— Я не выбираю тех, кто уже занят, — возмущенно выдыхаю, толкая ее в плечо. — Это они выбирают меня. Это совершенно другое. Они «забывают», что у них есть девушка, а я узнаю об этом потом.

Глаза предательски начинают щипать. Интересно, что Адри подумала бы о Маттео? Я знаю, ей понравился бы человек, которым он является и то, как он защищает меня.

Но, если взглянуть на мою, пусть и короткую, но удивительно последовательную историю отношений, он, без сомнений, самый недоступный из всех. Единственное отличие, он был честен с самого начала.

— Адри, — говорю, снова обращаясь к небу. — Пошли мне знак, если он тебе нравится.

Мои слова тут же встречает оглушительный, раздирающий небо раскат грома. Горизонт затягивают тучи, он становится темно-серым, и капля падает на лицо. Одна капля превращается в две, затем небеса с грозным ревом разрываются, и начинается ливень.

Я смеюсь.

— Ты посылаешь очень противоречивые сигналы, сестра, — кричу в небо.

С одной стороны — это все-таки знак. С другой — при жизни Адриана ненавидела дождь, так что это вряд ли можно считать одобрением.

Я все смеюсь. Мои плечи сотрясаются, пока смех не превращается в беззвучные рыдания.

Подтягиваю ноги к груди, закрываю глаза, опускаю голову на скрещенные руки и продолжаю молча плакать. Слезы — это хорошо. Это значит, что я больше не пуста, не онемела.

Через несколько секунд промокла насквозь.

Я не проверила погоду перед выходом, хотя должна была догадаться, что пойдет дождь, ведь он всегда, черт возьми, идет.

Футболка липнет к спине, по позвоночнику ледяной струйкой стекает вода. Капли собираются на концах волос и капают на грудь. Густые капли бегут по лицу, смешиваясь с моими слезами, и я уже не знаю, где что. Но и то, и другое продолжает стекать с моего подбородка.

Я дрожу. Зубы громко стучат, но не двигаюсь. Закрыв глаза, принимаю этот заслуженный удар от природы и просто сижу в своем горе.

Со временем кожа начинает неметь от холода. Я слышу, как дождь барабанит по телу, но почти уже его не чувствую.

Пока дождь внезапно не исчезает.

Сначала думаю, что гроза прошла. Но гром снова сотрясает небо, как будто смеется мне в лицо, напоминая, что никуда не делся.

Приглушенный звук капель, падающих на траву, подтверждает, что ливень продолжается.

Легкий озноб и мурашки на затылке подсказывают, что рядом кто-то есть.

Тепло. Присутствие.

Чье-то большое тело рядом.

Я поднимаю голову, открываю глаза и вижу Маттео, сидящего рядом на пледе. Он вытянул руку вверх, лицо повернуто куда-то в сторону, взгляд спокойный, отрешенный.

Неизвестное чувство сжимает горло, когда смотрю на него.

Я обвожу взглядом его красивый профиль, задерживаясь на щетине, подчеркивающей идеальную линию челюсти. Он не брился несколько дней, и это придает ему более брутальный вид, чем привычный лоск с обложки GQ. Судя по теплу внизу живота, мне нравится эта его более жесткая версия.

Мой взгляд следует по вытянутой руке вверх. Сердце болезненно сжимается, когда вижу раскрытый зонт, который он держит над моей головой.

Ветер цепляется за мягкие края зонта, шелестит ткань, пока молча смотрю на него. Но хватка Маттео остается неизменно крепкой. Ни одна капля дождя больше не касается меня.

Он не использует зонт, чтобы укрыться сам. Сидит в стороне, за пределами защищенного пространства, позволяя дождю свободно хлестать по его лицу и телу. Темно-серый костюм промокает насквозь за считаные секунды. Он не реагирует на холод, который, несомненно, ощущает. Просто сидит, неподвижный, почти вызывающе спокойный, принимая удар стихии, но отводя его от меня.

И все, чего хочу — это забраться к нему на колени, свернуться калачиком в объятиях, и уткнуться головой в его грудь.

— Как ты узнал, где я? — спрашиваю я.

С кончика его носа опасно свисает капля. Я смахиваю ее, не давая упасть.

