Но соратников Ван Аньши нельзя было назвать «низкими людишками». Так, например, Шэнь Ко был гениальным математиком, географом и астрономом, автором важнейшей календарной реформы. Шэнь Ко разрабатывал новые технологии очистки каналов с использованием вычищенного ила для удобрений, разъезжал по стране, инспектируя инженерные и военные сооружения, разведывая полезные ископаемые (он первый организовал добычу нефти — «каменного масла») и пропагандируя политику Ван Аньши. В 1073 г. состоялась его встреча с правителем города Ханьчжоу, знаменитым поэтом Су Ши. Последний написал трактат против «нового курса», утверждая, что «сохранение или гибель государства зависит от того, насколько глубоки или поверхностны его добродетели, а не от того, сильно оно или слабо… Если добродетель поверхностна, а обычаи все время нарушаются, то даже богатое и сильное государство не спасется от скорой гибели». Шэнь Ко сделал выписки из трактата и послал их с депешей императору, в результате Су Ши лишился поста.
Воздадим должное эпохе: опальные чиновники отправлялись не на плаху, а в почетную ссылку, где продолжали заниматься поэзией и философией и обмениваться с оппонентами любезными письмами.
Историки пишут о «реформаторах» и «консерваторах». Однако взгляды неоконфуцианцев, не одобрявших вмешательства государства в экономическую жизнь, выглядели для Китая новее, чем доктрина Ван Аньши, апеллирующего к наследию древнего легизма. Скорее можно говорить о «деятельных» и «созерцательных» чиновниках. Полагают, что эта полемика определялась культурными различиями. Оппонентами «нового курса» выступали в основном жители севера, среди которых был более распространен даосизм, а в сочетании с консерватизмом он делал их поборниками «конфуцианского недеяния». Ван Аньши, Шэнь Ко и ряд их сторонников принадлежали к южанам и впитали элементы буддийского мировоззрения, распространенного на Юге. Их реформаторская деятельность сочеталась с этикой благодеяния, призывавшей к активности (вспомним удивительную предприимчивость буддийских монастырей в эпоху Тан). Наконец, в 1076 г. император отправил цзайсяна в отставку. Шэнь-цзун сохранял приверженность «новому курсу», но с течением времени созданная Ван Аныни система была пересмотрена, хотя его сторонники продолжали иметь определенное влияние.
Противники «нового курса» утверждали, что он принесет народу неисчислимые беды, однако еще целых полвека Китай не знал крупных восстаний. Демографические показатели данного периода необычайно интересны. Уже в первой трети XI в. численность населения подошла к пятидесятимиллионному рубежу. Вспомним, что империя Тан дважды достигала этого уровня, после чего следовал жестокий кризис, среди причин которого агарное перенаселение играло важную роль. Усиление социальной напряженности наблюдалось и сейчас, и реформы стали ответом на этот вызов. Но никакого катастрофического спада на сей раз не последовало, перепись 1083 г. показала, что в Китае проживает примерно 90 млн человек, а перепись 1124 г. свидетельствовала уже о 100 млн. Возможно, демографический «потолок» был достигнут, о чем свидетельствовал коллапс, порожденный войной и мятежами, но удвоение численности населения нуждается в объяснениях.
Как считают исследователи, в Китае, особенно в южных его областях, развернулась аграрная революция, выразившаяся в освоении целинных земель и, главное, в распространении новых сортов вьетнамского риса и передовой технологии рисосеяния. Конечно, она была подготовлена веками взаимодействия переселявшихся на юг ханьцев с местными народами, от которых были заимствованы навыки возделывания риса. Но к XI в. они были сильно усовершенствованы. Урожайность новых сортов риса составляла 30 центнеров с гектара — втрое выше, чем урожайность проса на севере. В некоторых областях собирали два урожая в год: после сбора риса сеяли пшеницу, причем правительственный указ запрещал землевладельцам брать арендную плату со второго урожая. Практиковались специальная обработка семян, выращивание рассады в парниках с хорошо подготовленной почвой. Улучшениям способствовала и помощь государства: поля на участках, отвоеванных у болот, окружались дамбами высотой до шести метров — по ним прокладывали дороги и сажали вдоль них деревья. В насыпях проделывались отверстия, чтобы в случае необходимости открывать заслонки и подавать на поля воду.
