Но почему лишь одному региону — Западной Европе — в определенный (но исторически очень важный) период удалось вырваться вперед? Почему прорыв в новое качественное состояние относительно быстро произошел в одном месте, а в других либо осуществлялся значительно медленнее, либо вообще не случился?

Об этом пойдет речь в предлагаемом издании.

Феодализм для многих людей является синонимом Средних веков, а слова «средневековый» и «феодальный» значат для них примерно одно и то же. Речь идет о словах и понятиях, глубоко внедрившихся в нашу культуру и возникающих в ней во множестве обличий. Идея феодализма как особого общественного строя, существовавшего в Европе в Средние века, родилась во Франции XVIII в. Накануне Французской революции наиболее одиозные факты общественной жизни квалифицировались как требующие отмены пережитки феодализма. Ученые XIX в. приложили немало усилий, чтобы сделать феодализм строгим научным понятием. Наука того времени стремилась понять историю общества как последовательную смену исторических эпох, зримо отличающихся одна от другой. И эпоха, предшествующая изысканиям просветителей и ученых XVIII–XIX вв., получила название эпохи феодализма.

Это понятие было введено в оборот с целью подчеркнуть глубину разрыва «их современности» с прошлым. Феодализм изначально осмыслялся как нечто качественно отличное от той современности, представая своеобразным «антимиром», от наследия которого просвещенные европейцы хотели поскорее избавиться. За этим словом скрывался технический застой и рутинное состояние техники, «кулачное право» одних и полное бесправие других, слабость государства и публичной власти, приоритет личной верности над отношениями, прописанными единым для всех законом, отсутствие гарантий частной собственности и политическая раздробленность, засилье церкви, фанатизм и невежество. Феодализм, как и собственно Средневековье, не только ругали; у него находились и почитатели из числа недовольных действительностью, ищущих идеалы в прошлом. Другие же рассматривали период Средневековья как историю борьбы с феодализмом, поэтому особое внимание уделялось изучению «ростков будущего»: городов и их «коммунальных революций»; королевской власти как «представительницы порядка в беспорядке», стремящейся в союзе с городами обуздать феодалов; купцов и ремесленников, чей труд подрывал натуральность хозяйства; вольнодумцев, выступавших против невежества и всевластия церкви.

При этом феодализм описывался при помощи категорий, свойственных европейскому обществу XIX в.: четкое классовое или сословное деление, унифицированные правила, по которым жило общество, предполагавшие наличие определенных свобод, общих для всех законов, общепринятое понимание собственности. При всем том, что феодальное общество не должно было походить на современное, в нем стремились отыскать четкое сословно-классовое деление, свои законы, свой тип собственности, свои правила, общие для всего Средневековья. В XIX–XX вв. Средние века изучали лучшие историки, достигшие впечатляющих результатов. Большинство из них видело ключ к пониманию этой эпохи в феодализме. Но мысль о феодализме как особом явлении в социальной жизни Средневековья получала двоякую интерпретацию.

Феодальная лестница (из школьного учебника)

Одно понимание феодализма подразумевало отношения внутри господствующего слоя средневековых обществ. По мнению исследователей, его основу составляли феодальные (или, по-немецки, ленные) институты, главными из которых являлись феод (или лен) и вассалитет. Феод представлялся особой формой землевладения всего военного класса — рыцарей средневековой Европы, выступавших сеньорами в отношении подчиненных им крестьян. Феод (феодальное поместье) был вознаграждением за службу и одновременно ее материальной основой. Он вручался рыцарю от лица вышестоящего сеньора, с которым его связывали особые личные отношения вассалитета. Вступая во владение феодом, рыцарь совершал ритуал оммажа (букв.: отдавал себя в руки своего сеньора, становился его человеком) и, принося клятву верности, «коммендировал» себя вышестоящему. Обязанности сторон при этом мыслились ограниченными и взаимными. Обладатель феода служил ровно столько, сколько предписывал обычай, и рассчитывал взамен на покровительство и уважение своих прав. Поводом к прекращению отношений могли быть нарушения с обеих сторон. Считалось, что такие вассально-ленные отношения пронизывали правящий класс сверху донизу, образуя связную феодальную иерархию. Король строил свои отношения с крупнейшими сеньорами своего королевства по тем же феодальным правилам. Подобный строй представлялся отстаивавшим эту картину историкам противоположностью государства, «феодальной анархией».

Другое понимание феодализма восходило к работам историков, испытавших влияние марксизма. В их глазах феодализм в Средние века распространялся на все общество и являлся прежде всего особой моделью производства и потребления материальных благ. Феодализму в таком смысле отводилось место между экономикой древности с характерным для нее рабовладением и капитализмом Нового времени с присущими ему явлениями отчуждения работника от средств производства, наемного труда, капитала, машинной индустрии и рыночных механизмов спроса и предложения. В итоге картина феодализма была навеяна его противопоставлением рабовладельческой экономике, с одной стороны, и капитализму XIX в. — с другой. Предполагалось, что сеньоры («феодалы») обладали монопольной собственностью на главное средство производства — землю, передаваемую крестьянам в держание. Крестьяне обрабатывали ее самостоятельно, своими орудиями труда, и обладали определенной хозяйственной автономией. Поэтому эксплуатация их (получение феодальной ренты) предполагала внеэкономическое принуждение. Этим феодализм и отличался от капитализма, где у рабочего не имелось никаких средств производства (он обладал лишь своими рабочими руками) и потому для извлечения прибавочной стоимости достаточно было одного лишь экономического принуждения.

На понимание феодализма в работах историков одновременно влияли известные факты аграрной истории Нового времени, воспринимавшиеся пережитками Средневековья, своего рода подсказками медиевисту, как то крупное землевладение и крепостничество, существовавшее в Европе к востоку от Эльбы. Отчасти и поэтому внимание историков сосредоточивалось на проблеме средневекового поместья, понятого в качестве экономического и правового института для эксплуатации крестьян, главного производителя материальных благ. Предполагалось, что сеньоры располагали двумя рычагами власти над крестьянами. Во-первых, считалось, что сеньоры сосредотачивают в своих руках земли, превращая крестьян в своих держателей. Так идея условного землевладения в качестве характерной особенности феодализма переносилась на крестьянско-сеньориальные отношения. Во-вторых, историки придерживались мнения, что большинство крестьян были людьми несвободными, лично зависимыми от сеньоров.

Для удобства можно назвать первую концепцию «феодализмом в узком смысле слова», а вторую — в «широком». Между ними возможны точки соприкосновения. Иерархическая организация господствующего класса призвана была обеспечить должный уровень внеэкономического принуждения в условиях слабости государства, например в Европе Х-ХІІІ вв.

Но «узкое», правовое понимание феодализма не претендовало на универсальное значение, характеризуя лишь латинский Запад, и только иногда в качестве метафоры применялось к иным обществам, вступившим в период политической раздробленности. Концепция «феодализма в широком смысле слова», напротив, претендовала на универсальность для многих регионов, причем на очень длительном отрезке времени. С точки зрения советских историков, например, к феодальным относились общества и Киевской Руси, и Российской империи до реформы 1861 г. И даже общества, где подавляющее большинство крестьян были свободны, не зная власти сеньора, все равно могли считаться феодальными. В этом контексте налоги расценивались как «централизованная феодальная рента», взимаемая феодальным государством с целью последующего перераспределения в пользу феодалов. Однако в большинстве случаев, когда западные историки говорят о феодализме, они имеют в виду все же именно первое, более узкое значение.