Признаки деградации централизованной системы государственного управления стали появляться уже в конце первой половины VIII в. Упадок «государства, основанного на законах», был связан прежде всего с ростом частной собственности на землю и как следствие этого процесса с распадом надельной системы землепользования. Основным способом приобретения частных земельных владений было поднятие нови (осуществляемое в основном по инициативе столичной и местной знати).

Упадок надельной системы означал сокращение числа налогоплательщиков. При этом государственные расходы не уменьшились, а напротив имели тенденцию к увеличению. Во второй половине VIII в. налоговая система начинает давать сбои. Центральные власти во всем винили нерадивость и корыстолюбие местных чиновников. «Столичным чиновникам не хватает жалования, они страдают от холода и голода, а у провинциальных чиновников в достатке имеются и одежда, и еда. Поэтому многие чиновники, не ведая стыда, домогаются должностей в провинциях…», — гласило составленное в 775 г. «Продолжение анналов Японии». Провинции становились все более независимыми от центра, а центр все больше нуждался в доходах провинций.

С самого начала построения централизованного государства сосуществовали две системы: система рицурё, т. е. положения, прописанные в законодательных сводах, и прежняя родовая система. Так, например, высокая социальная мобильность, характерная для Китая, в Японии была ограничена системой «теневых рангов». Это означало, что чиновники 1-5-го рангов могли «отбрасывать тень» своего положения на своих сыновей и внуков, и те в зависимости от положения «отбрасывающего тень» могли получить «теневой ранг», который автоматически превращался в настоящий по достижении 21 года. Система теневых рангов существовала и в Китае, но в Японии она применялась шире и позволяла получить более высокий стартовый ранг. В результате центральная бюрократия в основном пополнялась за счет бывшей родоплеменной аристократии.

На уровне местного управления отклонения от конфуцианских принципов, предусмотренных законодательными сводами, были еще более значительными. Если должности в провинциальном аппарате высшего звена управления (управители, помощники управителей и примыкающие к ним инспекторы) замещались столичными чиновниками, то на должности уездных управителей назначались почти исключительно выходцы из местной родовой знати. Должность уездных управителей была пожизненной и имела выраженную тенденцию становиться наследственной.

Несмотря на впечатляющие успехи в создании централизованного государства, эпоха Нара отнюдь не воспринималась потомками в качестве «золотого века», ни один из императоров этого времени не считался образцовым. Одной из причин этого была политическая нестабильность, характерная для эпохи Нара, чрезвычайно богатой заговорами и мятежами. Возникновение политических кризисов было вызвано тремя основными причинами. Во-первых, отсутствовал четкий порядок престолонаследия. В условиях полигамии круг претендентов на престол был широким, окончательный выбор определялся расстановкой сил, в которой помимо императорского рода участвовали наиболее влиятельные роды, вступавшие в коалиции (в предыдущий и последующий периоды на выбор наследника влияло происхождение его матери, которая в большинстве случаев была представительницей наиболее могущественного рода: Сога до реформ Тайка, Фудзивара — в период Хэйан). Во-вторых, реформы VII–VIII вв. изменили соотношение сил внутри правящей элиты, привели к разбалансированию прежних социально-политических механизмов. Наконец, выбор основной идеологической модели управления не получил завершения — представители правящего класса попеременно обращались к буддизму или конфуцианству.

Кардинальные перемены сопровождались активными процессами государственной самоидентификации. Государственная идеология складывалась на многокомпонентной основе, включавшей даосизм, конфуцианство, буддизм (получает распространение с VI–VII вв.) и синтоизм. Соотношение между этими компонентами, в особенности между буддизмом и конфуцианством, на протяжении VIII столетия неоднократно менялось: процесс усвоения пришедших с материка учений, их переработки и творческого преобразования еще не завершился. По сравнению с Китаем в Японии буддизм в качестве элемента государственной идеологии играл гораздо более существенную роль, но в исторической перспективе роль буддизма имела тенденцию к сокращению (что не отменяет значимости буддизма в формировании японской культуры), а роль синтоизма, напротив, — к увеличению. Тем не менее буддизм служил идеологическим обоснованием борьбы новой знати, группировавшейся вокруг императорского престола, против старой аристократии, возводившей свое происхождение к различным божествам синтоистского пантеона.

Таблички моккан. Япония

Божество-прародительница правящего рода богиня Солнца Аматэрасу прочно утвердилось в качестве верховного божества; как уже сказано, при императорском дворе была создана Палата небесных и земных божеств, жрецы которой отвечали за проведение обрядов в масштабах всей страны. К началу X в. в стране насчитывалось 2861 святилище (в них почиталось 3132 божества), включенное в систему общегосударственных обрядов — в основном призванных обеспечить плодородие, а также очистительных.

В письменной культуре господствовал китайский язык и китайская же образованность. Все источники этого времени: летописно-мифологические своды «Кодзики» («Записи о деяниях древности», 712 г.) и «Нихон секи» («Анналы Японии», 720 г.), историческая хроника «Секу нихонги» («Продолжение анналов Японии», 797 г.), официальная документация, эпиграфика, географические описания «Фудоки», законодательные своды и т. д. — написаны на литературном китайском языке. Единственным исключением является поэтическая антология «Манъёсю», составленная во второй половине VIII в. Стихи этой антологии записаны на японском языке, чтобы передать звучание живой речи, китайские иероглифы были использованы фонетически. Такой метод применялся и раньше, в основном для записи стихов, в «Секу нихонги», а также для записи некоторых императорских указов, но за исключением «Маньёсю» это были лишь редкие вкрапления японской речи в китаеязычные тексты.