– Удачное решение, – сказал Келкад.

– Удачнее, чем у рептилий, – согласился Фрэнк. – С другой стороны, рептилии холоднокровны. Они не поддерживают такой высокий уровень метаболизма. Однако теплокровные формы земной жизни – млекопитающие и птицы – независимо пришли к идее более эффективного четырёхкамерного сердца.

– Им повезло, – сказал Келкад. – Мы до такого не дошли. О, мы тоже поддерживаем высокий уровень метаболизма, но скорее за счёт того, что у нас четыре сердца, работающих синхронно, чем за счёт эффективной внутренней организации каждого из них. Такого рода изъяны и убедили нас в том, что мы – не продукт божественного творения. Подобные же изъяны позволили установить то же самое относительно вас.

– Какие изъяны? – спросило Фрэнк.

– Ну, строение вашей гортани, к примеру. Пища может закупорить дыхательные пути, и вы…

– О мой Бог! – воскликнул Фрэнк, чувствуя, как вдруг заколотилось сердце. – Боже! И наши глаза – они подсоединены к нервам задом наперёд. А кишечник содержит аппендикс, который вообще ничего полезного не делает. Когда Хаск вскрывал доктора Колхауна, он искал изъяны конструкции, которые доказывали бы, что мы не были созданы по заранее разработанному разумному плану.

– Вообще‑то, – сказал Келкад, – я думаю, он искал прямо противоположного: доказательств вашего божественного происхождения, того, что вы – истинные дети Божьи, живущие по соседству с нами. Каково же было его разочарование, когда стало ясно, что вы тоже появились в результате неэффективного процесса эволюции методом проб и ошибок.

– Погодите‑ка, – сказал Фрэнк. – Если Хаск считал, что мы – дети Бога, как тогда он мог убить одного из нас? Разве он не испугался бы, что Бог накажет его за убийство одного из своих творений?

– Хаск не собирался убивать Колхауна.

– Да ладно! Божественное создание или нет, ни одно живое существо не переживёт того, что он сделал с Колхауном.

– Вскрытие, разумеется, было проделано после смерти Колхауна.

– Но он отрезал ему ногу!

– Хаск отрезал Колхауну ногу, – согласился капитан пришельцев. – И Хаск, несомненно, очень удивился, когда Колхаун истёк кровью и умер.

– Со вскрытой бедренной артерией? Разумеется, он истёк кровью и умер!

– Это было для Хаска первым свидетельством того, что конструкция тела человека неэффективна.

– Э‑э… а что случится, если вам отрезать ногу?

– Я не смогу ходить, пока нога не отрастёт снова или не будет возвращена на место.

– А кровопотеря? Мы видели – у тосоков идёт кровь.

– Небольшое количество крови вытечет, но клапаны в артериях быстро перекроют кровоток, и кровотечение остановится.

– В наших артериях нет клапанов, – сказал Фрэнк.

– Вообразите себе, в каком Хаск был шоке, узнав об этом.

– Господи, – сказал Фрэнк. – Господи Иисусе. – Он закрыл глаза. У людей есть клапаны в венах, по которым кровь возвращается обратно в сердце, но не в артериях, по которым насыщенная кислородом кровь растекается по всему телу.

Когда венозные клапаны не работают, как полагается, происходит варикозное расширение вен.

– Чёрт, чёрт, чёрт, – сказал Фрэнк; всё становилось понятным. – Человеческое сердце расположено в верхней части тела; свежей крови на пути к ногам не нужна помощь – она течёт под действием силы тяжести. Только когда кровь возвращается назад, поднимаясь вверх на четыре, пять, даже шесть футов из ступни к сердцу – только тогда есть опасность, что она пойдёт назад – и тогда закрываются венозные клапаны и не дают ей этого сделать. Но четыре тосокских сердца – Стант в своих показаниях говорил, что все они расположены в нижней части туловища. Так что у вас кровь, идущая от сердца к мозгу, также может потечь назад. Конечно же у вас есть клапаны и в венах, и в артериях. – Он покачал головой, словно укоряя себя, что не догадался об этом раньше. – Но зачем Хаск стал бы отреза́ть Колхауну ногу?

– В нашем мире ампутация ноги – стандартный способ лишить пленника возможности передвигаться.

– Пленника! – воскликнул Фрэнк.

