Инициатива реформ переходит к папству, которое после смерти Генриха III и во время малолетства Генриха IV начало предпринимать осторожные попытки распространить требования «церковной свободы» на взаимоотношения папы и императора. Так, декрет 1059 г. папы Николая II регламентировал процедуру папских выборов, отнеся их к компетенции исключительно кардиналов: семеро кардиналов и 28 кардиналов-священников главных римско-католических церквей отныне избирали папу независимо ни от римской знати («народа»), ни от воли императора. Впервые прозвучало требование запретить мирянам назначать на должность клириков, будь то за вознаграждение или бескорыстно, иными словами понятие «симонии» распространялось на всякое вмешательство мирян в дела церкви. Немецких епископов вызывали в Рим отвечать за случаи симонии в их диоцезах, им предписывалось применять строгие меры для искоренения этого порока, а также браков священников. В Германии, а особенно во Франции, где посты ленных князей и епископов часто совмещались, возбужденный епископат всемерно пытался противиться административной власти римской курии.
С избранием монаха Гильдебранда на папский престол под именем Григория VII (1073–1085) реформа вступила в решительную фазу. Понтифик запретил под угрозой отлучения принимать святые таинства из рук женатых священников, а также тех, кто приобрел свой сан за деньги; таким образом, к поддержке прежних дисциплинарных установлений церкви привлекались и миряне. Носителям духовного сана не дозволялось становиться вассалами мирян. Но Григорий VII не ограничился борьбой за очищение церкви от симонии и браков священников. Он впервые поставил под сомнение всеобщую непоколебимую убежденность в единстве светской и духовной власти, высказав претензию на духовное руководство христианским миром. Так далеко не заходил еще никто, поэтому движение, которое было начато не этим понтификом, получило имя «Григорианской реформы».
Новую концепцию папской власти можно найти в «Диктате папы», содержащем 27 утверждений. Этот текст никогда не имел силы официального документа, скорее речь шла о выписках из «Псевдоисидоровых декреталий», но он в концентрированном виде содержит обоснование папского приоритета. Главным аргументом здесь выступала обновленная Петром Дамиани идея миссии папы в качестве наследника апостола Петра и потому высшего арбитра христианского мира. Король, которому запрещалась инвеститура епископов, становился всего лишь мирянином; не он, а папа объявлялся «викарием Христа» на земле, уполномоченным низлагать того, кто пренебрегает христианским долгом, будь то король или епископ. Реализация этой доктрины была возложена на папских полномочных посланцев — легатов, имеющих право смещать любого епископа.
Осенью 1075 г. завуалированная угроза низложения прозвучала и в адрес императора Генриха IV, когда тот провел инвеституру трех итальянских епископов, что стало формальным поводом для длительного конфликта папства с императорами, получившего в истории название «спор об инвеституре». В ответ император в январе 1076 г. собрал в Вормсе имперских епископов и объявил о низложении папы. В этом содержалось мало нового — Оттоны и Салии не раз смещали неугодных понтификов, но беспрецедентным стало решение папы отлучить от церкви отказавшихся подчиняться ему епископов и самого императора, и тем самым освободить его подданных от клятвы верности.
Отлучение развязало руки врагам императора. Герцоги заявили, что выберут другого короля, если Генрих пробудет под отлучением больше года. Епископы начали переходить на сторону папы. Император отважился почти без войска перейти зимние Альпы и неожиданно появился в Ломбардии, где его ленники и местные епископы готовы были воевать с папой до конца. Тем не менее переговоры в замке Каносса в январе 1077 г закончились униженным покаянием императора.
Получив перемирие, Генрих IV сумел удержаться на троне и взять реванш, избрав своего папу. Григорий VII умер в изгнании под защитой норманнов Роберта Гвискара. Но история запомнит не его печальную участь, а Каноссу — как самое яркое событие эпохи «борьбы за инвеституру». И это во многом справедливо, потому что, назвав Генриха IV в булле об отлучении «немецким королем», Григорий VII уравнял его империю с другими европейскими государствами, лишив универсального характера саму имперскую идею. Теперь принцип единства христианского мира обеспечивается главой церкви, который имеет право и даже обязан при необходимости призвать к порядку любого короля. В этом смысле «Каносса» символизирует один из самых критических моментов в истории идеи императорской власти как высшей власти на земле — момент, когда теократический дуализм ее природы подвергся оспариванию. С этого времени начинается новый период в истории империи и Западной Европы, выбравшей для себя уникальный путь развития, кардинально отличный от имперского наследия.
