Оби-Ван смотрел на него краем глаза. На его посадку возле огня, манеру смотреть, хмуриться, жить и дышать.

Люди. Живые существа.

Непроизвольно он прикусил губу, и прошипел что-то нечленораздельно. Куай-Гон взглянул на него. А это почти привело его в чувство. Вкус собственной крови. Непостижимо. Обыденно. То, что в мире Великой Силы можно испытывать боль. И кровь… он слизнул её кончиком языка. С солоноватым вкусом к нему подступила реальность. Сейчас. Впервые.

— Хотел бы я знать, — хрипловато выговорил он, — где мы на самом деле.

— В мире Великой Силы, — ответил Куай-Гон устало.

Оби-Ван знал, что тот не издевался, не шутил. И забрак рядом пробормотал что-то, что отчётливо сходило за ругань.

— Он — такой?

— А кто его знает…

— Вы здесь тридцать лет.

Забрак выругался гораздо более отчётливо. Куай-Гон криво улыбнулся:

— Время в мире Великой Силы течёт незаметно…

Оби-Ван уставился на него. Подобрался. Отчётливо захотелось кого-то убить. Того, кто виновен в этой улыбке. В беспредельной усталости.

Его-то!..

В ответ на его взгляд старый рыцарь только пожал плечами.

— Почему я не развоплотился? — спросил Оби-Ван. — Как все… Все?

— Я не утверждаю, — ответил его учитель. — Но с Кэмером мы больше никого не видели.

— Тюрьма для одарённых, — буркнул забрак.

Оби-Ван знал, что они пока не серьёзны. Не в смысле веселы, а в том, что пока что не начали настоящий разговор. В нём мелькнуло подозрение — а знают ли они сами? Знают ли, что надо сказать? И о чём.

Тридцать лет…

— Сначала было просто, — Оби-Ван стал говорить, заполняя паузу. — Я всего лишь осознал, что вижу и слышу тот мир. Вокруг было… тепло. И такое острое чувство правильности и должности того, что я делаю…

— Миссия, — хмыкнул забрак.

— Да, — ответил Оби-Ван, — именно миссия.

Он наклонил голову и долго смотрел в огонь.

— Было так просто. Так кристально ясно, что надо делать и что происходит вокруг. Я видел вещи насквозь, и мне была видна их причинно-следственная связь. Я видел истину…

— И она тебя поразила, — хмыкнул Сайрин.

— Да, — Оби-Ван повернулся к нему. — Ты не понимаешь. Я сомневался всю жизнь. Я всю жизнь мучился и не знал, правильно ли я поступаю. Никогда. Никогда до конца. Вроде бы прав — но вроде… — он засмеялся. Нехороший был смех. — С Анакином, понимаете ли, учитель, больше ничего делать не оставалось. Он стал неуправляем. Мне пришлось. Но я знал, что я в ответе за то, что с ним случилось. Десять лет я его учил…

Он запнулся. Куай-Гон смотрел на него. Такого жёсткого и пристального взгляда у своего учителя Оби-Ван не замечал никогда.

— Пожалуйста, — сказал Куай-Гон, — продолжай. То, что ты говоришь, очень важно.

— Да, — пробормотал тот, сглатывая внезапно ставшую липкой слюну в пересохшее горло. — Я говорил… Да, я никогда не знал, что надо было делать. Точно. Всегда сомневался. И вдруг — лёгкость такая. Такая ясность после физической смерти. Всё стало понятно. Истина просвечивает изо всех вещей. Я видел путь, единственно верный. Это был такой подъём, учитель. Такой полёт, парение…

— Я понимаю.

Тишина.

— Он стал неуправляем, — сказал забрак. И расхохотался.

— Кэмер… — устало произнёс Куай.

— В чём дело? — сухо спросил Оби-Ван.

— Ни в чём. Я только повторяю тебе твои же слова, — забрак усмехнулся. В прищуре его глаз светился жёлтый огонёк. Оби-Ван пока не мог правильно идентифицировать это выражение, но оно было ему крайне неприятно.

— И что в них такого? — спросил молодой джедай молодого ситха.

— Тебя, кажется, психологии учили? — прищурился ещё сильней забрак. Куай-Гон не вмешивался. Оби-Ван видел краем глаза его спокойное лицо. Старый рыцарь явно счёл, что из этого диалога будет только польза. Как ни странно, Оби-Вана это успокаивало.

— Учили, — ответил он забраку. — И что?

Тот засмеялся. И Оби-Ван наконец идентифицировал эмоцию. Застарелая, глухая, а теперь — лютая ненависть. Не к нему. Ещё к чему-то.

