Но Дональд Галифакс будет жить дальше, хотя ему не о чем свидетельствовать, у него нет никакого важного опыта, которому он мог быть живым свидетелем, ничего, чем бы стоило поделиться с будущими поколениями. Он простой, обычный человек.

Сара пошевелилась во сне рядом с ним, перевернулась на бок. Он посмотрел в темноте на неё – женщину, которая сделала то, что не удалось никому: догадалась, что означает послание инопланетян. И, если Коди Мак‑Гэвин был прав, имела наилучшие шансы сделать это снова. Но она уйдёт очень скоро, тогда как он останется. Если роллбэк должен был сработать только для одного из них, то это должна была быть она, Дон это знал. Её жизнь была важна; его – нет.

Он качнул головой; волосы зашуршали по подушке. Логически он знал, что он не отнял омоложение у Сары, что успех роллбэка с ним никак не был связан с его фиаско с Сарой. И всё же вина давила на него, словно вес шести футов земли, насыпанных на грудь.

– Прости, – прошептал он в темноту, снова уставясь в потолок.

– За что?

Голос Сары перепугал его. Он не знал, что она не спит, но сейчас, повернув к ней голову, он заметил крошечные отражения проникающего с улицы тусклого света в её открытых глазах.

Он придвинулся к жене и нежно привлёк её к себе. Он подумал о том, чтобы сказать, что его слова относятся лишь к тому, что произошло сегодня вечером, но это было больше – неизмеримо больше.

– Прости, – сказал он, наконец, – что роллбэк сработал для меня, но не для тебя.

Он почувствовал, как она делает под его рукой глубокий вдох, а потом снова сжимается, выдыхая.

– Если он мог сработать только для одного из нас, – сказала Сара, – то я рада, что им оказался ты.

Такого он не ожидал совсем.

– Почему?

– Потому что, – сказала она, – ты очень хороший человек.

Он не нашёл, что ответить, и поэтому просто продолжал обнимать её. Скоро её дыхание стало размеренным и шумным. Он лежал так несколько часов, прислушиваясь к нему.

Дон знал, что пришло время найти работу. Не то чтобы они с Сарой отчаянно нуждались в деньгах; они получали пенсии от своих работодателей и от федерального правительства. Но он должен был что‑то делать с энергией, которая у него теперь появилась, и, кроме того, работа могла бы помочь ему выйти из всё углубляющейся депрессии. Несмотря на радость от возврата физической молодости всё это висело на нём тяжёлым бременем – трудности в общении с Сарой, ревность старых знакомых, бесконечные часы созерцания бесконечности и размышлений над тем, как бы ему хотелось, чтобы всё обернулось иначе.

Так что он дошёл до станции метро Норт‑Йорк‑Центр, всего в паре кварталов от дома, и сел на поезд под башней библиотеки. Был жаркий августовский день, и он не мог не заметить скудно одетых молодых женщин в вагоне метро – здоровых на вид, загорелых и приятных глазу. В разглядывании их поездка пролетела незаметно, хотя он был поражён и немного смущён тем, что девушка, которая вышла на «Уэллесли», в ответ поглядывала на него с чем‑то очень похожим на восхищение.

Доехав до своей остановки – Юнион‑стэйшн – он вышел и после небольшой пешей прогулки оказался перед зданием вещательной корпорации «Си‑би‑эс», напоминающим на гигантский Куб Борга.[114]

Он знал это место, как… ну, не совсем как свою ладонь – он всё ещё привыкал к её новому, гладкому состоянию без старческих пятен. Но у него не было карточки сотрудника, так что пришлось ждать, пока кто‑нибудь придёт за ним и заберёт на посту охраны у выхода на Фронт‑стрит. Пока он ждал, он разглядывал ростовые голограммы нынешних ведущих программ радио «Си‑би‑эс». В его время они были вырезаны из картона. Он не узнал ни одного лица, хотя их имена были ему знакомы

– Дональд Галифакс? – Дон повернулся и увидел стройного мужчину лет тридцати с азиатскими чертами лица и со странной причёской персикового цвета. – Меня зовут Бен Чоу.

– Спасибо, что согласились со мной встретиться, – сказал Дон, когда Бен вёл его через ворота.

