – Я попытался поднять руку в немовском рыбьем жесте «дай пять», но она не пошевелилась. А, ну да – «это придёт со временем»; меня же об этом предупредили.

И всё‑таки, как же это здорово – быть живым и свободным.

– Попробуйте снова, Джейк, – сказал Портер. И изумил меня, когда сам поднял руку в жесте из мультика.

Я сделал ещё одну попытку, и в этот раз у меня получилось.

– Вот видите! – сказал Портер, энергично задвигав бровями. – Всё будет в порядке. А теперь давайте вытащим вас из постели.

Он ухватил меня за правую руку – я ощутил это как матрицу из тысяч точечных прикосновений вместо одного сплошного – и помог мне сесть. У меня иногда случаются приступы головокружения, и иногда становится дурно, когда я резко встаю из горизонтального положения. Но сейчас ничего подобного не было.

Я пребывал в очень странном сенсорном состоянии. Во многих отношениях мои органы чувств испытывали недостаток раздражителей: я не ощущал никаких запахов и, хотя я и имел понятие о том, что сижу, что означало наличие некоторого чувства равновесия, не чувствовал никакого ощутимого давления на заднюю поверхность бёдер и ягодицы. Однако органы зрения, атакованные новыми, невиданными цветами, едва справлялись с потоком сигналов. А если я смотрел на что‑то однородное, скажем, на стену, я почти начинал различать решётку пикселов, из которых состояло поле моего зрения.

– Как самочувствие? – спросил Портер.

– Нормально, – ответил я. – Отлично!

– Я рад. Тогда, наверное, пришло время рассказать вам о секретных заданиях, которые вы должны будете выполнить.

– Что?!

– Ну, вы знаете. Бионические конечности. Шпионаж. Секретный агент‑киборг и всё такое.

– Доктор Портер, я…

Брови доктора Портера ликующее заплясали.

– Простите. Полагаю, когда‑нибудь мне это надоест, но пока я не никак могу удержаться. Единственным вашим заданием будет выйти из этого здания и вернуться к своей прежней жизни. Что означает, что вас нужно поставить на ноги.

Я кивнул и ощутил его руку у себя под мышкой. Снова ощущение было не такое, как обычное давление на кожу, но я без сомнения чётко осознавал, где именно он меня касается. Он помог мне повернуться так, чтобы ноги свесились с края каталки, а потом с его помощью я принял вертикальное положение. Он подождал, пока я кивну в знак того, что со мной всё в порядке, и потом осторожно отпустил меня, оставив стоять на собственных ногах.

– Ну как? – спросил Портер.

– Нормально, – ответил я.

– Головокружение? Дурнота?

– Нет. Ничего такого. Но не дышать – это очень необычно.

Портер кивнул.

– Вы к этому привыкнете – хотя иногда могут случаться неожиданные приступы паники, когда мозг начинает орать «Караул, мы не дышим!» – Он улыбнулся своей добродушной улыбкой. – Я бы посоветовал вам в подобных обстоятельствах сделать глубокий вдох и успокоиться, но вы, разумеется, не сможете. Так что просто подавляйте это ощущение или просто подождите, пока оно не пройдёт. Сейчас вы чувствуете панику из‑за того, что не дышите?

Я подумал об этом.

– Нет. Нет, сейчас всё нормально. Хотя и странно.

– Выждите время. Нам некуда торопиться.

– Я знаю.

– Не хотите попытаться сделать шаг?

– Конечно, – ответил я. Но прошло ещё несколько секунд, прежде чем я воплотил слова в жизнь. Портер явно был наготове, чтобы подхватить меня, если я запнусь. Я поднял правую ногу, согнув колено, приподняв бедро и перенося тяжесть тела вперёд. Это был весьма неуверенный первый шаг, но он сработал. После этого я попытался поднять левую ногу, но она шагнула слишком далеко, и…

Да чтоб тебе…

Я обнаружил, что заваливаюсь вперёд, совершенно утратив равновесие, и что плитки пола, цвет которых был новым для меня, и я даже не знал, как он называется, несутся мне прямо в лицо.

Портер поймал меня за руку и снова проставил вертикально.

