Он сел не в кресло — устроился на подоконнике, открыв окно. В сад. В голубое небо.

— Здесь когда-нибудь бывает дождь? — спросил Йода.

— Здесь всё очень сложно, — ответил Рэк. — Почти как в жизни. Здесь свои законы. Только они другие. И мир здесь вполне материален. Только по-другому. Сила великая, идиотизм какой… магистр Винду, вы-то хотите чаю?

Чернокожий джедай сидел в углу и молчал. И был почти обстановкой. На вопрос поднял голову, недоумённо посмотрел на Рэклиата. Будто действительно счёл себя обстановкой.

— Чаю? — переспросил он так, будто ему, по меньшей мере, предложили крокодила. Сушёного крокодильчика. Не опасно — странно.

— Да. Чаю.

— Не знаю.

— Тогда берите, — Рэкс спрыгнул с подоконника и, повозившись с чайным прибором, через минуту протянул Винду его чай. После чего вновь занял позицию на подоконнике. — И что мы, уважаемые, будем делать? — спросил он, поставив чашку рядом с собой.

— Вопрос именно в том, делать или не делать, — кивнул ушастой головой Йода.

— Вы о чём? — спросил Мейс и хмуро опрокинул содержимое кукольной чашечки себе в рот. Целиком.

— О том, что будут делать умные существа, позволив уйти марионеткам.

— Гм? — спросил Йода Рэклиата. — Марионеткам?

— Или глупцам. Хотя всё-таки… — он покачал головой. — Это надо было придумать. Начать давить на мать.

— У Куая не было матери. Точней, он о ней не помнит, — сказал Йода.

— У-гу. А доказывать рвущемуся в бой существу я ничего не намерен. Во-первых, он бы меня не послушал, — произнёс Рэк. — Во-вторых, его идею поддержал Шат, — он поморщился. — А спорить с Шатом я зарёкся. У него процесс очень далеко зашёл.

— Процесс чего? — спросил Мейс.

— Хм, — Рэк взглянул на него. — Мы это называем свободное обезличивание. Термин многоэтажный, верно? — он засмеялся. — Попытаюсь пояснить. Ну. Любое существо играет какую-то роль. Внешний облик вписанной в общество личности. Так, ещё непонятней… Ну, предположим, один и тот же человек является в семье мужем и отцом, на работе — служащим, в компании — да-это-свой-в-доску-парень, в транспорте — пассажиром, перед головизором — зрителем и так далее. Не роль — а личность по отношению к кому-то. В основном так и бывает, поскольку существо редко оказывается сам собой и наедине с собой.

— Этого обычно избегают, — ухмыльнулся вдруг Мейс. — Оставаться наедине. С собой. Когда я был молодым, меня очень прикалывало… не то слово. Наблюдать за свободными, так сказать, существами. Вне Храма. Они встречаются — и тут же включаются. Начинают говорить. Они расходятся — и вставляют в уши плеер. Они боятся тишины… почему они боятся?

— Вы не знаете, магистр? — спросил его Рэк.

— Я джедай, конечно…

— Нет, — буркнул Йода. — Просто в тебе есть ты.

— Что?

— Сказка была, — произнёс Рэк. — Или кошмар на экране. Не помню. Там что-то произошло. Главный герой боялся смотреть в зеркала. Зеркала отражали… казалось, что кошмар, а на самом деле — реальность. Так вот, когда он в них всё-таки заглянул, оказалось, что там почти никто не отражался. Их на самом деле не было. А они даже не знали. Я помню взгляд главного героя, который стоял посреди толпы в огромном холле — а в зеркале видел пустой холодный зал — и себя единственного посередине. А потом он посмотрел вокруг себя и… фильм закончился.

— Хорошие фильмы показывали в твоё время, — сказал Йода.

— Во все времена нет-нет — кто-то да отразит реальность, — пожал плечами Рэк. — Как зеркало. Так вот, к вопросу о личинах. Шат — давно именно что эмиссар. Роль, в которую он воплотился. И не более того.

— А Куай?

Рэк и Йода вдруг фыркнули — переглянулись.

— У него есть шанс, — сказал Рэк. — Стать немного более живым, получив по морде. Додумался. Идти к матери.

— А что? — спросил Мейс.

— Да так, ничего, — ответил Рэк. — Его убьют, а на костях танец станцуют.

