– Это были нормальные роды? Кесарево сечение? Другая процедура?

– Нормальные роды, по крайней мере, по стандартам того времени. Моей матери дали большую дозу обезболивающего, схватки были вызваны искусственно, а мой отец не был допущен в родовую палату. Карен посмотрела в сторону присяжных, желая сразу увидеть их реакцию. – С тех пор мы прошли большой путь.

– Нормальные роды, – повторила Лопес. – Через расширенный родовой канал к дневному свету, мягкий шлепок по заднему месту – полагаю, тогда это ещё было в ходу.

– Да, думаю так.

– Первый крик.

– Да.

– И, конечно, перерезание пуповины.

– Да.

– Пуповины, через которую питательные вещества передавались от вашей матери растущему эмбриону, верно?

– Да.

– Пуповины, удаление которой оставляет шрам, который мы называем пупком, верно?

– Да.

– И шрам этот бывает двух видов – выпуклый и впалый, правильно?

– Да.

– И к какому виду принадлежит ваш, миз Бесарян?

– Возражение! – сказал Дешон. – Отношение к делу!

– Мистер Дрэйпер поднимал вопрос о биометрических показателях, – сказала Лопес, разводя руками. – Очевидно, что я могу исследовать любые связанные с биометрией вопросы, а не только те, с которыми устраивал фокусы мистер Дрэйпер.

Похожее на обувной рожок лицо судьи качнулось вверх и вниз.

– Отклоняется.

– Миз Бесарян, – сказала Лопес, – так какого же он типа – выпуклый или впалый?

– Впалый.

– Могу я его увидеть?

– Нет.

– И почему же?

Карен вскинула голову.

– Потому что это будет бессмысленно, и – я уверена, судья со мной согласится – вряд ли прилично в зале суда. Вы надеетесь, что у меня нет пупка, и вы из этого факта сможете извлечь несколько лёгких очков в свою пользу. Так вот – пупок у меня есть; моё тело анатомически корректно. И поэтому, когда я обнажу пупок, вы попытаетесь заработать хоть какие‑то очки, указывая на то, что это не настоящая рубцовая ткань, а простая скульптурная имитация. Я избавлю вас от хлопот: я это признаю́. Но так как пупок совершенно ни для чего не служит, это вряд ли что‑то меняет. Мой ничуть не хуже, чем любой другой. – Она снова взглянула на присяжных. – В нём даже пух скапливается.

Присяжные, и даже сам судья, рассмеялись.

– Двигайтесь дальше, – сказал Херрингтон.

– Хорошо, – сказала Лопес; её голос звучал чуть пристыжено. – Ваша честь, я хотела бы приобщить к делу первую улику ответчика – печатную копию инструкции по эксплуатации платёжного терминала, приобщённого к делу мистером Дрэйпером ранее.

– Мистер Дрэйпер? – спросил судья Херрингтон.

– Не возражаю.

– Улика приобщается к делу, – объявил судья.

– Спасибо, – сказала Лопес. Она перешла «колодец», подошла к месту свидетеля и протянула инструкцию Карен. – Как вы видите, я отметила одну страницу закладкой. Откройте её, пожалуйста.

Карен так и сделала.

– Пожалуйста, прочитайте выделенный фрагмент, – попросила Лопес.

Карен откашлялась – излишний с механической точки зрения элемент театральности – и прочитала:

– «Этот сканер использует биометрические данные для обеспечения безопасности транзакций. Для подтверждения личности пользователя сканируется отпечаток пальца и узор сетчатки. Никакие два человеческих существа не имеют одинаковых отпечатков пальцев, и ни у каких двух индивидуумов не может быть идентичного узора сетчатки.

– Звучит впечатляюще, не правда ли, – сказала Лопес.

– Да. И этот терминал меня…

– Простите, миз Бесарян, вы можете лишь отвечать на вопросы, которые я задаю. – Лопес сделала паузу. – Нет, прошу прощения; я не хочу показаться грубой. Что вы хотели добавить?

– Лишь то, что сканер опознал меня как Карен Бесарян.

– Да, он это сделал. В ключевых биометрических категориях вы, по‑видимому, идентичны – по крайней мере, близки настолько, насколько необходимо – с оригинальной Карен Бесарян.

– Именно так.

