И он знал совершенно точно, чего ищет.

– Судья Хоскинс согласна, – сказал Эксуорти. – Она разрешает вам переместиться в того тираннозавра рекса, который находится у нас в Альберте, в Тиррелловском музее. Они говорят, что это молодая особь. Судя по положению, в котором нашли скелет, рекс разбился при падении с высоты, вероятно, в расщелину. Обе ноги и спина сломаны, однако скелет почти полный, из чего следует, что падальщики до него не добрались. К сожалению, люди из хронотрансференции говорят, что при перемещении настолько далеко в прошлое они смогут подключить вас лишь за несколько часов до смерти. Но вы получите то, чего желаете: вы умрёте тираннозавром. Ах, да, вот книги, которые вы просили: полная библиотека по меловой флоре и фауне. У вас будет время её просмотреть; хронострансферникам понадобится пара недель на подготовку.

Когда доисторический день превратился в вечер, Коэн нашёл то, что искал. Зверёк затаился под кустом: большие коричневые глаза, длинная вытянутая вперёд мордочка и гибкое тело, покрытое мехом, который глазу тираннозавра казался сине‑коричневым.

Млекопитающее. Но не просто какое‑то млекопитающее. Пургаториус, самый первый примат, известный по находкам в Альберте и Монтане, относящимся к самому концу мелового периода. Мелкий, всего сантиметров десять размером без крысиного вида хвоста. В эту эпоху довольно редкие зверьки. Их очень немного.

Меховой комочек мог бегать очень быстро для своего размера, но один шаг тираннозавра равнялся нескольким сотням его. Убежать ему было нереально.

Рекс наклонился к нему, и Коэн увидел мордочку мехового комочка – самая близкая аппроксимация человеческого лица на ближайшие шестьдесят миллионов лет. Глаза зверька были выпучены от ужаса.

Чистого, незамутнённого ужаса.

Ужаса млекопитающего.

Коэн смотрел, как существо кричит.

Услышал его крик.

Это было прекрасно.

Рекс пододвинул свои громадные челюсти к маленькому млекопитающему и вдохнул с такой силой, что потоком воздуха зверька внесло к нему в пасть. Обычно рекс глотает свою еду целиком, но Коэн не дал ему этого сделать. Вместо этого он просто заставил его стоять неподвижно и позволил крохотному примату в ужасе метаться в гигантской каверне пасти, натыкаясь на огромные зубы и необъятные мясистые стены, раз за разом пробегая по массивному сухому языку.

Коэн наслаждался испуганным повизгиванием. Он купался в ощущениях зверька, обезумевшего от ужаса, мечущегося по своей живой тюрьме.

А потом, с чувством восхитительной мощной разрядки он прекратил страдания животного, позволив рексу проглотить его; он ощутил щекотку, когда меховой комок скользнул вниз по горлу гиганта.

Это было как в старые времена.

Во времена охоты на людей.

И в этот момент Коэна посетила замечательная мысль. Ведь если он убьёт достаточно много этих мелких визжащих комков шерсти, то они не оставят потомков. Homo sapiens не будет. Коэн осознал, что он охотится на людей в самом прямом, буквальном смысле – на каждого человека, который когда‑либо будет существовать.

Конечно, за несколько часов он не успеет убить их много. Судья Хоскинс, без сомнения, считала это поэтическим способом свершения правосудия – послать его в прошлое, чтобы он провалился там в яму и умер в одиночестве, всеми проклятый. Иначе она не разрешила бы хронотрансфер.

Тупица! Теперь, когда он контролирует зверя, чёрта с два он умрёт молодым. Он просто…

Вот она. Расселина, длинная рана в земле с осыпающимися краями. Чёрт, её и правда почти не видно. Тени, отбрасываемые соседними деревьями, создавали на земле запутанный узор, маскирующий неровную трещину. Неудивительно, что тупоголовый рекс не замечал её, пока не стало слишком поздно.

Но не в этот раз.

Поверни влево, подумал Коэн.