Несмотря на запреты пап, ни Генрих IV, ни его сын Генрих V (1106–1125) не хотели, да и не могли отказаться от поставления аббатов и епископов, что давало им рычаги контроля над церковной организацией — главной опорой их власти в империи, так что «борьба за инвеституру» продолжалась еще несколько десятилетий. Только во время понтификата папы Каликста II (1119–1124) было найдено компромиссное решение, закрепленное в 1122 г. Вормсским конкордатом. Теоретическую базу для этого соглашения еще в конце XI в. подготовил теолог Иво Шартрский, обосновав различие между «духовным» и «светским» компонентами во власти прелата. Светские сеньоры имели право инвеституры применительно к светским прерогативам епископа и вводили его во владение пожалованными землями («инвеститура жезлом»), а посвящение в сан осуществлялось актом инвеституры церковной («кольцом и посохом»). Но при этом папа настаивал на канонической свободе выборов епископов и аббатов. И лишь в спорных случаях определяющим было мнение императоров, причем только в Германии, но не в двух других королевствах — Италии и Бургундии. Еще раньше этот компромисс приняли французский король Филипп I (1104 г.), и английский Генрих I (1107 г.), поэтому в этих странах «спор об инвеституре» не принял столь жесткой формы, как в Германии.
Папство проявило интерес к участию в движении «Божьего мира» довольно поздно. Лишь в 1095 г. Урбан II объявил «Божий мир» на территории всего Запада, распространявшийся на тех, кто отправлялся в Крестовый поход. Все действия против самих крестоносцев, их семей и имущества, предпринятые во время похода, объявлялись святотатством.
В том, что движение, долженствующее установить мир, привело к призыву к войне, крылась своя логика. Для осуществления своей миссии церковь нуждалась в «вооруженной руке», будь то «милиция мира», или воинство, собираемое папами. В 1053 г. папа Лев IX собрал и возглавил войско, чтобы двинуть его против норманнов, угрожавших Риму. А Григорий VII, еще будучи архидьяконом Римской церкви, разработал и реализовал идею настоящего «воинства святого Петра» — войска папы для наведения порядка в Папской области. В начале своего понтификата он собирался во главе вооруженного контингента отправиться на помощь Византии и дойти до Гроба Господня. Но эффективно соединить священство с воинской службой до поры до времени не удавалось.
В большей мере церковь преуспела в создании христианского этического кодекса для «сражающихся», в основу которого легла идея достижения «Божьего мира» с оружием в руках. Для борьбы с теми, кто нарушает священные клятвы, с еретиками и язычниками, церковь вырабатывала идею «справедливой войны», участие в которой является долгом христианского воина. Так, отказ англосаксонского короля Гарольда Годвидсона выполнить клятву, принесенную герцогу Нормандскому на святых мощах, и передать последнему английскую корону дал основание папе Александру II объявить войну против нечестивого короля Гарольда справедливой и священной. И победа Вильгельма Завоевателя при Гастингсе в 1066 г., сделавшая его королем Англии, рассматривалась как проявление Божьей воли.
После прекращения набегов скандинавов и венгров идея священной войны с язычниками постоянно актуализировалась на северо-восточном «фронтире» — в походах против славян, пруссов, литовцев и других балтийских народов, с конечной целью приведения их в лоно христианства. Отношения с мусульманами на Пиренейском п-ове и на Юге Италии складывались более сложно — обращение их представлялось скорее исключением, чем правилом, а служба христианских рыцарей эмирам, а мусульман — королям и графам случалась пока слишком часто, чтобы создать цельную концепцию «вооруженного миссионерства» в странах ислама. Она будет разработана позже, в ходе Крестовых походов.
