– Хорошо. Я только уточню, где вы живёте…

Когда она положила трубку, Дон огляделся по сторонам.

– Гунтер так здорово поддерживает чистоту, что нам, наверное, и не нужно ничего делать к визиту Мак‑Гэвина.

– Только одну вещь, – сказала Сара. – Я хочу, чтобы ты прошёл драконианский опрос.

– Зачем? – удивился Дон.

Она ответила, не глядя ему в глаза:

– Нам с Мак‑Гэвином очень многое придётся обсудить. Ты должен быть в контексте.

– Я прочитаю его.

– Нет, этого недостаточно. – Её голос звучал взволнованно. – Ты должен его пройти. Ответить на вопросы.

Он вскинул брови.

– Если ты этого хочешь.

– Да, хочу. Принеси свой датакомм; ты можешь загрузить анкету с официального сайта.

Он кивнул. Делать всё равно было особо нечего.

– Хорошо.

Загрузив анкету, он улёгся на диван и принялся отвечать на вопросы. У него ушло на это почти два часа, но в конце концов он крикнул Саре:

– Готово!

Сара очень медленно вошла в гостиную, и он протянул ей датакомм.

– И что теперь? – спросил он.

Сара взглянула на устройство.

– Сохранить как «Ответы Дон», – произнесла она в него. – Запустить льняное семя. Загрузить Ответы Дон. Загрузить Ответы Сара последние. Снять блокировку – пароль «Эол 14 умбра». Выполнить.

– Что ты делаешь? – спросил Дон. – Что за «льняное семя»?

– Это программа, которую один профессор этики написал много лет назад, когда мы изучали миллион первый набор ответов, загруженный на наш сайт. Она измеряет степень похожести между двумя респондентами. Видишь ли, это не такая простая задача. Среди восьмидесяти восьми вопросов у каких‑то по четыре варианта ответа, у каких‑то – пять, в других используется ступенчатая шкала; в общем, нельзя тупо сравнивать один ответ с другим – ответы могут различаться сильно или же чуть‑чуть. Тот, кто ответил «A», может мыслить примерно так же, как и ответивший «B», но ответивший «С» стоит на совершенно противоположных позициях.

– Ах, – сказал Дон. Он указал на датакомм в руках Сары. – И что же там?

Она взглянула на дисплей, потом снова на него; на её лице была улыбка.

– Я знала, что вышла за тебя не случайно.

– Коди Мак‑Гэвин приезжает завтра, – сказала Сара, – и нам до его приезда нужно ещё кое‑что обсудить.

Они сидели за обеденным столом и пили кофе.

– Что именно? – спросил Дон.

– Тот факт, что я не смогу сделать то, чего хотят от меня инопланетяне, – сказала она.

– Я знаю, – тихо ответил он.

Солнечный свет струился сквозь окна. За окном Гунтер сгребал опавшие листья.

– Поэтому, – продолжала она, – я должна найти кого‑нибудь, кто сделал бы это за меня, если это вообще может быть сделано.

Он подумал над этим.

– Ты можешь воспользоваться той программкой «льняное зерно» и посмотреть, кто из респондентов дал ответы, похожие на твои.

Она кивнула.

– Я это уже сделала. Из тысячи анкет, что мы отослали, только две были реально близки к моей. Но один Бог знает, кому они принадлежали.

– Вы не вели записей?

– Это был анонимный опрос. Проыессионалы этого дела утверждают, что анонимно люди дают гораздо более честные ответы. Кроме того, даже если бы мы спрашивали имена, мы не смогли бы их хранить. Веб‑сайт принадлежал Университету Торонто, а ты знаешь, какие в Канаде законы насчёт защиты личных данных.

– Ах. – Он отхлебнул кофе.

– Конечно, каждый из участников выбирал себе регистрационное имя и пароль, который им рекомендовалось держать в секрете. Но даже если бы у нас были имена, они бы нам ничего не дали.

– Почему?

– Как я уже говорила, Мак‑Гэвин, по‑видимому, прав, полагая, что технологически развитая раса должна быть очень долгоживущей. В сущности, поскольку у драконианцев кольцеобразные хромосомы, они, возможно, всегда были долгоживущими, потому что таким образом избежали одной из главных причин старения. Так или иначе, хотя у них, вероятно, и мысли не возникло, что тот, кому они отвечают, всего через тридцать восемь лет окажется в могиле, однако же примерно половина участников того анкетирования наверняка уже мертвы.

