Камило Она, быть может, ангел божий, Быть может, ведьма с мерзкой рожей, Внушающей не страсть, а страх; Но раз я буду с ней впотьмах, Ведь это же одно и то же. Урбан Одно и то же? Вот так раз! Иль тело в прелести расцвета Не больше вкуса будит в нас, Чем осязание скелета, Каким рисуют смертный час? Ведь красота — благоуханье; И мы ее очарованье Вкушаем, видим, познаем, Как всякий аромат — чутьем. Камило Чем мне поможет обонянье? Я не аптекарь и не врач. Влюбленных зренье услаждает, И только тот в любви вкушает Весь аромат ее, кто зряч, Кто, наслаждаясь, созерцает. Слепец, — каким я скоро буду, Исполнив дамскую причуду,— Восторг любовный познает Не более, чем грубый скот. Урбан Готов поспорить здесь и всюду. Слепец, он создает в уме Всего лишь смутное виденье, А вам, сеньор, воображенье, Хоть вы и будете во тьме, Не меньше даст, чем ваше зренье. Ведь пара глаз горит пожаром В подобный миг, а двум-то парам Земля и твердь насквозь видны! Камило Глаза иных омрачены В подобный миг слепым угаром. Ей сколько лет? Урбан Камило Девица, замужем, вдова? Иль знает тайны мастерства Быть, по заказу, чем хотите, На зло законам естества? Урбан Нет, не вдова и не девица, Не брошенная молодица И не замужняя она. Камило Тогда картина мне ясна: Старуха, чучело, гробница. Ну и хозяйка же у вас, Когда я понял так, как надо! (В сторону.) Плут! Видно с первого же взгляда! Его хозяйка — дикобраз, Мужеподобная громада. Посмотрим, всякое бывало… Я маску с этого нахала Содрать и бросить так и рвусь! Конечно, дамы я лишусь, Но дама стоила мне мало. Нет, воля все-таки упряма, И пламенем согрета грудь! (Урбану.) Ну что ж, мой друг, пора и в путь. Где ваша сумрачная дама, Чтоб на нее слепцу взглянуть? Урбан
Камило Урбан Камило Еще, вдобавок, это байка! Хоть из камлота быть бы мог. Урбан надевает на Камило клобук. Урбан Камило Слепца вожатый в воду кинет, И страстный пыл его остынет. Урбан Терпенье, господин слепец! Час испытанья скоро минет. ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ Те же и Отон. Отон (про себя) Ночь в ярких звездах, помоги! Раз ты ведешь мои шаги И жизнь мою к могиле мрачной, Стань черной, ночь, стань непрозрачной, Чтобы не виделось ни зги! Хотя я вышел в это поле, Где ласковая тишина Смирить бы пламень мой должна, Он разгорается все боле, И виновата в том она. Урбан (к Камило, тихо) Нам кто-то заступил дорогу. Возьмитесь-ка за мой ремень. Отон Камило (в сторону) Ну и день! Слепою курицей, ей-богу, Тащусь, беспомощный, как пень. Отон Камило (в сторону) Если грянет гром, Мне это будет поделом, Урбан Отон Урбан Мы с ним вдвоем хлебнули малость И потихонечку идем. (К Камило.) Вперед, нам светит месяц ясный! Камило Урбан и Камило уходят. ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ Отон один. Отон Лишает разума вино. Любовь к затворнице прекрасной Мутит мой разум, как оно. Возможно ли, чтоб эта дама Свой дом считала сенью храма И так блюла смешной обет, Чтоб стольким рыцарям в ответ Лишь «нет» да «нет» твердить упрямо? Нет, невозможно; молвить честно, Я полагаю, что она Навряд ли к святости склонна, Затем что святость, как известно, Всегда костлява и бледна. Она здорова, молода И проедает без труда Четыре тысячи дохода; Ужель она в теченье года Не зябнет ночью иногда? Пусть на затворе держит дом, Пусть ей греховный свет не нужен, И дух ее с молитвой дружен, Не все ль равно, раз эконом Приносит индюка на ужин? Нет, сто ночей не буду спать, Все ночи буду коротать, Прикован к милому порогу, И кто приблизится, ей-богу, Тому вовек уже не встать! Пусть я под снегом коченею, Хотя здесь редко снег идет, Пусть тяжкий сон меня гнетет, Я как скала окаменею, Медуза [83], у твоих ворот. вернуться Медуза — молодая и прекрасная девушка, влюбившаяся в бога морей Посейдона и за это превращенная в чудовище со змеями вместо волос на голове и взглядом, заставлявшим каменеть даже самых бесстрашных людей. (Ант. миф.) |
