На Сицилии и в Испании первые отряды мусульман высадились по приглашению христиан для войны с другими христианами. В начале VIII в. Вестготское королевство включало почти всю Испанию и часть Южной Галлии. По свидетельству мусульманских источников, просьба о военной помощи исходила от сыновей только что умершего вестготского короля Витицы, считавших себя неправильно отстраненными от власти. Первым в 711 г. высадился отряд правителя Танжера Тарика, но его составляли не арабы, а берберы. Вестготы были разбиты, а их король пал в бою или был убит вскоре после этого. На следующий год в Испанию переправилась армия мусульманского правителя Северной Африки Мусы, включавшая теперь большое число арабов. Покорение страны произошло стремительно и в основном завершилось к 716 г. Мусульманская экспансия продолжилась за Пиренеями, пока не встретила отпор и затем ответное наступление со стороны франков. Концом мусульманского продвижения в Европу считается победа Карла Мартелла, одержанная им в 732 г. в битве при Пуатье. Впрочем, историки оговариваются, что это могла быть небольшая грабительская экспедиция, организованная, возможно, не без помощи христианских правителей Аквитании.

Пришедшие в Испанию арабы принадлежали не к бедуинам, а в основном происходили из земледельческих регионов Йемена. Арабы селились в крупных городах и долинах рек Гвадалквивир и Эбро. Берберы занимали плоскогорья в центральной части страны, пригодные для скотоводства. Мусульманская Испания сразу оказалась во власти бесконечных внутренних раздоров между берберами и арабами, между арабами йеменских племен и новыми волнами арабских переселений, в основном из Сирии, которые принесли в новую страну старые распри, возникшие еще в Аравии. Когда между 747–750 гг. Аббасидам удалось отстранить от власти багдадских халифов из рода Омейядов, один из Омейядов Абд ар-Рахман I (756–788) сумел основать независимое государство в Испании, приняв титул эмира. В условиях неустранимых племенных раздоров опорой государственной власти стали мулади («новые мусульмане»), т. е. обратившиеся в ислам неарабы. Та часть правящего класса Вестготского королевства, которая осталась на завоеванных территориях, быстро влились в состав новой элиты. Перенимавших арабский язык и обычаи, но не менявших веру называли мосарабами. Мирному включению жителей Испании в состав нового государства способствовала терпимость его правителей к христианству.

Немусульмане платили особый налог, а когда во второй половине IX в. началось массовое обращение в ислам, государство осталось без средств, что нанесло разрушительный удар по эмирату Омейядов. Кордовские эмиры изначально контролировали юг страны. К середине IX в. Абдарахман II (822–852) смог подчинить мусульманские пограничные «марки» на севере и в центре Испании, но всего на несколько лет, после чего власть кордовских эмиров впредь ограничилась долиной Гвадалквивира и ближайшими окрестностями Кордовы. Однако уже в X в. при Абдарахмане III это государство станет сильнейшим в Европе.

Историческое предание средневековых христианских королевств Испании утверждает образ героической борьбы с мусульманским нашествием. Согласно этой традиции, в Астурии сопротивление возглавил Пелагий или Пелайо, который нанес поражение отряду врагов в долине Ковадонга. При короле Альфонсо I (739–757) границы христианского Астурийского королевства существенно расширились, включив Галисию, Леон и другие регионы. Впрочем, северная оконечность Пиренейского полуострова никогда не интересовала мусульманских правителей. То, что в середине VIII в. христиане смогли утвердиться на обширной территории, объясняется конфликтом берберов с арабами и разразившимся голодом, из-за чего многие берберы, оставив Месету, вернулись в Северную Африку. С этого времени мусульманские земли начинались значительно южнее, на широте Толедо и Коимбры. Между ними и Астурийским королевством лежала ничейная земля. К концу IX в. граница христианской колонизации продвинулась до р. Дуэро. Наиболее активно реконкисту (исп. «отвоевание») в этот период ведут франки. Походы Карла Великого привели в 801 г. к завоеванию Барселоны, но попытки франков продвинуться в долину Эбро и взять Сарагосу успехом не увенчались.

