Происходящие изменения нашли отражение в формировании новых представлений о сословном делении общества. В первой половине XI в. Адальберон Ланский использует трехчастную модель для описания общества: «молящиеся», «воющие» и «работающие». Этот образ был очень популярен, подчеркивая иерархию и взаимозависимость сословий.

Аргументы сторонников «феодальной мутации» дополнялись удачными терминологическими находками. Пьер Тубер, фиксировавший перегруппировку жителей окрестностей Рима вокруг замков, возведенных баронами почти единовременно, подобрал этой ситуации удачное наименование «озамкование» (incastellamento), аналогичные процессы были обнаружены историками в разных частях Западной Европы около Тысячного года. Робер Фоссье видел принципиальное изменение не в столько в появлении новых социальных групп, сколько в формировании плотной сети новых ячеек — базовых социальных структур, охватывающих всю территорию Европы. Во избежание путаницы он подобрал для этого явления термин, в равной степени чуждый и нам, и людям Средневековья — «объячеивание» (encelulement). Средневековый крестьянин оказывался включенным в несколько ячеек, границы которых накладывались друг на друга: приход, сеньория, сельская община, деревня, на которые могли надстраиваться более сложные структуры. С точки зрения исследователя, в каролингскую эпоху население не имело такой прочной укорененности в пространстве, возможно, вообще не зная устойчивых деревень. Углубляя эту идею, ее сторонники говорили, что Средневековье как феодальную эпоху следует начинать с X в., характеризуя каролингский период как «карикатурно-античный».

Теория «феодальной революции», определявшая социальную причину быстрых изменений, привлекала и тем, что позволяла связать воедино процессы, происходившие, казалось бы, в разных сферах жизни. Но со временем эта концепция подверглась острой критике. «Антимутационисты» утверждали, что изменения шли не столько революционным, сколько эволюционным путем, причем отнюдь не по единому сценарию. Термины и явления, трактующиеся как новации Тысячного года, были присущи каролингскому обществу, которое предстает не как «карикатурно-античное», но скорее как «первый феодальный период». Они уточняют, что схема «трех сословий» появилась раньше и отнюдь не была единственно возможным объяснением общественного устройства. Они утверждают, что так называемое «феодальное право», записанное лишь в конце XII в., не столько резюмировало три столетия эволюции социально-политических отношений, сколько отражало волю позднейших государей, стремившихся привязать к себе мир рыцарей. И, пожалуй, наиболее серьезным уточнением, внесенным в концепцию «феодальной революции», явилось перенесение внимания с социальных слоев и групп, которым якобы соответствовали определенные термины источников, на реальных участников социально-политических процессов.

Главными действующими субъектами этого смутного времени выступали семейные кланы — линьяжи. Они представляли собой большие патрилинейные семьи, обладающие сильным чувством семейной солидарности, их члены готовы были вершить кровную месть, отвечая друг за друга. Род владел некоторой неразделенной семейной собственностью — патримониумом, для них было свойственно развитое генеалогическое сознание, хранившее память о предках и их подвигах. Линьяжи обладали собственной стратегией выживания, временами не тождественной субъективным желаниям отдельных своих членов. Линьяж решал сразу несколько противоречивых задач: сохранить ядро семейной собственности, не допустить ее раздробления, за которым следовала деградация рода, поскольку потеря патримониума вела к утрате социальных позиций, а в перспективе к лишению статуса свободного человека. При этом требовалось достойно обеспечить детей, увеличить число людей, на чью помощь можно рассчитывать в частных войнах — «файдах». Причиной файд была кровная месть, но также и всякая защита семейной «чести», понимаемой как совокупность социальных позиций (должности, земли, замки), ущерб которым затрагивал интересы всех родственников. А для решения таких задач нужно было иметь много «друзей», «верных», «союзников», с которыми также необходимо поддерживать взаимовыгодные отношения.

Подобные отношения иногда приобретали характер вассальных, но они не образовывали согласованной системы и не имели единого ритуала. Вассальные присяги иногда сводились к «поцелую мира», но в Лангедоке и Провансе, где сохраняли силу римские правовые традиции, охотнее заключали письменные договоры, с перечислением взаимных обязательств. В виде «обязывающего дара» во владение могли передаваться земли и замки, что предполагало ответные обязательства (иногда сопровождаясь обрядом инвеституры — передачи куска дерна, жезла или ветви, символизирующей передачу земли и власти над нею). Такие владения в романских странах могли именоваться фьефом (феодом), в германских землях — леном, но могли обозначаться и как-то иначе, например фиск, что указывало на возможность получения фискального дохода с имущества. «Вещные» отношения, по-видимому, считались важнее личных, хотя и персональный момент также имел значение, поскольку после смерти одного из участников инвеституры ее приходилось повторять заново. При помощи инвеституры и клятвы верности в большинстве случаев старались скорее завести союзников, чем организовать четкую иерархическую систему соподчинения. Один и тот же человек мог получить феоды от разных сеньоров, которые при этом могли воевать между собой (позже такую ситуацию назовут «множественным вассалитетом»).

Крайне скудные данные, относящиеся к X — первой половине XI в., имеющиеся в распоряжении историков, показывают, насколько важную роль для линьяжа играла матримониальная политика. Для привлечения надежных, верных «союзников» дочерей могли выдавать замуж не столько за богатых и знатных, сколько за хороших воинов (и потому выделить из патримониума меньшее приданое, нежели в случае равенства сторон). Сыновья же искали богатых и знатных невест, и иногда им везло. К примеру, уже упомянутый Танкред Отвиль стал зятем герцога Нормандского, а Родриго Диас де Вивар (Сид Воитель) женился на донье Химене, дочери графа Гормаса, внучке и кузине леонских и кастильских королей, его отцом был воин прославленный, но не титулованный, но в жилах матери текла королевская кровь.