— Какое представление, — насмешливо присвистывает и хлопает в ладоши Дагни. — Браво, Маттео, это было очень занимательно.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, осматривая комнату. Больше никого нет.

Я поворачиваюсь к Валентине, которая врывается в спальню следом за мной.

— Я же сказала, это друг, — объясняет она, скрестив руки на груди. — Ты мне не поверил.

Смятение еще сильнее скручивает узлы в моем животе.

— Пожалуйста, объясни, что происходит? — требую я. — Где девочки?

— Адри присматривает за ними сегодня, чтобы они не мешали.

— Не мешали чему?

— Валентина делала для тебя альбом будуарных фото к годовщине, придурок, — голос Дагни возвращает мое внимание к ней. Она указывает на камеру в своих руках, которую даже не заметил, и поворачивает ее, показывая экран. Листая кнопками, она прокручивает фото за фото, на которых моя жена позирует во всех соблазнительных и провокационных позах.

Гнев испаряется моментально, оставляя за собой только нарастающее раздражение… и болезненно напрягающийся стояк.

— Посмотри, какая она горячая, — хвалит Дагни, а затем сокрушается: — Мне следовало учесть, что твой психический зад вернется раньше. Моя ошибка в планировании.

Раздраженный, произношу: — Вон.

Валентина ахает позади меня.

— Маттео!

— Сейчас же, — добавляю с низким рычанием.

Дагни смеется и набирает что-то на телефоне. Через секунды мой телефон издает сигнал.

— Только что отправила тебе фото. Облако — прекрасное изобретение. — Она хватает сумку и направляется к двери.

— Прости, — виновато шепчет Валентина.

— Не извиняйся, его пещерный спектакль — самое горячее, что я когда-либо видела. Если бы у меня не было дома своего дикаря, этот эпизод доминировал бы в моих фантазиях, и я три месяца представляла бы себя на твоем месте.

Угрожающее рычание поднимается в моем горле, когда она все еще не уходит.

— Начинаю понимать, почему Тьяго в тебя стрелял.

Дагни театрально надувает губы.

— Ой, вот это было обидно, Маттео. Очень. — Затем ее губы расплываются в улыбке, и она показывает мне средний палец.

— Пошла к черту. И к своему мужу.

— Уже иду, — весело отвечает она. — Давно он не устраивал таких сцен. Может, расскажу ему про кассира, который флиртовал со мной в Waitrose. — Она подмигивает подруге. — Веселитесь, ребята.

Валентина ждет, пока она уйдет, прежде чем наброситься на меня.

— Что с тобой, черт побери? — выпаливает она. — Здесь нет никакого другого мужчины! Почему ты до сих пор так себя ведешь?

— Думаешь, раз это женщина, я не ревную?

Она теряет дар речи.

— Я не сплю с ней.

— Это не значит, что мне нравится, что она видит тебя в таком виде. — Я подхожу ближе, зацепив край рубашки двумя пальцами. — Это моя?

— Да.

— Хорошо.

Низкий, гортанный рык вырывается из груди. Я сжимаю ткань в кулаке и подтягиваю ее к себе.

Чувство собственности душит, как ошейник, управляя каждым моим движением.

Следующие слова Валентины — осторожные: — Дагни видела меня и в гораздо меньшем, Маттео.

Мой взгляд резко поднимается.

— Что? Когда?

— Много раз, — отвечает она, глядя на меня с тревогой, будто удивлена, что я этого не знаю. — Мы жили в одном доме, ездили в отпуск, ходили в спа, — поясняет она. — Мы переодевались друг перед другом десятки раз.

Зеленоглазый ревнивый монстр снова оживает с первобытной яростью. Я не могу это остановить, не говоря уже о контроле.

— Энцо знает об этом?

Валентина смотрит на меня, раскрыв рот.

— С чего бы? Так же как и я не…

Слова обрываются, когда хватаю ее за горло.

— Это важно, потому что единственный, кто должен видеть тебя обнаженной, — это я, — шепчу ласково. — И уверяю тебя, когда Энцо узнает, он почувствует то же самое по отношению к своей жене.

Ее щеки мило краснеют. Я провожу большим пальцем по ее теплой коже, наслаждаясь реакцией.

— Больше никакого раздевания с Дагни или другими женщинами.

— Ты сумасшедший, — шепчет Валентина, задыхаясь.