Влево!

Рекс подчинился.

Он больше не будет сюда приходить, чисто на всякий случай. Кроме того, места вокруг хватало. К счастью, рекс был ещё молод – фактически, подросток. Впереди у Коэна десятилетия для занятий своим очень специальным видом охоты. Коэн был уверен, что Эксуорти знает своё дело: когда станет очевидно, что темпоральная связь поддерживается дольше, чем ожидаемые несколько часов, он многие годы будет отражать в суде попытки разорвать её насильно.

Коэн чувствовал, как в нём нарастает привычное напряжение – и в рексе тоже. Тираннозавр шагал дальше.

Это лучше , чем в старые времена, подумал он. Гораздо лучше.

Охота на всё человечество.

Разрядка будет изумительная .

Он внимательно следил, не зашевелится ли что‑нибудь в подлеске.

Рёв вертолётных лопастей давил Раджу на уши – уж лучше бы университет раскошелился на ховерджет. Внизу расстилался суровый ландшафт Канадского щита. Там, где была почва, росли сосны; в остальных местах обнажения докембрийских пород покрывали мхи и лишайники. Радж был одет в зелёную парку с поднятым капюшоном. Он внимательно осматривал местность, и…

Вот! Полоса разрушений метров шести в ширину и где‑то с полкилометра в длину: деревья повалены, скальные обнажения ободраны, а в конце её…

Невероятно. Абсолютно невероятно.

Большой тёмно‑синий объект в форме наконечника стрелы.

Радж указал на него, и пилот, Тина Чанг, заложила вираж, направляя машину в том направлении. Радж нащупал рычажок включения внутренней связи.

– Нашли, – сказал он, крича во всё горло, чтобы перекрыть рёв мотора. – И это не метеорит. – Когда вертолёт приблизился, Радж разглядел, что острие стрелы смято. Он помедлил, не уверенный, что об этом сказать. – Думаю, нам придётся вызвать из Садбери воздушную «скорую».

Радж Сахир работал астрономом в Лаврентийском университете. Он лично не видел огненный шар, что пронёсся в расчерченном северным сиянием небе Онтарио вчера ночью, но университет был завален звонками очевидцев. Он надеялся, что удастся отыскать неповреждённый метеорит; метеориты были предметом его особого интереса, из‑за чего он и перевёлся в Садбери из Ванкувера двадцать лет назад, в 1999. Садбери стоит на древнем железо‑никелевом метеорите; городская экономика традиционно базировалась на добыче внеземного металла.

Вертолёт опустился рядом с тёмно‑синим наконечником стрелы. Никаких сомнений не оставалось – это космический корабль, обтекаемый корпус которого приспособлен для полётов в атмосфере. Белые отметины на его левой стороне наверняка были надписью, однако треугольной формы символы этого алфавита не были похожи ни на что, виденное Раджем ранее.

На биологическом факультете Радж читал курс «Жизнь в иных мирах», который до сего момента строился исключительно на теоретических предположениях.

Они с Тиной выбрались из вертолёта и подошли к спускаемому аппарату. У Раджа был с собой счётчик Гейгера; он собирался исследовать с его помощью метеорит, но сейчас водил им над корпусом корабля, обходя его кругом. Щелчки звучали нечасто; радиация не больше фоновой.

Подойдя к заострённому носу корабля, Радж охнул. Повреждения были серьёзнее, чем это казалось при осмотре сверху. Нос корабля был вдавлен внутрь и искорёжен, и корпус разрывала длинная угловатая трещина. Если находящиеся внутри формы жизни неспособны дышать земным воздухом, они уже были, несомненно, мертвы. И, конечно же, если на корабле были опасные для земной жизни микроорганизмы, то они уже давно попали в атмосферу. Радж обнаружил, что рефлекторно задерживает дыхание, и…

– Профессор!

Голос Тины. Радж кинулся к ней. Она указывала на прямоугольное углубление в корпусе глубиной около двух сантиметров. В его центре была круглая рукоятка.

Дверь.