— Я даже не знаю, с чего теперь начать, Маттео, — говорю и протягиваю руку. — У меня только это фото.

Он берет его, аккуратно сжимая пальцами, будто держит что-то драгоценное. Мелочь, но я это замечаю.

— Где ты его нашла?

— В ящике его стола. Таких там десятки, с разными девушками.

Маттео хмурится, погружается в раздумья. Проходит пара минут, прежде чем он говорит: — Похоже, у меня есть идея.

Я мгновенно оживляюсь.

— Какая?

— Он не мог убить столько девушек и остаться незамеченным. Если рассуждать логически, даже избавляться от тел было бы кошмаром. — Он проводит ладонью по челюсти. — Возможно, в последние месяцы Рокко ввязался в какие-то темные схемы дохода. — Он ненадолго запинается. — Например, в торговлю людьми. А точнее — секс-трафик.

У меня тут же скручивает желудок.

— Господи.

— Он, должно быть, продавал этих девушек. Подобные фотографии обычно используют, чтобы «прорекламировать» товар.

Я знала, что с этими снимками что-то серьезно не так.

Маттео чуть приоткрывает рот, но затем сжимает губы.

— Что?

— Прости за прямой вопрос, cara, но откуда ты знаешь, что Адриана мертва?

Волна тошноты поднимается к горлу. Я с трудом ее проглатываю, выпрямляю спину и киваю в сторону тела Рокко: — Он отрезал ей палец и прислал его как доказательство.

Маттео замирает. На челюсти дергается мышца.

— Что он сделал?

— Приложил кольцо, которое она всегда носила, и записку, где было сказано, что ее тело никогда не найдут.

Маттео выхватывает пистолет и стреляет дважды в тело Рокко. Мертвое тело дергается, когда пули пронзают грудь.

— Ублюдок, — цедит Маттео, пропитанным яростью шепотом.

Реакция настолько неожиданная, что не могу сдержать смех.

Стоя в этом переулке, невозможно не вспомнить, как сильно все изменилось с нашей последней встречи здесь.

— Рокко не мог один управлять целой сетью секс-трафика. Его партнеры, скорее всего, знают, что он делал с телами тех девушек, которые не выжили.

От его слов перед глазами вспыхивает красная дымка.

— Можно твой пистолет? — спрашиваю я.

Он протягивает мне оружие, даже не спрашивая, зачем. Я подхожу к телу Рокко. Он кровавое месиво, изрешеченный пулями, окруженный лужами крови. Но лицо осталось нетронутым, и это досадно. Это лицо чудовища. Даже после смерти оно застывшее в презрительной усмешке, глядит на мир с высокомерием.

Когда поднимаю оружие, думаю о том, что он сделал с Адри. О фотографиях десятков испуганных девушек.

Но когда нажимаю на курок, перед глазами стоит буква «Р» и идеальная кожа, изуродованная его яростью.

Я стреляю. И продолжаю стрелять, пока не заканчиваются патроны. Его лицо перестает быть похожим на лицо.

Обернувшись, вижу, как Маттео приподнимает бровь с легкой усмешкой.

Я пожимаю плечом.

— Хочу, чтобы он вошел в Ад, выглядя снаружи точно так же, как внутри.

— Задача выполнена, — губы Маттео дергаются. — Как ощущения?

— Фантастические.

Он подходит ко мне, и я прижимаюсь к нему, ощущая, как теплая грудь упирается в мою спину. Рука скользит к моей шее, наклоняет мою голову назад, так, чтобы я смотрела ему в лицо. Он касается моей щеки, проводя пальцем по синякам с такой нежностью, что кожа покрывается мурашками.

— Пора домой, — шепчет он.

✽✽✽

Маттео везет меня домой. Вместо того чтобы просто высадить, заявляет, что поднимется со мной. Пускать его глубже в свою жизнь после разговора о помолвке — катастрофическая идея. Но хотя бы на одну ночь я нуждаюсь в нем.

Пока принимаю долгий, обжигающий душ, он звонит Энцо, чтобы тот занялся зачисткой.

Я не тороплюсь. Намыливаю каждый участок тела, снова и снова, почти до боли, пока не кажется, что содрала верхний слой кожи и от прикосновений Рокко не осталось ни следа.

Когда выхожу в гостиную, он стоит у камина и крепко сжимает в пальцах что-то, от чего у меня перехватывает дыхание.

Он нашел это там, где оно всегда и лежало, в миске у двери, рядом с ключами, блеском для губ, фотографией Адри… и тем, что сейчас в его левой руке.

Я должна была это спрятать.