Это он ощущал точно. Не смотря ни на какую эмоциональную разбалансировку, отличие лично направленной эмоции от эмоции к явлению как таковому было слишком элементарно.

— Он стал неуправляем, — в который раз повторил забрак. — Прости, но кем?

— Что?

— Кем он перестал быть управляем? — и новый смех.

Задуматься над словами Оби-Вана скорей заставили интонации смеха. Он был выразительней слов.

— Почему — кем?..

— Это всё тот же вопрос, — пояснил забрак насмешливо. — Вопрос о значении слов. Почти никто не задумывается над ними. А ведь они отвечают на все вопросы. Управляемый — кем? Избранный — кем? И для чего, а?

— Избранный — это термин.

— Ага.

Оби-Ван подождал продолжения. Его не было. Была та же лютая насмешка в жёлтых глазах.

— Что ты от меня хочешь?

— Чтобы ты сказал вслух то, что уже думаешь. Ты меня просто стесняешься, как ситха. Не пристало, мол, верноподданному джедаю думать при этой образине. И тем более думать то, что, может, бросит тень на его любимый Орден. С ума сойти! — он вновь расхохотался. — Ну и обработочка! Ты лоялен даже после смерти!

— Что?!..

Кое-что, конечно, тому удалось. Возможно, в этом был виноват и его молодой облик. Сдержаться оказалось очень трудно. На какое-то время он потерял над собой контроль.

— Нет, — ответил забрак внезапно очень спокойно, — ты мне скажи: когда ты говорил о неуправляемости, что ты имел в виду? И без воплей и разных воздеваний рук. Когда ты это говорил, то имел в виду конкретные вещи. Пожалуйста, озвучь их.

Оби-Ван взглянул на учителя. Тот на них не смотрел. Тот смотрел в огонь. Блики на полупрофиле лица…

— Я имел в виду, — сказал Оби-Ван тихо, — что мой ученик совершал непозволительные вещи…

— Нет, стоп, — тут же прервал его ситх. — Ты мне объясняешь его поведение, а не своё слово. Что такое — неуправляем?

— Он больше не подчинялся приказам Ордена! — взорвался Оби-Ван. — Ты это хотел услышать?

— Да.

Ощущение было такое, будто грудью налетел на стену. Прогнозируемое ощущение. И при этом крайне неприятное.

— А ты подчинялся всю жизнь, — неприятный прищур забрака стал ещё более неприятным. — Даже когда Орден был уничтожен, ты проводил в жизнь то, что вложили в тебя за твою жизнь…

— Стоп, — теперь сказал уже Оби-Ван. — Минуточку. Ты, конечно, очень умный. Только ответь мне на один вопрос, — настала очередь его недоброго прищура. — Твой учитель. А он — разве не управлял Анакином? Разве не его приказам тогда тот стал подчиняться? Если следовать твоей логике, пусть так — он просто сменил хозяина! Но это даже не так. Орден жил по правилам и жёстким законам. Ты прав. Но этим правилам и законам следовали все. От верхушки до низа. Магистр в этом не отличался от падавана. И если мы требовали что-то от него, то мы же требовали это и от самих себя. И поверь, эти требования были отнюдь не чем-то чудовищным. Это были требования элементарного самоограничения и самодисциплины. Например, у нас было не принято немотивированно убивать людей. Детей, в частности. И безоружных стариков. Твой милый Анакин, — почему он назвал своего ученика «твоим», он сам не понимал. Скорей всего, раздражение сделало его язвительным сверх меры, — подчиняясь приказам твоего любимого учителя, вырезал весь Храм. Детей в том числе. И на моих глазах чуть не убил свою жену, которая, заметь, была беременна его детьми! Да, он был неуправляем! Не с точки зрения Ордена! С точки зрения элементарной морали! Человечности! Да просто рассудка! При его силе он мог сделать что угодно и с кем угодно! Он стал опасен для мира…

— И мир убил его, — пробормотал Куай-Гон.

Оби-Ван поперхнулся. В голосе старого рыцаря не было осуждения. В нём не было даже горечи. Так говорит человек, который давным-давно всё понял о мире. И уже не надеется изменить его.

— Учитель…

— Ты прав, — старый рыцарь поднял голову и кивнул своему ученику. — Ты поступил так, как и следовало поступить джедаю. Я хуже тебя. Я бы не сумел. Я бы всё равно его любил. Даже после такого. Дело не в том, кого и как убивает твой ребёнок. Дело в том, что он — твой ребёнок…