— Мы, ситхи?
— Вы позволите мне восстановить свою боевую форму?
— А почему нет?
Он удивился. В её голосе не было лжи. Или насмешки.
— А вам это нужно?
— Твоя боевая форма? Нет. Она нужна тебе.
Оби-Ван внимательно посмотрел на девчонку напротив себя. Позиция у них действительно была очень удобной. Друг напротив друга. Глаза в глаза. При этом если смотреть со стороны, удивительно мирные посиделки. Из-за их поз. Рина устала. Поэтому расслабленно полулежала в кресле. Оби-Ван с трудом контролировал своё тело. И, честно говоря, тоже был порядком вымотан попытками заставить его слушаться. Потому его поза сидя на полу и опершись спиной о стену внешне также выглядела расслабленной и мирной.
Фантасмагория. Впрочем, органичная.
— Замечательно, — прокомментировал Оби-Ван её слова. — Ты хочешь сказать, что вы дадите своему врагу восстановить свои боевые навыки. А значит, свою опасность.
— Твоя опасность не в твоих боевых навыках, — ответила Рина. — А в твоих мозгах. А это всегда с тобой.
Оби-Ван помолчал.
— Моих мозгах? — спросил он. — И что такого страшного в моих мозгах для ситхов?
— При чём тут ситхи? — спросила Рина. — Вопрос не в них, а в твоей голове. Хотя, возможно, для ситхов ты опасней всего. Но это потому, что для тебя они враги. Или чуждые и чужие. В общем, тут мало разницы.
— Погоди, ты о чём?
— О тебе.
На пятой секунде Оби-Ван невольно отвёл взгляд. И вернул его только усилием воли. Дело не в том, что он был невротиком или слабаком. Но что-то не то было в глазах девчонки, сидящей напротив. Что-то крайне уродливое. Раздражающее. Неправильное. Нелюдское. Он не мог подобрать нужного термина. Наверно, потому что его не существовало в природе. Одно было понятно: труднопереносим взгляд, из которого на тебя смотрит не личность, а пустота.
— Обо мне?
— Ну да, — повторила она терпеливо.
— И что такого во мне?
— Ты, — ответила она.
— Это игра в шарады? — спросил он язвительно.
— Если бы ты не злился, а подумал, всё было бы проще.
— Для тебя?
— Для тебя.
— Знаешь ли, твоя схоластика…
— Хорошо, — прервала его Рина. — твоя опасность в том, что ты собой представляешь.
— А что я собой представляю?
Она вдруг улыбнулась.
— Зачем — что? Кого. Оби-Вана Кеноби.
— Твой ответ достоин всех твоих предыдущих реплик.
— Оби-Вана Кеноби, — повторила она, — воспитанника Ордена джедаев, джедая, ученика Куай-Гона, учителя Анакина Скайуокера и…
— Учителем Скайуокера, — насмешливо сказал Оби-Ван, — был Сидиус. А я — так, ненужная деталь биографии Избранного.
Рина с любопытством посмотрела на него. Подождала. Поняла, что продолжения не последует.
— Нет, — сказала она мягко. — Мастер Палпатин был учителем мастера Вейдера. А джедая Скайуокера воспитывал ты.
Он смотрел в её глаза. Она — в его.
— У меня впечатление, — сказал Оби-Ван, — что через твои глаза на меня смотрит совсем другой.
— Я как вместилище воли мастера Сидиуса? — спросила Рина. — Интересная мысль.
— Ты сама говорила, что они действуют через тебя.
— Да. Действуют. Но не думают.
— Они вообще не думают? — засмеялся Кеноби.
— Они применяют через меня Силу, — ответила Рина. — Когда это необходимо. В этом аспекте их уровень неизмеримо выше. Но они никогда не пытались за меня думать.
— Действительно, зачем? Ты и так думаешь так же, как они. Зачем заставлять, если можно запрограммировать с детства?
Рина помолчала. Её молчание сначала принесло чувство победы. Потом это чувство начало блекнуть.
— Не думаю, — ответила, наконец, Рина. — Я себя очень хорошо помню. Мне ничего не пришлось менять. Я сразу восхитилась ими обоими. Их ощущение мира было такое же, как моё. По-моему, мастера искали себе учеников именно по соприродности. Даже не по силе. Я не помню ни одного из моих соучеников, у которого была другая природа. Мастера искали детей по подобию. По-моему, так эффективней.
— Подобие? — прищурился Оби-Ван. — Как это подобие можно почувствовать в ребёнке? И точно знать, что не ошибся?
— А как ты знаешь, что вот этот цвет — белый, а тот — коричневый? Видно.