Маттео поворачивает лицо в сторону. Струйки воды стекают по его вискам. Дождь пригладил волосы ко лбу, оставив беспорядочные завитки, подчеркивающие острые скулы и твердую линию челюсти.

Он смесь мягкого взгляда и жестких граней, такой опасно красивый, что на него больно смотреть.

На темных ресницах собираются капли, а глаза медленно, неторопливо скользят по моему телу с откровенным восхищением. Его ноздри раздуваются, и я чувствую, как каждая часть моего тела откликается на этот взгляд.

Он умудряется заставить меня чувствовать себя самой красивой, и желанной женщиной на свете, даже когда я выгляжу, как промокшая кошка.

— Я следил за тобой.

Зачем?

Я не задаю вопрос. Хотя его взгляд будто провоцирует меня. Я не достаточно смелая, чтобы услышать ответ.

— Не стоит превращать это в привычку, — бормочу, делая попытку пошутить, но у меня не выходит. Голос звучит глухо, тоскливо, совсем не так, как я хотела.

Я отвожу взгляд и наблюдаю за дождем.

Маттео молчит. Он слышит, как всхлипываю, не в силах сдержаться. Наблюдает, как смахиваю слезу со щеки. Смотрит на меня с такой пронзительной нежностью, что будто прожигает мою душу насквозь.

— Сколько нужно, чтобы что-то стало привычкой? — наконец спрашивает он.

Мой лоб морщится.

— Кажется, я читала где-то, что двадцать один день.

Он тихо хмыкает, поворачиваясь к дождю, и погружается в задумчивое молчание.

— Тогда уже поздно, — шепчет он, как будто самому себе.

Я бросаю на него быстрый взгляд. Он мог бы сейчас засунуть руку мне в грудь и сжать сердце в кулаке — эффект был бы тем же, что от этих слов. И все же его рука остается поднятой, зонт по-прежнему укрывает меня от дождя.

— Ты пропал, — шепчу, и в голосе слышна легкая обида, которую не в силах скрыть.

Маттео качает головой.

— Я был рядом, cara mia.

— Что это значит?

Он смотрит на меня, удерживая мой взгляд на три неуклюжих удара сердца. Я знаю, потому что мое сердце бьется о ребра, отсчитывая каждый.

Раз.

Два.

Три.

— То, что я не был рядом, не значит, что не следил за тобой каждую секунду с момента нашей последней встречи.

Я обхватываю себя руками и снова смотрю на дождь. Теперь он идет стеной, толстые нити воды, словно канаты, срезанные прямо с полотна неба.

Когда я начала считать моменты без Маттео чем-то необычным и нежеланным, а не наоборот?

— Ты не спрашиваешь, почему сижу под дождем, — замечаю я.

— Ты скажешь, когда будешь готова, — отвечает он. — Можешь притвориться, что меня здесь нет, и продолжать плакать, если нужно. Просто оставайся под зонтом.

Мне стыдно снова плакать при нем. Но он даже не вздрагивает. Не отступает. Принимает мою боль, будто она его.

Он не просит меня снова довериться ему. По крайней мере не словами.

Его язык тела кричит об этом. Сжатая челюсть, напряженные плечи, белые костяшки, от того, с какой силой держит зонт. Решимость в глазах. Бедро, прижатое к моему, которое передает тепло. То, как он разворачивает свое тело ко мне, ничего не говоря, не навязывая поддержку, но просто давая понять, что она есть.

Я так хочу рассказать ему все — кто я, откуда, кто моя семья… Но я не выдержу, если он возненавидит меня.

Я не вынесу, если потеряю его.

Он не вздрагивает, когда над нами разрывается небо и вспышка молнии на миг озаряет темноту. Не двигается, пока не проходит еще десять минут.

Он просто сидит. Неподвижный, как статуя, пока мои слезы не высыхают.

Мне начинает казаться, что он собирается провести здесь всю ночь. Пока я не кашляю.

И тогда все в нем меняется.

Голова Маттео резко поворачивается ко мне, так быстро, что вздрагиваю. Он стремительно поднимается на ноги, двигаясь с неожиданной для его габаритов скоростью.

— Я отвезу тебя домой.

Голос не терпит возражений. Он собирает все обратно в сумку, затем наклоняется, хватает меня за руку и поднимает на ноги.

— И я буду держать тебя за руку, — заявляет он, глядя в упор. — Не спорь.