– Ничего, – кивнул Найджел и тут же озабоченно спросил: – А ему? Ему же тоже надо.

Мона сразу поняла, о ком он говорит, и улыбнулась.

– Он ещё маленький. Ему пока хватает.

Она погладила себя по животу, и взгляд Найджела подтвердил, что она делает всё правильно.

Они сидели рядом на диване и пили молоко с сэндвичами, разглядывая светящийся красным экран камина и розово-красные блики и отсветы на стенах.

– Найджел… – нерешительно начала Мона.

– Да, Мона, – сразу откликнулся Найджел.

– Ты… ты ни о чём не хочешь спросить меня?

Он медленно покачал головой.

– Нет. Ты ведь… ты сама мне скажешь. Ну, что я должен знать. А самое главное я уже знаю. Что ты согласна. А ты, – он посмотрел на неё, – ты хочешь меня спросить, так?

– Да. Я… я хочу знать, как ты думаешь, как мы будем жить. Ты говорил, что у тебя собственное дело. Какое?

– Массажное заведение, – Найджел улыбнулся. – Нас трое братьев, у нас своё дело и свой дом. Всё будет хорошо, Мона.

Мона рассмеялась и поцеловала его в щёку. Найджел поставил свой стакан на столик и повернулся к ней. Мона кивнула.

– Да, Найджел.

Он обнял её, мягко забрал у неё стакан и поставил на стол, коснулся губами её лба, поцеловал в виски, глаза и так, целуя, опускал голову, пока их губы не сомкнулись. Руки Моны скользнули по его затылку и шее, легли на плечи. Найджел от оторвался от её губ, давая ей передышку, улыбнулся. Мона готовно подалась к нему и стала расстёгивать на нём ковбойку.

– Найджел…

– Да, Мона.

Он нашаривал застёжку на её платье, и ей пришлось помочь ему.

– Я сама его сшила, – попыталась она объяснить, почему молния перекошена и совсем не в том месте, как обычно у платьев.

Странно – мелькнула у него где-то на самых задворках сознания мысль – в последний раз он вот так раздевал женщину совсем мальчишкой, ещё в общей учебке, ещё до того, как его отобрали в джи, а руки помнят и не путаются. Мелькнула и тут же пропала, это же не работа, это… это совсем другое, совсем.

– Оно тебе очень идёт, – Найджел уже расстёгивал на ней бюстгальтер. – Но так ещё лучше. Ты очень красивая, Мона.

– И ты, – она с восхищением рассматривала его плечи и грудь, осторожно погладила, робко тронув сосок. – Ты такой красивый, Найджел.

Он сдвинул с её плеч бретельки бюстгальтера, дал ему соскользнуть на её колени и, наклонившись, поцеловал её груди, ложбинку между грудей и так всё ниже и ниже и, прежде чем поцеловать её живот, поднял голову и улыбнулся.

– Я целую и его.

Мона ахнула и засмеялась, закрывая ладонями лицо. А он всё целовал и целовал её, всю, везде. И ей было горячо и щекотно, и она никогда не думала, никак не ожидала, что мужские руки так нежны, а губы горячи. Она билась, выгибаясь, в его руках, хватала его за плечи, гладила, прижимая к себе его голову. Она ещё помнила, что стенки так тонки, что любой звук громче тихого разговора слышен в соседних комнатах, но… но… но…

Она лежала на диване, вздрагивая и постанывая в полузабытьи. Найджел стоял на коленях, разглядывая её, любуясь ею, её розовым от камина телом, чуть заметно выдающимся животом, или это только кажется ему? Но вот она, Мона, его… да, его жена и мать его сына. И на этом он будет стоять хоть под током, хоть под пулей. И что бы и как бы ни было, это так. И он снова нагнулся и поцеловал её в живот, в кажущееся возвышение у пупка.

Мона открыла глаза и мягко положила руку на его голову, зарылась пальцами в его кудрявые пряди.

– Найджел, это было? Мне не приснилось?

– Нет, – он говорил, не отрывая лица от её тела, и голос звучал глухо. – Это было.

Мона вздохнула и погладила его по затылку, шее. Найджел осторожно, чтобы не стряхнуть её руку, выпрямился. Его глаза и щёки влажно блестели.

– Ты плакал? – удивилась Мона. – Почему?

– От счастья. Ты – моё счастье, Мона.

