– Не знаю, – ответила Бесси. – Так много воспоминаний об этом месте и о встречах с мистером Хексли. чтобы найти именно то, что вам нужно…

– Это была среда, около четырёх часов дня. Хексли сказал «Скажите Гордо, чтобы он метил…» – Он дал незаконченной фразе повиснуть в воздухе, надеясь, что она её закончит.

Она покачала головой, но громко повторила «Скажите Гордо, чтобы он целился…» пять раз, каждый раз немного по‑другому – и наконец её лицо просветлело.

– Он сказал «Скажите Гордо, чтобы он метил 4‑2‑4‑7‑4 эхо.»

Дэррил оглянулся в поисках ручки и бумаги. На столе лежал блокнот с президентской печатью и стоял модный письменный прибор с чернильной ручкой. Он очень надеялся, что это окажется настоящая ручка, а не муляж – к счастью, так оно и было. Он быстро записал то, что сказала Бесси.

– Вы уверены? – переспросил он. – Совершенно уверены?

– Да, так он и сказал, точно, – ответила Бесси. – Он, должно быть, услышал президента, потому что после этого замолчал и повернулся. А что это значит?

Дэррил покачал головой.

– Я не знаю. Но будем надеяться, что кто‑нибудь знает.

Эрик Редекоп и Дженис Фалькони сели в коричневый «мерседес» Эрика, припаркованный перед «Бронзовым щитом». Он пристегнулся и подождал, пока пристегнётся она, потом сказал:

– Джен, ты поступаешь правильно. Убежище открыто и по выходным. У нас не будет проблем тебя туда устроить.

– Нет, – тихо ответила Джен.

Рука Эрика застыла на ключе зажигания.

– Прости?

– Не вези меня в убежище.

– Тебе нужна помощь, Джен. Помощь и поддержка.

– Может быть, завтра. Но не сегодня. Ты не можешь вот так вот меня оставить.

Что бы они ни собирались делать дальше, сидеть в машине напротив игрового магазина было неблагоразумно. Эрик повернул ключ и поехал, не направляясь никуда конкретно.

– Хорошо, – сказал он. – Давай тогда пообедаем. Не хочешь… – Но вопроса было достаточно, чтобы сразу получить ответ. Ей нравится итальянская кухня: воспоминания о различных ресторанах начали всплывать в памяти. – Тут неподалёку есть хороший итальянский ресторан.

– Спасибо, – сказала Джен.

Какое‑то время они ехали молча; утром в субботу движение и так не слишком напряжённое, а сегодня машин и вовсе было мало.

– Ты перебираешь мои воспоминания, – сказала Джен. – Прямо сейчас. Правда?

Эрик кивнул. Он пытался этого не делать, но они приходили сами.

– Ты знаешь, что ты мне нравишься, – сказала она. Он не отрывал глаз от дороги, но заметил, что она повернула голову и смотрит на него.

– Да, – тихо сказал он.

– И до всей этой кутерьмы я думала, – сказала она, – что тоже тебе нравлюсь.

– Да, – сказал он, включая поворотник.

– Но это было прежде , – сказала она. Она молчала, пока они проезжали очередной квартал, но потом спросила: – А теперь?

И это был главный вопрос, осознал Эрик. Одно дело знать кого‑то извне, и совсем другое – узнать его изнутри. До сих пор он никого не знал настолько хорошо, кроме себя самого. Он знал, каково было её детство. Сразу вспомнился один раз, когда ей было, наверное, лет семь и она не могла заснуть и спустилась на кухню в маленьком доме, в котором жила её семья, и сказала маме, что боится смерти, и как мама успокаивала её, объясняя, что все когда‑нибудь умрут, но это будет очень, очень нескоро.

И он знал, как ей жилось в колледже и как она первый и единственный раз списала на экзамене, отчаянно стремясь поступить в школу медсестёр.

И он знал, каков был день её свадьбы, как она шла к алтарю и думала «Это самая большая ошибка в моей жизни» – но слишком боялась того, что начнётся, если она сейчас остановит всю церемонию.

Он знал её всю. И она была права, задумываясь над тем, как это повлияло на его восприятие.

Машина катилась дальше; магазины и рестораны оставались позади.