— Или он просто уйдёт, — сказал Йода. — Жалко.

— Материнский инстинкт? — неуверенно спросил Мейс.

— Да, если брать чистую формулировку, то это называется именно так, — подтвердил Йода.

— Если брать чистую формулировку, то и рваная рана — царапина, — ухмыльнулся Рэк. — Для того, кто на своей шкуре не почувствовал разницу одного от другого. Материнский инстинкт, да. Ладно, это не наше дело. То есть наше… но только как реакция на то, что произойдёт.

— Произойти может очень много, — сказал Йода.

— Произойти могут только две вещи, — произнёс Рэк. — Нет. Три. Либо эта галактика погибнет. Вместе с ситхами. Либо ситхи выкарабкиваются, и галактика не погибает — но что-то умрёт вокруг.

— Мы, в частности, — буркнул Йода.

— Да. Контролирующий элемент. Либо. Либо всё-таки умрут одни ситхи. То есть сделают то, что и должны были сделать трое суток назад.

— Что? — спросил Мейс. — Не понял.

— Ты что-нибудь слышал о причинно-следственной связи? — спросил его Йода.

— Конечно.

— И о том, что даже теоретически нельзя изменить прошлое, если б мы и имели такую возможность? Причинно-следственная связь нарушится, события пойдут по-другому… в мире, расположенном на временном отрезке после изменения, произойдёт катастрофа. Большего или меньшего масштаба.

— Ну? — спросил Мейс. — Я читал фантастические романы.

— Ты джедай, — сказал Йода. — Ты знаешь, что для мира Великой Силы времени не существует. Точней, для неё время — именно отрезок, линия, то, что перед глазами. Существа движутся вместе со временем — для Силы это то же, как для нас вид из окна. Вот речка делает поворот… вот она уходит вниз водопадом… вот там влага порождает деревья, а вот там — болота, там обязательно должен быть крутой берег, потому что из-за него речка поворачивает вбок, и именно поэтому там долина, и в той долине были построены дома и вот уже двести лет существует посёлок. Всё уже было. Точней, не так. Всё уже есть. От начала и до конца.

— Бред какой-то, — буркнул Мейс.

— Это хорошо, что вы так думаете, — сказал Рэк. — Именно — бред, а не гармония, итить-вашу, которую надо поддерживать. Прошу прошения.

— Нормально, — пошевелил ушами Йода.

— Нет, это бред, — возмутился Мейс. — Это что за предопределение?

— Это не предопределение, — терпеливо сказал Рэк. — Магистр, выслушайте внимательно. Просто Великая Сила, условно говоря, уже видит — отрезок пути, который на протяжении всего течения времени совершали свободные существа. Они это сделали. Мы это видим. Чтобы вам было легче: мы же не можем изменить прошлое. То, что было — уже было. Жёстко и строго. Но мы не сомневаемся в том, что события прошлого были порождены свободной волей существ, их целями, отражённых в гранях случайностей. Никакого противоречия, верно? То, что было, не может быть изменено. Но свобода остаётся свободой.

— Дда, — задумчиво кивнул Мейс. — Понимаю. Но…

— Во всех реальностях и во всех плоскостях, — сказал Йода, философски глядя на свою чашечку с чаем, — Вейдер трое суток назад бросил императора в реактор. Вот уже трое суток галактика в реальности празднует победу над Эндором и смертельный удар, нанесённый империи. Вот уже трое суток в статической реальности Вейдер и император мертвы, Альянс набирает обороты, а Люк Скайуокер, потрясённый видом меня, Кеноби и счастливого отца где-то в мире Великой Силы, даёт клятву следовать пути джедая и возродить Орден. Вот уже трое суток как имперский флот разбит у Эндора, а его остатки сбежали…

— А «Исполнитель» взорван, — сказал Рэк.

— А раскаявшийся Анакин у нас, — сказал Йода.

— А вместо этого все живы, никто не умер и вообще происходит ситх знает что! — рявкнул Рэк. — Они думают, что реальность бесится потому, что по ней ударила какая-то малолетняя киллерша? Что мёртвые потому возвращаются? Что потому происходит хрен знает что — и ещё маленькая тележка? Фиг. Это только начало. Реальность сопротивляется. Там сейчас такое будет… Они умерли. Всё. Это разложено и зафиксировано. Как зафиксирована вся история — дальше. А вместо этого…