Особенно сильное впечатление произвел на современников разгром Карлом Великим Аварского каганата. Об аварах сохранился минимум информации. Даже гунны, при всей мимолетности их господства, оставили большой отзвук в европейской культуре: от германских сказаний до фресок Ватикана. Авары так и не смогли, в отличие от других кочевников, например болгар или венгров, создать христианское государство и навсегда остались в исторической памяти «плохими европейцами», «варварами», так и не перешагнувшими порог «цивилизации».

Наши источники не дают возможности с одинаковой точностью судить обо всех сторонах истории Европы около 800 года. Очевидно, мы неплохо знаем основные факты политической и церковной истории. Об обществе и экономике мы осведомлены на порядок хуже. Здесь риск неточности и ошибки намного выше.

Плотность населения в Европе каролингского времени местами кажется весьма значительной. Мы получаем такие сведения из монастырских описей, называемых «полиптиками». По данным Сен-Жерменского полиптика, составленного незадолго до 829 г., к югу от Парижа плотность населения достигала 39 человек на 1 кв. км. Похожие цифры есть для ряда других мест. Однако подобные густонаселенные старопахотные земли соседствовали с обширными пространствами девственных лесов и пустошей. Они исчезли позднее в результате масштабного расширения посевных площадей на протяжении Средних веков. В каролингское время этот процесс только начался. Мы знаем о таких расчистках нови в VIII и IX вв. из картуляриев (сборников грамот) немецких монастырей Фульда и Лорш. С ростом обрабатываемых площадей также возрастает население.

Земледелие является главной отраслью материального производства. Большинство населения занято сельским трудом и поглощено заботами деревенской жизни. Основной единицей производства выступает крестьянское хозяйство. Быт власть имущих зависит от налаженных каналов эксплуатации крестьянского труда. На вопрос о том, что отличает материальную культуру раннего Средневековья, историки отвечают: «Бедность!». В материальном смысле это бедное общество оказалось неспособным оставить после себя наследие, сравнимое с громадами римских амфитеатров или средневековых готических соборов. Речь при этом идет не о некоей абстрактной бедности, внезапно поразившей страны Запада. Бедность не коснулась подавляющего большинства населения — крестьян. Напротив, дело в том, что крестьяне в большой мере ускользают от тех, кто может их эксплуатировать. За бедностью материальной культуры и свертыванием хозяйственных обменов встают изменения в экономическом положении социальных элит.

Свобода крестьян от власти аристократий, очевидно, возрастает «в среднем». Локальные отличия при этом очень велики. Источники каролингского времени позволяют наметить типологию крестьянских обществ. Они разные — одни из них находятся под контролем аристократий, другие живут своей отдельной жизнью и мало в ком нуждаются. По документам, сохранившимся в картулярии Редонского монастыря на юго-востоке Бретани, мы знаем о том, как общины деревенских жителей сами вершат суд. Любая сделка об отчуждении недвижимости в пределах деревенской территории подлежит формальному утверждению деревенского схода. Аристократия существует в другом социальном измерении — где-то в окружении правителей Бретани — и в жизни деревенских мирков никак не участвует. Другой впечатляющий пример деревенской самостоятельности можно найти в Восточных Пиренеях. Основание церквей мирянами всегда было в Средние века личным и семейным делом, но в Восточных Пиренеях в IX в. многие церкви основываются сельскими сходами.

После создания теории Карла Маркса меру эксплуатации часто описывали в терминах «необходимого» и «прибавочного» продукта. То, что мы знаем о крестьянской экономике сегодня, в особенности благодаря исследованиям российского экономиста А.В. Чаянова, заставляет оставить эти термины как не вполне адекватные. Принципом крестьянской экономики является не максимальная прибыль, а представление о своих потребностях. Возможности крестьянского хозяйства никогда или почти никогда не используются полностью. Если власть имущие получают сравнительно меньшую долю общественного продукта, то это не означает, что больше остается самим производителям — это значит, что крестьяне меньше работают. Если мы примем этот взгляд, то сможем объяснить некоторые поразительные факты экономической истории раннего Средневековья. В частности, есть свидетельства упадка агротехники и даже перехода от пахотного земледелия к мотыжному и от земледелия к охоте и собирательству. Действительно, чем сложнее агротехника, тем больших вложений труда она требует. Если мера эксплуатации падает, крестьянская экономика тоже меняется. Она возвращается к более простым формам хозяйственной деятельности, а после рубежа X–XI вв. установление сеньориального строя приведет к новому подъему европейской экономики.