И ответ пришёл к нему. Не из его разума и не из её – но из его сердца.

Она ему нравилась по‑прежнему.

Очень нравилась.

Но…

– Джен, – сказал он. – Я доктор. Я не могу….

– Не можешь что? – ответила она. – Вступать в отношения с пациентом? Я не твоя пациентка, Эрик.

Она была права.

– Верно.

– И да, ты старше меня, но мне нравятся мужчины постарше.

Он подумал над этим; это тоже было правдой.

– Э‑э…

– Или, – продолжила она, – ты не хотел бы путаться с медсестрой? Потому что это, типа, было бы первым таким случаем в истории человечества?

Улыбнувшись, он продолжил вести машину.

Сьюзан Доусон в вестибюле больницы Лютера Терри дожидалась Пола. Они встречались уже шесть месяцев, и последние три у него был ключ от её квартиры. Он согласился съездить туда за её сменной одеждой.

А, вот он! Она бросилась к нему и обняла, сжав его крепче, чем обычно; она сама удивилась, обнаружив, насколько, оказывается, был ей необходим контакт, прочный якорь.

Когда они отцепились друг от друга, он нежно убрал волосы у ней со лба.

– Ты как, справляешься?

– Ага, – ответила она. – А ты?

Он немного приподнял плечи и качнул головой в сторону стеклянных дверей, ведущих в безумный мир снаружи.

– Не хуже других, я думаю. Вчера не мог заснуть.

Она кивнула.

– Я тоже.

С ним была большая матерчатая сумка. В дополнение к тёмному костюму и белой блузке он также принёс красную лыжную куртку, потому что заляпанное кровью пальто, в котором она была вчера, выглядело слишком жутко.

Ей отчаянно хотелось выпить с ним кофе в «Старбаксе» здесь же, в вестибюле, но её «блэкберри» завибрировал. Она вытащила его и прочитала сообщение от Дэррила. Бесси Стилвелл вспомнила, что говорил Леон Хексли. Дэррил прислал текст, но слова и цифры ничего Сьюзан не говорили. Тем не менее она обрадовалась тому, что это воспоминание удалось, наконец, раскопать.

В сообщении Дэррила упоминалось, что назад они вернутся военным самолётом. Сьюзан подумала, не напомнить ли ему о желании Джеррисона, чтобы они летели коммерческим рейсом, но, с другой стороны, если задуматься, на самом деле он это говорил лишь о поездке в Лос‑Анджелес, а о возвращении не говорил ничего, и…

– Всё в порядке? – спросил Пол, указывая на её «блэкберри».

Она подняла голову и улыбнулась ему. Он работал в охране Смитсонианского музея; они часто бегали вместе по утрам вокруг Молла.

– Да, малыш – всё хорошо. Но мне нужно бежать.

Она торопливо поцеловала его и поспешила из вестибюля, прихватив с собой сумку. Она зашла в кабинета Сингха, который оказался пуст – канадец пропадал в своей лаборатории дальше по коридору – и быстро переоделась в свежее, сразу почувствовав себя цивилизованнее. Затем она взяла жёлтый блокнот с Кадимовыми каракулями на первой странице, которую она оторвала, и записала крупными буквами слова и цифры, которые, как вспомнила Бесси, произносил Леон Хексли. После этого она поспешила в палату президента.

Когда вчера сняли блокаду с больницы, она послала многих из находившихся здесь агентов по домам и распорядилась вызвать вместо них других. Двое занимавших сейчас пост перед дверями президентской палаты были из подразделения, обеспечивающего охрану заграничных официальных лиц – другими словами, из тех, кто обычно не имеет доступа к президенту и поэтому с меньшей вероятностью были бы вовлечены в заговор против него. Она также вызвала двух агентов ФБР, и они тоже были здесь – надзирали за надзирающими.

– Здравствуйте, могу ли я услышать Марию Рамирес?

– Я слушаю.

– Это…

– Здравствуйте, профессор Сингх.

– Неужели у меня настолько узнаваемый голос?

– Боюсь, что так, профессор. Что‑то случилось?

– Нет, нет. Но у меня есть вопрос, если позволите.

– Sí.

– Вы можете читать память Дэррила Хадкинса, одного из агентов Секретной Службы, верно?