– Да. Хаску, очевидно, нужно было остановить Колхауна, когда тот собрался куда‑то пойти – предположительно, ко мне, его старшему офицеру. У него при себе не было никакого обездвиживающего оборудования, однако был мономолекулярный резак.

– Но зачем ему понадобилось останавливать Колхауна?

– Об этом, – сказал Келкад, – я не имею ни малейшего понятия.

Как только Фрэнк вернулся на Землю, Хаск потребовал личной встречи с ним и Дэйлом Райсом. Фрэнк с Дэйлом приехали в университетский кампус и встретились с Хаском в его комнате.

– Я хочу признать вину, – сказал Хаск.

Лицо Дэйла осталось бесстрастным.

– Признать вину, сейчас?

– Это моё право, разве не так?

Дэйл посмотрел на Фрэнка, брови которого взобрались на самый лоб.

– Вы понимаете, – спросил он, снова поворачиваясь к Хаску, – что если вы признаете вину, представление доказательств будет завершено, и судья Прингл попросит присяжных вынести решение?

– Да.

– И, – продолжил Дэйл, – это решение, вероятнее всего, будет включать в себя требование смертной казни. Часто это требование не включается, даже если тяжесть преступления ему соответствует, если остаётся хотя бы тень сомнения. Присяжные могут не чувствовать сомнений, приговаривая вас к пожизненному заключению, но приговаривая к смерти захотят большей уверенности. Однако если вы просто признаете вину, это устранит все оставшиеся у присяжных сомнения.

– Я готов к любым последствиям.

Дэйл пожал плечами.

– Это, как вы сказали, ваша прерогатива. Как ваш адвокат, я должен проинформировать вас о том, что лучшим вариантом для вас будет просто послать меня в офис Линды Зиглер и сказать ей, что мы можем согласиться на признание вины. Мы можем заключить сделку – вы признаёте вину, а дело переквалифицируют из умышленного убийства в причинение смерти по неосторожности – тогда вас совершенно точно не казнят, а вы, возможно, отделаетесь пятью годами тюрьмы.

– Можно и так, – сказал Хаск. – Если прекратится преставление доказательств.

– Хорошо, – сказал Дэйл. – Но, послушайте, я потратил массу усилий, готовя это дело и своё заключительное слово. Вы по крайней мере обязаны мне возможностью выступить с ним – пусть даже только перед вами и Фрэнком.

Щупальца Хаска сплелись в выражении озадаченности.

– Не улавливаю, для чего.

– Доставьте мне удовольствие, – сказал Дэйл.

– Но ведь нет никакого смысла…

– Я думаю, есть, – сказал Дэйл. – Прошу.

Хаск издал вздох, очень похожий на человеческий.

– Ну, хорошо.

– Спасибо, – сказал Дэйл, поднимаясь на ноги. Он засунул большие пальцы под подтяжки и повернулся лицом к несуществующему жюри.

– Дамы и господа присяжные, я хотел бы поблагодарить вас за внимание, проявленное вами к этому весьма непростому делу. Это было дело, непохожее ни на какие другие, касавшееся вопросов, выходящих далеко за стены этого здания… – Дэйл, замолк. – В этом месте Линда должна вскочить и заявить протест, – сказал он и улыбнулся. – Я не должен побуждать присяжных принимать во внимание что‑либо, кроме фактов, установленных в ходе судебного разбирательства. – Он снова переключился в режим зала суда. – Там или иначе, дамы и господа, давайте снова рассмотрим улики.

Мы слышали слова капитана Келкада о том, что изначально команда звездолёта состояла из восьми тосоков, включая его самого. Мы также слышали, что одна из этих тосоков, по имени Селтар, умерла во врёмя полёта к Земле, и что обвиняемый, Хаск, выполнил изъятие её органов, что было нормальной, предусмотренной инструкциями процедурой в случае, когда умирает один из членов команды.

Обвинение хотело бы заставить вас поверить в то, что этот непредвиденный случай – необходимость вскрыть мёртвое тело – оказал на Хаска такое возбуждающее действие, что им овладела непреодолимая тяга испытать это снова. И когда такая возможность представилась, согласно версии обвинения, Хаск и правда повторил этот опыт, убив Клетуса Роберта Колхауна и жестоко расчленив его тело.