Рост площади пахотных земель и резкое увеличение урожайности привели к расширению экологической ниши Китая. И усилия реформаторов, бросивших все силы, включая армию, на ирригацию, если и не послужили единственной причиной «китайского чуда», то явились благоприятными факторами, наряду с отказом от амбициозных военных проектов. Сражения и немалые потери имели место, но крупных экспедиций в глубь степей не предпринималось. Дань варварам была тяжела, но она давала возможность не перенапрягать народ чрезмерными налогами.
Эпоха Сун стала апогеем экономического развития средневекового Китая. Уже на рубеже X–XI вв. в Китае было выпущено в десять раз больше монеты, чем в VIII–IX вв. и в середине XI в. больше половины всех налогов в казну вносились деньгами. Поскольку монеты для обращения не хватало, вводились ассигнации. Появившиеся сперва в Сычуани переводные чеки, обеспечивавшиеся звонкой монетой, были признаны в 1023 г. властями в качестве законного платежного средства. С середины XI в. правительство начинает выпуск ассигнаций в качестве равноправного с монетой средства обращения. Однако на рубеже XI–XII вв. власти стали злоупотреблять эмиссией ассигнаций, и они быстро обесценились. С ослаблением правительства снижалась и цена бумажных денег.
В Х-ХІІІ вв. стремительно развивались китайские города. В некоторых из них проживало свыше 1 млн жителей. Особо высокой урбанизацией отличались области Юго-Востока, где численность горожан доходила до четверти населения. Кроме городов появилось большое количество торгово-ремесленных и промысловых поселений, возникавших на скрещениях торговых путей или в местах концентрации промыслов. Жизнь внутри городских стен претерпела существенные изменения. В период Тан город строго разделялся на кварталы, каждый из которых запирался на ночь, а не успевший в свой квартал горожанин рисковал получить палочные удары от ночной стражи. Теперь же улицы превратились в круглосуточно открытые артерии, жизнь в городе не замирала ни на час, не запрещались ни ночная работа ремесленников, ни развлечения, причем работали даже ночные рынки со специальным освещением, контролируемым пожарной инспекцией. Городские власти больше всего опасались пожаров, возводили пожарные каланчи и пристально следили за увеселительными заведениями. Так, в Кайфэне для нужд «войска запретного города» было открыто 24 публичных дома, помещенных под надзор пожарных, чтобы вечно пьяные гвардейцы не подпалили столицу.
Издавна ремесло и торговля подвергались в китайском городе жесткому контролю, а идеалом считалось казенное производство. Однако идеалы отстояли от действительности все дальше. Многочисленные объединения ремесленников и торговцев (хан) основывались теперь не на территориальном, а на производственном принципе. Во многом они напоминали западные цехи — ремесленники устанавливали число подмастерьев в хозяйстве, стремились поддерживать равные для всех условия труда, заботились о сохранности секретов производства. «Хан» отмечал свои праздники и проводил богослужения, выделял деньги на лечение и похороны своих членов. Но при этом «ханы» не имели политического влияния на жизнь города и находились под полным контролем властей. Главной же их функцией в глазах государства считалась фискальная, поэтому в «ханы» заставляли объединяться всех: и мусорщиков, и гадателей-геомантов, и даже нищих (чьи тонкости «искусства» передавались по наследству, как секреты ремесленников).
Поначалу ремесленникам надлежало по очереди отрабатывать повинности в государственных мастерских, однако в результате реформ Ван Аныни отработки были заменены денежным взносом. Это дало заметный толчок развитию частного ремесла. Время от времени правительство предпринимало меры по усилению регламентации ремесла и торговли, по укреплению монополии на продажу железа и цветных металлов, соли и чая, квасцов и дрожжей, уксуса и лака, что ограничивало легальную сферу деятельности китайских купцов. Это приводило к расцвету контрабанды или даже к мятежам. Но чаще ситуация смягчалась за счет «подношений» чиновникам. В результате сложился особый тип китайского предпринимателя, сведущего как в своем деле, так и в умении встраиваться в бюрократическую систему.