– Похоже, нам ещё предстоит большая работа, – сказал он.

– Сюда, пожалуйста, мистер Салливан, – сказала доктор Киллиан.

Я подумал было о том, чтобы сбежать. Ну, то есть, что они могут мне сделать? Я хотел жить вечно, без висящей над моей головой судьбы худшей, чем смерть, но этого не будет. По крайней мере, не будет для этого меня. Я и моя тень: мы стремительно расходились. Она… нет, он – без сомнения, находился где‑то в этом же здании. Но правила таковы, что я никогда в жизни его не увижу. Не столько для моей, сколько для его пользы; он должен считать себя истинным и единственным Джейкобом Салливаном, и если он будет видеть рядом с собой меня – плоть там, где у него пластик, кость там, где у него сталь – ему будет трудно поддерживать эту иллюзию.

Таковы правила.

Правила? Лишь условия контракта, который я подписал.

Так что если бы я и правда сбежал…

Если я выбегу на улицу, в душную августовскую жару, сяду в свою машину и помчусь к себе домой, какие санкции за этим последуют?

Конечно, другой я рано или поздно тоже явится туда и захочет жить в этом доме как в своём.

Может быть, мы могли бы жить вместе. Как близнецы. Как горошины в стручке.

Но нет, так не получится. Подозреваю, что с этим нужно родиться. Жить с другим мной – но ведь я так чувствителен к тому, где что лежит, кроме того, он не будет спать ночами, занимаясь одному Богу известно, чем, пока я пытаюсь заснуть.

Нет. Нет, обратной дороги нет.

– Мистер Салливан? – снова сказала Киллиан со своим певучим ямайским акцентом. – Сюда, пожалуйста. – Я кивнул и позволил ей вывести меня в коридор, которого я раньше не видел. Пройдя немного по нему, мы очутились перед двустворчатой раздвижной дверью матового стекла. Киллиан дотронулась большим пальцем до контактной площадки сканера, и дверь раздвинулась. – Пришли, – сказала она. – Когда мы завершим сканирование остальных, водитель отвезёт вас в аэропорт.

Я кивнул.

– Вы знаете, я вам завидую, – сказала она. – Избавиться от… от всего . Вы не пожалеете, мистер Салливан. Верхний Эдем прекрасен.

– Вы там бывали? – спросил я.

– О, да, – ответила она. – Такой курорт, как этот, не открывают без подготовки. Мы репетировали две недели с руководством «Иммортекс» в качестве жильцов, чтобы убедиться, что всё организовано идеально.

– И?

– И у нас получилось. Вам там обязательно понравится.

– Да уж, – сказал я, отводя взгляд. Путей к отступлению не оставалось. – Не сомневаюсь в этом.

Я сидел в инвалидном кресле в кабинете доктора Портера, ожидая его возвращения. Как он сказал, я не первый мнемоскан, у которого возникли проблемы с ходьбой. Пусть так. Но я, вероятно, с бо́льшим, чем у большинства людей, на то основанием ненавидел инвалидные коляски – потому что именно на такой возили моего отца. Я пытался избежать этой участи, но всё равно к ней пришёл.

Но я не слишком из‑за этого переживал. Возбуждение от моего нового тела и новых цветов, которые стали видеть мои глаза, переполняло меня настолько, что я едва осознавал тот факт, что оригинальный я в этот момент уже, должно быть, находится на пути к Луне. Я желал ему удачи. Но я не должен был о нём думать, и я честно старался этого не делать.

В некотором смысле, конечно, проще было того меня попросту отключить.

Интересный подбор слов: другой я был биологическим существом, в отличие от этого. Но «отключить» – именно в таком виде эта мысль пришла ко мне. В конце концов, вся эта канитель с фешенебельным домом престарелых на обратной стороне Луны была бы излишней, если бы от оригинала избавлялись бы сразу же, как только в нём пропадает нужда.

Но закон никогда бы такого не одобрил – даже канадский закон, не говоря уж о том, что к югу от границы. Да, я никогда не увижу своё другое «я», так что какая разница? Я – этот я, улучшенный, полноцветный Джейкоб Пол Салливан – был теперь истинным и единственным мной с этого момента и до конца времён.