Каждый нерв внутри меня вздрагивает. Все мое тело сжато в комок страха. Я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не впасть в панику.

Это то самое место. Последнее, где я видела Адриану живой.

Если начну об этом думать, то сломаюсь.

Мы подходим к двери с табличкой «гримерка», и Амадео без стука распахивает ее. Громкий удар двери о стену не вызывает никакой реакции у девушек, хотя большинство из них переодеваются. Это о многом говорит. Значит, они привыкли, что мужчины вламываются сюда, как к себе домой, не считаясь ни с чем, даже с элементарной вежливостью.

Моя челюсть сжимается. Я не учла всех сложностей, с которыми столкнусь.

Гримерка ничем не примечательна, за исключением того, что она явно обжита. По всем четырем стенам тянутся туалетные столики с яркими лампочками и индивидуальными шкафчиками. Столешницы уставлены косметикой и кисточками на сотни тысяч фунтов. В центре — стойки с одеждой. Под ними корзины с париками и, пожалуй, самая большая коллекция шпилек, которую когда-либо видела. Девушки бесцельно перемещаются между вешалками и зеркалами, намеренно игнорируя наше появление.

Мое проникновение в Firenze в роли стриптизерши тактический ход, потому что нигде в этом месте информация не распространяется так свободно, как в женской раздевалке.

— Арабелла, — мурлычет Амадео, его голос становится нежным и соблазнительным, который, слава богу, не использовал со мной.

Блондинка, сидящая за столиком в дальнем углу и окруженная шестью девушками, восторженно хлопочущими вокруг нее, встает. Она идет к нам в откровенном комплекте голубого белья и накинутым сверху шелковым халатом в голливудском стиле, с длинными струящимися рукавами. Она выглядит элегантно. Гораздо элегантнее, чем когда-либо удавалось выглядеть мне.

Как бы красива она ни была, вблизи становится ясно, что это лишь оболочка. С презрительной усмешкой ее глаза осуждающе скользят по моему телу, и я инстинктивно понимаю, что она из тех королев улья, которые принижают других, вместо того чтобы их возвышать.

Не мой тип подруг.

— Да, дорогой? — жеманно тянет она, хлопая ресницами.

— Это… — Он оборачивается ко мне, словно только сейчас вспомнил, что я не мебель, а человек. — Как тебя зовут?

— Мелоди.

— Это Мелоди. Она новенькая. Найди ей место и покажи, что к чему, хорошо? Расскажи, что у нас в «меню».

— Мелоди? — с отвращением морщит нос, обращаясь к нему и игнорируя меня. — Она не итальянка.

Амадео сжимает ее щеку. Я мысленно благодарю того, кто за мной присматривает, что меня обделили таким вниманием.

— А какая разница? — Он делает шаг ближе и шепчет: — Не могу дождаться, когда куплю твой танец.

Тьфу.

Арабелла не реагирует. Теперь ее взгляд намертво впивается в меня.

— С каких это пор Гвидо нанимает чужаков?

Амадео опускает руку, видимо, до него доходит, что девушка интересуется сейчас совсем не им. Он пожимает плечами.

— Спроси у Маттео. Он ее нанял.

Это моментально привлекает ее внимание. Голова резко поворачивается, глаза расширяются.

— Что ты сказал? Маттео нанял ее? Ее?! — она почти истерит. — Лично?!

Он кивает, уже теряя интерес к разговору, и смотрит на часы.

— У меня нет времени на это. Введи ее в курс дела. С завтрашнего дня она выходит на сцену.

С этими словами он исчезает, и остатки маски Арабеллы тут же слетают. Она делает шаг ко мне, возвышаясь надо мной на шпильках. Ее рука резко взмывает, и с силой хватает меня за лицо, сжимая челюсть так, что та щелкает.

— Так вот как ты попала сюда? Переспала с кем-то, чтобы получить работу? — шипит она. — Для таких шлюх, как ты, здесь нет места. Спроси-ка в борделе внизу по улице. — Презрительно гладит по щеке свободной рукой. — Ты именно то, что им нужно.

Позади несколько ее подружек-гадюк хихикают.

Хорошая попытка.

Жар поднимается по шее, когда злость вспыхивает ярким, раскаленным пятном.

Я хватаю ее за запястье и резко выкручиваю. На фоне подружки театрально ахают. Мой брат учил меня драться не для того, чтобы я стояла здесь, позволяя другой женщине издеваться надо мной.