– Не за что, не за что, – ответил Бен. – Вы тут что‑то вроде легенды.

Он ощутил, как его брови взмыли вверх.

– Правда?

Они вошли в лифт.

– Единственный звукоинженер, с которым соглашался работать Джон Пеллат[115]? Безусловно.

Они вышли из лифта, и Бен ввёл его в тесный кабинет.

– Так или иначе, – сказал он, – я рад, что вы зашли. Очень рад знакомству. Но я не понимаю, почему вы ищете у нас работу. Ведь если вы смогли позволить себе роллбэк, вам вряд ли есть необходимость работать.

Дон оглядел кабинет – окон в нём не было. Он располагался на пятом этаже, и из окна было бы видно озеро, но в этом здании где вы ни находитесь, ощущение такое, словно вы под землёй.

– Я не смог позволить себе роллбэк, – сказал он, садясь на стул, на который указал Бен.

– О, конечно же, это ваша жена…

Он сузил глаза.

– Вы о чём?

Лицо Бена стало растерянным.

– Гмм… разве она не богата? Ведь это она расшифровала то первое сообщение.

– Нет, она тоже не богата. – Вероятно, она могла бы разбогатеть, подумал он, если бы заключила правильные контракты с издателями в правильное время, или назначила бы хорошую цену за публичные лекции, которые читала в первые месяцы после получения оригинального сообщения. Но что было, то прошло: нельзя иметь второй шанс для всего .

– О, значит, я…

– Так что мне нужна работа, – сказал Дон. Прерывать своего потенциального босса – это не то действие, которое одобрил бы консультант по карьерной стратегии, но он не мог этого выносить…

– Да, – сказал Бен. – Он взглянул на лежащий перед ним на столе электронный планшет. – Итак, вы закончили факультет радио и телевидения в Райерсоне. Это хорошо; я тоже. – Бен чуть‑чуть прищурился. – Выпуск 1982‑го. – Он покачал головой. – Я закончил в 2035‑м.

Намёк был очевиден, и Дон попытался отразить его, превратив в шутку.

– У нас не было общих преподавателей?

Бен, надо отдать ему должное, добродушно усмехнулся.

– И как долго вы проработали здесь, на «Си‑би‑си»?

– Тридцать шесть лет, – ответил Дон. – Я был инженером‑продюсером звукозаписи, когда…

Он не стал произносить последние слова, но Бен произнёс их за него, подчеркнув коротким кивком головы:

– Вышли на пенсию.

– Но, – продолжил Дон, – как вы можете видеть, я снова молод и хочу снова начать работать.

– В каком году вы вышли на пенсию?

Эта информация была прямо перед ним, Дон это знал, в его резюме, но засранец вознамерился заставить его сказать это вслух.

– В две тысячи двадцать втором.

Бен слегка качнул головой.

– Вау! Кто тогда был премьером?

– Тем не менее, – проигнорировал его замечание Дон, – мне нужна работа, и поскольку мать‑корпорация уже у меня в крови…

Бен кивнул.

– Когда‑нибудь работали с «Менненгой‑9600»?

Дон покачал головой.

– А с «Эвотеррой С‑49»? Это то, с чем мы работаем сейчас.

Он покачал головой снова.

– Редактировали?

– Конечно. Тысячи часов. – По крайней мере половина из которых – резка магнитофонной ленты бритвенным лезвием.

– На какой аппаратуре?

– «Стадер». «Нив Каприкорн». «Юфоникс». – Он намеренно опустил номера моделей и не стал упоминать «Кадозуру», которой уже лет двадцать не было на рынке.

– Оборудование всё время меняется, – казал Бен.

– Я это понимаю. Но принципы…

– Принципы меняются тоже. Вы это знаете. Мы не редактируем теми же методами, что и десять лет назад, не говоря уж о пятидесяти. Стиль и темп изменились, и звук теперь другой. – Он покачал головой. – Я хотел бы вам помочь, Дон. Для собрата по Райерсону – что угодно, вы это знаете. Но… – Он развёл руками. – Даже парнишка сразу после школы знает матчасть лучше вас. Черт возьми, он её знает лучше меня .