— А если только кажется, что видно? К тому же, то, что ты не видишь среди своих учеников иных, чем ты или твои мастера, может объясняться очень просто: ты видишь результат умелого воспитания.
— Ты думаешь, воспитание может убить природу?
— А разве нет?
— А в тебе оно её убило?
— А при чём тут я?
Она засмеялась.
— Твоя природа — не то, что поощрялось джедаями. Но именно на ней ты вылез из смерти, — она покачала головой. — Ты боец по природе. Человек, который никогда и никому ничего не прощает. А Орден постулировал покой и отсутствие мести.
— Это кому я ничего не простил?
— Ордену — того, что он тебя изувечил. Учителю — того, что тот был слишком слаб. Ученику — того, то, что сумел не сломаться. Ты не простил неполноценности себе и полноценности другим. Ты жил ради мести. Ты делал неполноценными других. Ты хотел смерти полноценных. Хотя бы смерти. А лучше — унижения. И ломки.
Она замолчала. Оби-Ван молчал не потому, что ему было нечего сказать. Напротив. Слишком много слов и эмоций. Он ухватился за одну. За одно. За одно из наиболее идиотских её утверждений.
— Мой учитель — был слабым?
— Конечно, — ответила Рина. — Он не принимал формальных установок Ордена, но в конечном счёте действовал так, как ему велел Орден. Несколько буч в Совете для разрядки. Возможно, для поддержания самоуважения. Но когда Орден ему приказывал, он подчинялся. Хотя был не согласен. Это называется слабость. Он и тебя выучил в полном соответствии с духом Ордена. Хотя его не принимал. И ты не принимал, пока тебя не сломали. При помощи твоего учителя. Знаешь, фанатику, который ломает тебя под общий канон, можно многое простить. И даже понять. Злиться, не принимать, но понимать, что тот был искренен. Но быть переформированным под канон рукой человека, который сам не принимает этот канон, унизительно. И невыносимо.
— Куай-Гон, — тихо сказал Кеноби, — был не таким. Ты не смеешь… Он… Он был… человеком, которого я любил. И люблю.
— Да, — ответила Рина. — Как человек, он был способен внушить любовь. А как джндай, пользовался ею для дела.
Оби-Ван сжал зубы. В следующий миг хлопнул удар, пронёсся кинжальным смерчем. Рина блокировала его, профессионально и спокойно. Ментальный натиск о ментальный блок. Хлоп. Грудью с размаху о стену.
— Ты очень сильный, — сказала она. — Действительно сильный. Тебе не надо комплексовать по поводу того, что ты не скоро сможешь держать меч в руках. В конце концов, наши боевые навыки важны не внешними приёмами боя. Как и навыки жизни, — она взглянула на него. — А лгать я тебе не собираюсь. Привыкай. Неужели для тебя так невыносимо слышать то, что и ты сам знаешь?
— Да это выдумки твои, тоже мне — носительница абсолютного знания, — сказал Кеноби. — Твои выдумки обо мне. Ты вообще ничего обо мне не знаешь. И взяла на себя функцию, понимаешь ли, вещателя истины. Твой блистательный анализ моего душевого состояния поверг меня в гомерический хохот, если хочешь знать. Сидит тут, такая умная — и говорит мне — что чувствую я по поводу того или другого. А я, дорогая моя, никого не презираю. И никому не мщу. Я люблю своего учителя. Я любил своего ученика, пока он не превратился в нечто, что нельзя назвать человеком. Я до сих пор оплакиваю мой дом — Орден. Я… я всё сделаю, чтобы Куай-Гон снова бы смог жить. Я плакал над ним. Он был… с ним ушло всё хорошее, что… да что ты обо мне знаешь! Тоже мне — ученица…
— Значит, ты никому не мстишь и никого не презираешь?
— Представь, да.
— Значит, я тебя переоценила.
— Что?
— Я была о тебе лучшего мнения.
— Способность презирать и мстить — это лучшее мнение? — он рассмеялся. — Ну, я точно попал к ситхам. Спасибо, а то я уже думал, что ошибся адресом. Ты мне с первого взгляда показалась нормальным человеком. Я чуть не решил, что ошибался в своём мнении о вас. Уж больно на первый взгляд ты выглядела нормальной. В общем, так, — он улыбнулся. — Для того, чтобы подняться в твоём мнении, я и пальцем не шевельну. Например, не стану никого убивать, поливать грязью или издеваться. Извини. Понимаю, что разочаровал. Но идеал вашей братии для меня немного не то, о чём я мечтал с детства. Я не киллер, не властолюбец, я не умею презирать, умею привязываться, умею любить, умею хранить верность и благодарность. Так что ты меня и правда переоценила.