– Полагаю, что так, – сказал он.

– Но, – продолжала Сара, хитро глядя на него, – твои ответы очень близки к моим.

– Как скажешь.

– Так что, может быть, ты захотел бы…

– Что?

– Это бы мог сделать ты. Ты мог бы присмотреть за драконианскими детишками.

– Я?

– Ну, ты вместе с Гунтером, я полагаю. – Она улыбнулась. – То есть, он ведь МоЗо; его предназначение – присмотр за пожилыми, но уход за инопланетными детьми не может быть сложнее, чем уход за сумасшедшей старухой вроде меня.

У Дона голова шла кругом.

– Я… я не знаю, что сказать.

– Просто подумай об этом, – сказала она. – Потому что ты, безусловно, мой первая кандидатура.

Много месяцев назад, когда Сара и Дон только обдумывали перспективу роллбэка, Карл сказал, что они будут больше сидеть с детьми – но это замечание, казалось, потеряло актуальность после того, как омоложение Сары закончилось неудачей. Однако сегодня Карл и Анджела привезли Перси и Кэсси в дом на Бетти‑Энн‑драйв и оставили их там. Формальной причиной для этого были их планы сходить на хоккейный матч, но Дон подозревал, что они тоже чувствовали, что бабушке недолго осталось и детям надо чаще видеться с ней, пока есть такая возможность.

Перси было тринадцать – он был голенастый и длинноволосый. Кэсси, в четыре года, была вихрем с косичками. Из‑за разницы в возрасте им трудно было найти совместное занятие, так что Сара с Кэсси и Гунтером пошла наверх поглядеть, какие сокровища хранятся в бабушкиных сундуках, а Дон и Перси устроились на диване в гостиной, вполглаза смотря по телевизору над камином трансляцию того же самого матча и пытаясь высмотреть Карла и Анджелу в толпе болельщиков.

– Итак, – сказал Дон, выключая звук, когда в перерыве начали крутить рекламу, – как у тебя дела в восьмом классе?

Перси немного поёрзал на диване.

– Нормально.

– Когда я был ребёнком, в школе было целых тринадцать классов.

– Правда?

– Ага. Онтарио – единственное место в Северной Америке, где такое было.

– Хорошо, что сейчас их всего двенадцать, – сказал Перси.

– Да? Ну, в тринадцатом классе мы были уже достаточно взрослые, чтобы самим писать себе записки об освобождении от уроков.

– Это было бы здорово.

– Это и было здорово. Но на самом деле мне в тринадцатом нравилось. Масса интересных курсов. Я даже латынь учил. Это был практически последний год, когда её преподавали в Торонто в общеобразовательных школах.

– Латынь? – недоверчиво переспросил Перси.

Дон важно кивнул.

– Semper ubi sub ubi.

– Что это значит?

– «Всегда носи трусы»[152].

Перси заулыбался.

Игра возобновилась. «Кленовые листья»[153] играли неплохо, хотя сезон ещё только начинался. Дон почти не знал нынешних игроков, в отличие от Перси.

– А ещё, – сказал Дон, когда в игре наступило затишье, – в нашей школе была маленькая радиостанция, «Радио Хамберсайд» – по названию школы. Я работал в ней в тринадцатом классе, и это определило мой выбор профессии.

Перси непонимающе посмотрел на него; Дон вышел на пенсию ещё до его рождения.

– Я работал на радио «Си‑би‑си», – пояснил Дон.

– О, да. Папа слушает его в машине.

Дон улыбнулся. Когда‑то давно они дружески поспорили со знакомым, который писал для канадской версии «Ридерз дайджест». «Лучше, – говорил Дон, – делать то, что люди слушают только в машине, чем то, что люди читают только в туалете».

– И когда ты там работал? – спросил Перси.

– Я пришёл туда в 1986 и уволился в 2022. – Он подумал было добавить «И, чтоб ты не спрашивал, Салли Ын была премьером, когда я вышел на пенсию», но не стал. Он помнил себя в возрасте Перси и как он считал вторую мировую войну древней историей; 1986 для Перси был форменным плейстоценом.