Я киваю, соглашаясь.

— Ага. — Лбом касаюсь ее лба и резко выдыхаю. — Никогда больше не пугай меня так.

Она надувает губы.

— Я думала, тебе понравится подарок.

— О, мне понравился, cara. Чертовски понравился. Только теперь мне нужно научиться печатать и переплетать книги, потому что я не позволю никому видеть эти фото. Кроме меня. — Сжимаю ее волосы и запрокидываю голову назад. — Если бы они были у меня на телефоне, я бы вернулся еще раньше. Я бы не смог остаться.

Утыкаюсь лицом в ее шею, оставляя жадные поцелуи.

— Что-то случилось? Почему ты вернулся раньше?

— Нет, я просто должен был тебя увидеть. Ты моя любимая часть дня. Остальные его части без тебя кажутся пустыми. Я не хотел встречать еще один рассвет без тебя.

Руки Валентины обвивают мою шею.

— Это ты моя любимая часть дня, — шепчет она. — Поэтому я не понимаю, как ты мог подумать, что изменю тебе. Мы уже проходили это…

— В моей ревности нет ничего рационального, Лени. — Мои губы находят ее ухо. — Я безоговорочно тебе доверяю, знаю, что ты никогда не изменишь, но эта часть моего мозга, любящая тебя, сошла с ума. Правда в том, что я бы хотел тебя, даже если бы ты была женой другого, и наличие мужа ничуть бы меня не остановило, так что я предполагаю то же самое о любом мужчине или женщине, которые на тебя смотрят. Вот почему так нелепо ревнив и безумный собственник, так что не проси меня измениться, потому что я не могу.

Валентина смотрит на меня широко раскрытыми глазами и еще более расширенными зрачками. Мои ноздри раздуваются, уловив запах ее возбуждения.

— Давай воссоздадим некоторые из этих поз, — говорю соблазнительно. — Меня особенно интересует, как ты собиралась использовать взбитые сливки.

Из груди вырывается хищный рык. Я притягиваю ее за горло, чтобы завладеть губами, но она твердо упирается рукой мне в грудь и сурово смотрит на меня.

— Ты был груб, Маттео.

— Был, cara. — Мои пальцы судорожно сжимают ее талию, я энергично киваю в знак согласия. — Прости за то, что был ревнивым придурком. Позволь загладить вину.

Я опускаюсь на колени.

Валентина ахает, когда срываю с нее трусики, и вскрикивает, когда обхватываю ее попку обеими руками и прижимаю киску к своему лицу.

— Она на идеальной высоте в этих туфлях, — хриплю я, прежде чем зарыться в нее языком.

Мучительный стон тут же срывается с ее губ. Рука ныряет в мои волосы, и она притягивает меня ближе.

— Если хочешь, чтобы я тебя простила, — начинает она, прерываясь, чтобы отдышаться. — Ты извинишься перед Дагни.

Я с радостью соглашаюсь.

— Хорошо.

— И будешь вежлив с моим братом, когда увидишься с ним.

Мы летим в Колумбию на следующей неделе. Он организует вторую свадьбу для Тесс, поскольку первую он заставил ее провести в машине.

Наши отношения улучшились до того, что посторонний мог бы назвать осторожной вежливостью, но колкие оскорбления все еще летят при каждой встрече. Дружеские браслеты мы друг другу плести не собираемся.

— Ладно, — ворчу я. — А теперь покажи, как хорошо ты умеешь скакать на моем лице.

Мои губы смыкаются вокруг ее клитора, втягивая пульсирующий бугорок в рот.

— Любимый, — вскрикивает она, сжимая ткань моей рубашки.

— Да, — хриплю в ответ.

Бедра Валентины дергаются в жадных толчках, ищущих мой рот. Ее стоны становятся громче, лицо заливается жаром от усилий.

— Я твоя, — выдыхает она, глаза закрыты, губы приоткрыты от наслаждения.

— Моя, — рычу я. — Моя с тех пор, как я тебя знаю, даже когда у меня не было ничего твоего, кроме пары перьев, за которые цеплялся.

Валентина кончает с удивленным криком, застигнутая врасплох оргазмом, который обрушивается на нее без предупреждения.

Я толкаю ее на кровать и медленно поднимаюсь, пока не достигаю лица. Животная гордость пульсирует в паху от вида того, как моя жена полностью сдается от одного прикосновения моего рта.