Маттео поворачивается, услышав мои шаги. Из его груди срывается грубое проклятие, когда видит меня в одном лишь полотенце.

Он преодолевает расстояние между нами в два шага, отчаянно притягивая меня к себе за талию.

— Черт, — шепчет он, уткнувшись лицом в мою шею и глубоко вдыхая. — Ты просто невероятно пахнешь. — Я вздрагиваю, он рычит: — Ты даже не представляешь, насколько это отвлекает. Я бываю в клубе, и вдруг до меня доносится еле уловимый аромат, твой, и мои ноздри раздуваются, как у дикого зверя. — Его пальцы вцепляются в мою талию сквозь полотенце, приподнимая так высоко, что обнажаются ягодицы, когда прижимает меня к своему пульсирующему члену. — Я никогда не чувствовал этот запах так сильно, как сейчас, прямо из душа, он липнет к твоему телу, как вторая кожа. Это сводит меня с ума. Ты сводишь меня с ума.

— Это гель для душа с ароматом инжира и ванили, — выдыхаю, выгибаясь ему навстречу.

— Ммм, — стонет. Он покусывает мою шею, его губы лениво скользят по моей коже, будто пытается слизать с меня этот гель. — Восхитительно.

У меня кружится голова, от чистой похоти теряю равновесие. Сердце бьется с бешеной силой, не столько ради меня, сколько ради него. Я больше ничего не понимаю, особенно того, как он умудряется вызывать такие реакции в моем разуме и теле с самой первой ночи.

С раздраженным рычанием он отстраняется.

— Больше всего на свете я хочу сорвать с тебя это полотенце и трахнуть прямо здесь, — сквозь зубы выдыхает он, — но мне нужно идти. Я должен помочь Энцо с зачисткой.

С досадой проводит рукой по челюсти.

— Но перед тем как уйти, мы должны поговорить.

Он показывает то, что все это время крепко сжимал в руке — в той самой, что только что держала меня за талию.

Его лицо спокойно, но взгляд пылает под этой маской, и у меня в животе все сжимается.

— Что это, cara? — требует он.

Это ощущается так, будто сокровенная часть меня была вывернута наизнанку и насильно выставлена напоказ. Я отвожу глаза, не в силах выдержать тяжесть его взгляда.

Пальцы Маттео сжимаются у меня на подбородке. Он поднимает мое лицо, заставляя снова встретиться с ним глазами.

— Почему ты не отвечаешь?

— Потому что ты и так знаешь.

— Знаю, — тихо говорит он, его глаза скользят по моему лицу, выискивая правду. — Это ключ-карта от пентхауса в Raffles. Та самая, которую я дал тебе в ночь нашей встречи. В ту ночь, когда ты не пришла в отель.

Он ловко прокручивает яркую пластиковую карту между пальцами.

— Так почему ты ее сохранила?

Я и сама задавала себе этот вопрос больше раз, чем готова признать за последние два года. И до сих пор не нашла ответа, который имел бы хоть какой-то смысл. Так как он может ожидать, что смогу дать его ему?

— Скажи мне, зачем, — настаивает он.

— Может быть… по той же причине, по которой ты сохранил те перья, — выпаливаю прежде, чем успеваю себя остановить. Я тут же впиваюсь зубами в нижнюю губу, будто это вернет слова назад.

В его глазах вспыхивает такое первобытное, всепоглощающее чувство обладания, что от одной силы этого взгляда я невольно отступаю назад.

Маттео тянет меня обратно за горло.

— Мазохизм? — спрашивает он.

Я поднимаю на него глаза из-под ресниц, медленно, один раз киваю: — Мазохизм.

Он довольно мурлычет, и напряжение между нами начинает нарастать, медленно, ощутимо, пока воздух не становится вязким, а кислорода не хватает.

Я стою достаточно близко, чтобы чувствовать тепло его дыхания, видеть, как расширяются зрачки, а язык выглядывает, чтобы увлажнить пересохшие губы.

Сердце стучит так громко, что, кажется, в этой тишине оно вот-вот выдаст меня.

— Я никогда не понимал, — хрипит он, голос низкий, шероховатый, — как ты смогла так подчинить меня с самого первого взгляда. Ты держишь меня в кулаке, без шанса вырваться. Я твой. В твоей власти. Твой инструмент, твоя воля. И у меня нет ни малейшей надежды сбежать. — Его ладонь скользит к затылку, пальцы грубо зарываются в волосы. Когда поднимаю взгляд, в его глазах сверкает искра чего-то обжигающего и разрушительного. — Ты когда-нибудь освободишь меня от этой пытки?