— Не трогай меня, — говорю тихо, но твердо.

С губ Арабеллы срывается всхлип, и она отпускает мою челюсть.

— Я прошла прослушивание и меня взяли. Вот как я получила эту работу, — говорю, глядя ей прямо в глаза. — Кому был предназначен танец — меня не касается. — Мило улыбаюсь. — Хотя, судя по твоему недавнему выступлению перед Амадео, ты, похоже, очень хорошо знакома с концепцией «переспать ради должности».

Отпускаю запястье, и она отступает, сжимая руку, будто я ее сломала.

— В отличие от тебя, я не склонна к стыдливому морализму. Хочешь, спи с Амадео. С Маттео. Со всеми, если надо. Пора уже и нам вести себя так же развратно, как мужчины. Я бы не хотела, чтобы все веселье доставалось только им. — Я становлюсь серьезной и холодно добавляю: — Только меня в это не впутывай.

Она выпрямляется, ее глаза сверкают яростью, когда смотрит на меня. Внутренне вздыхаю, проклиная свой собственный темперамент. Я нажала себе врага. Нет сомнений, что будут последствия.

— Ты здесь долго не продержишься, — клянется она.

Я вежливо улыбаюсь.

— Посмотрим.

По-прежнему сжимая запястье, будто у нее там открытый перелом, Арабелла снова приближается ко мне. Я не двигаюсь ни на миллиметр, даже когда она пытается подавить своим ростом, надеясь напугать.

— Здесь есть девушки, которые ждут его куда дольше, чем ты, — говорит она с кривой усмешкой. — Если ты встанешь у нас на пути, что ж... Мы сделаем так, чтобы ты ушла. Любыми средствами.

Мне требуется секунда, чтобы понять, о ком она.

— Маттео? — фыркаю. — Забирай. Он мне не интересен.

Ее губы скручивает в гримасе отвращения.

— Он тебе и не принадлежит, шлюха.

На этот раз громко вздыхаю уже я.

— Так я тебе мешаю или нет? Определись уже, потому что все это становится ужасно скучным. — Пытаясь сохранить хотя бы видимость мира, протягиваю оливковую ветвь: — Может, ты просто покажешь мне, что к чему?

Она выглядит так, будто через секунду ударит меня. Ее лицо переполнено таким презрением, что щеки заливаются красным от напряжения.

— Раз ты такая умная, сама разберешься.

С этими словами разворачивается и уходит к своим прихвостням, оставляя меня одну посреди гримерки.

Как только ссора заканчивается, адреналин в крови спадает, и разум проясняется, под отступающим напряжением снова поднимаются тревога и страх, которые на мгновение отложила в сторону. Грудь сжимается, воздух становится тяжелым, подступает новая волна паники.

Я резко разворачиваюсь, отчаянно оглядывая комнату в поисках укрытия. Показать слабость сейчас, все равно что вылить ведро крови в аквариум с акулами.

Но гримерка слишком открытая, спрятаться негде. Стены будто надвигаются. Давление давит на грудную клетку. Опустив голову, я прячусь за волосами и пробираюсь к углу комнаты.

Из ближайшей душевой выходит девушка как раз в тот момент, когда мои подкашивающиеся ноги доводят до свободного табурета. Я хватаюсь за край столешницы, будто за спасательный круг.

— Эй, — говорит она, подхватывая меня под локоть и помогая сесть. — Ты в порядке?

Она опускается передо мной на колени и начинает нежно проводить руками вверх-вниз по моим предплечьям, успокаивая.

Моя голова кружится, кожа покрыта испариной. Я начинаю раскачиваться взад-вперед, обнимая себя за плечи, стараясь себя утешить. Даже сквозь приступ, охвативший тело, я вижу перед собой добрые, мягкие глаза, полные сочувствия.

— Я справлюсь. Пожалуйста, — выдыхаю сквозь стучащие зубы. — Просто… не привлекай внимания. Ко мне.

— Не буду, — она качает головой. — Что тебе нужно?

— Ничего, — зажмуриваюсь. — Это пройдет.

Она прикусывает губу, разглядывая, как я трясусь.

— Я приготовлю тебе чай. Сейчас вернусь.

Этот, казалось бы, незначительный жест чуть не разрушает меня своей добротой. Впервые с тех пор, как я переступила порог Firenze, чувствую себя чуть-чуть менее одинокой.