– Теперь, если суд не возражает, я хотела бы кое‑что попробовать. Ваша честь, прошу приобщить к делу улики ответчика номер два, три и четыре. Номер два – это искусственная рука, номер три – искусственное глазное яблоко; и то и другое, как свидетельствует номер четыре, сертификат происхождения, произведено компанией «Моррелл GmbH» из Дюссельдорфа, ведущим мировым производителем протезов. Собственно «Моррелл» и производит многие компоненты, используемые компанией «Иммортекс».

За этим последовало около пятнадцати минут возражений и аргументов, после чего судья принял улики. Когда процесс вновь вошёл в своё русло, Лопес протянула искусственную руку Карен.

– Прижмите, пожалуйста, большой палец этой руки к сканеру терминала.

Карен нехотя подчинилась. Зажёгся один зелёный огонёк – я раньше терпеть не мог пользоваться этими штуками, потому что не отличал зелёного от красного.

Затем она протянула Карен искусственный глаз.

– И поднесите это к объективу камеры терминала.

Карен сделала и это, и зажёгся второй зелёный огонёк.

– А теперь, миз Бесарян, не будете ли вы так любезны прочитать то, что написано на дисплее? – Она показала ей терминал.

Карен посмотрела на него.

– Там…

– Да, миз Бесарян?

– Там написано «Подтверждение опознания: Бесарян, Карен С.»

– Спасибо, миз Бесарян. – Она взяла устройство из безвольных рук Карен и уверенно нажала на нём какие‑то клавиши. Когда она закончила, то протянула терминал обратно Карен. – Теперь я бы хотела, чтобы вы сделали для меня то же, что сделали для мистера Дрэйпера: перевели десять долларов на мой банковский счёт. Конечно, для этого нам потребуется номер вашего ПИН.

Карен нахмурилась.

– Просто ПИН, – сказала она.

Лопес на мгновение растерялась.

– Простите?

– ПИН означает «персональный идентификационный номер». Только люди, работающие в Министерстве избыточных министерств, называют его номером ПИН.

Маленький рот судьи Херрингтона изогнулся в улыбке.

– Хорошо, – сказала Лопес. – Значит, для завершения транзакции нам теперь нужен ваш ПИН.

Карен сложила руки на груди.

– И я сомневаюсь, что суд может заставить меня его вам назвать.

– Нет‑нет, конечно же, нет. Приватность очень важна. Вы позволите? – Лопес протянула руку к терминалу, и Карен отдала его. Она нажала на устройстве несколько клавиш, затем вернула его Карен.

– Прочтите, пожалуйста, что написано на дисплее.

Пластиковое лицо Карен было не так пластично, как лицо из плоти и крови, но я видел, как оно оцепенело.

– Здесь написано «ПИН подтверждён».

– Смотрите‑ка! – воскликнула Лопес. – Не воспользовавшись ни отпечатком вашего пальца, ни вашим узором сетчатки, ни чем‑то таким, что знаете только вы, мы сумели получить доступ к вашему счёту, не так ли?

Карен молчала.

– Не так ли, миз Бесарян?

– Надо полагать.

– В таком случае почему бы вам не подтвердить транзакцию и не перевести на мой счёт десять долларов, как вы это сделали для мистера Дрэйпера?

– Я бы не стала, – сказала Карен.

– Что? – переспросила Лопес. – Ах, да. Конечно, вы правы. Это совершенно несправедливо. В конце концов, мистер Дрэйпер сначала дал вам десятидолларовую монету. Так что, полагаю, я также должна дать вам рейган. – Она снова запустила руку в карман, вытащила оттуда монету и протянула её Карен.

Карен скрестила руки на груди, отказываясь её брать.

– Ну и ладно, – сказала Лопес, разворачивая золотую фольгу и извлекая рельефный шоколадный диск. Она положила его в рот и прожевала. – Эта всё равно фальшивая.

Золотая клетка – всё равно клетка.

Теперь я был здоров, и впереди у меня были десятилетия жизни. И я не хотел провести их все здесь, в Верхнем Эдеме.

И… я ведь правда был здоров, да? То есть, метод доктора Чандрагупты меня излечил. Но…

Но в голове всё ещё стучали молотки. Это приходило и уходило, слава тебе, Господи; если бы так было всё время, я бы не выдержал, но…