Разбросанная смятая одежда, из-за стены чей-то храп. Уже так поздно? Мона убрала руку и села.

– Я сейчас постелю, и ляжем, да? Ведь ты не уйдёшь?

– Нет, – Найджел встал. – Я не уйду, Мона.

Мона встала и обняла его, поцеловала, для чего ей пришлось встать на цыпочки и вытянуться изо всех сил. Найджел даже не успел ответить ей, как она заметалась по комнате, захлопотала, убирая, складывая и наводя порядок. Найджел, чувствуя, что он сейчас только помешает, сел на диван. Он ни о чём не думал, просто сидел и смотрел на камин.

– Ну вот, – Мона, по-прежнему голая, выбежала из-за ширмы. – Иди, ложись, Найджел, я камин выключу и тоже лягу. А то он столько энергии жрёт, что ужас один.

Найджел послушно встал и прошёл за ширму. Узкая, чуть шире его топчана, кровать, белые полотняные простыни. Он сел на край, машинально привычным движением обтёр ступни и лёг. Мона выключила камин и в темноте наощупь прошла к кровати, наткнулась над Найджел а ом.

– Ты с краю хочешь? Хорошо-хорошо, я у стенки.

Она легко перебралась через него и нырнула под одеяло. Кровать узка для двоих, и Найджел повернулся набок лицом к ней.

– Как хорошо, – вздохнула Мона. – Знаешь, с тобой я ничего не боюсь.

– Да, – он осторожно, кончиками пальцев погладил её по волосам, по щеке. – Да, Мона, я сделаю всё для тебя. И него.

– А если будет девочка? – лукаво засмеялась Мона.

– Будет маленькая Мона, – ответно засмеялся Найджел.

Совсем рядом за стенкой громко всхрапнули и мужской низкий голос прорычал неразборчивое ругательство. Найджел и Мона замолчали, прижавшись друг к другу.

– Будем спать, да?

Шёпот Моны обжёг ему ухо.

– Да, – беззвучно шевельнул он губами, и ещё тише: – Раз ты так хочешь.

Мона вздохнула, потянулась, поёрзала в его объятиях и наконец затихла.

Найджел осторожно, чтобы не побеспокоить её, распустил мышцы, но сна не было, хотя уже в самом деле очень поздно. Всё получилось так быстро, неожиданно… но он ни о чём не жалеет. А чтобы тот тип не лез, да, он так и сделает, всё возьмёт на себя. Конечно, Моне он скажет, и тогда правду будут знать четверо: он сам, Мона, Роб и Мет. А для всех остальных он – отец, только он. Да, познакомились… на балу, в Новый год как раз, гуляли, и когда она забеременела, он женился. Обычное дело. Так и только так.

Видимо, он всё-таки заснул, потому что, когда открыл глаза, темнота в комнате была иной, утренней. Ему надо идти. Школу он прогулял, это ладно, но на смену опоздать нельзя. «Никогда не смешивайте бизнес с чувствами». Верно сказал им тогда Фредди.

Найджел осторожно отделился от Моны и встал. Да, уже утро, пора. Мона вздохнула и повернулась на спину.

– Уже утро? – сонно спросила она.

– Да, – Найджел наклонился и поцеловал её. – С добрым утром, любимая.

Она тихо засмеялась, обнимая его за шею и целуя.

– Ты уже уходишь?

– Мы открываемся в десять, а я ещё хочу зайти к священнику, – он улыбнулся, и его улыбка блеснула в полумраке. – Надо договориться о свадьбе.

– Ой! – Мона рывком села. – Так ты это всерьёз, да? Найджел?!

Он сел рядом с ней, взял за руки.

– Мона, хорошо, я спрошу ещё раз. Ты согласна выйти за меня замуж?

– Да, – кивнула Мона.

– Тогда, – он потянулся к ней, поцеловал в щёку. – Тогда я твой муж, – мягким ласковым движением положил руку ей на живот, – и его отец. Мона, я… у меня не будет детей, никогда, и я прошу тебя, я хочу быть отцом. Ты согласна, Мона?

– Да, но… – она остановила сама себя. – Найджел, я согласна.

– Для всех я – его отец.

– Хорошо, – медленно кивнула Мона.

Найджел ещё раз поцеловал её и встал.

– Душ за ширмой, в углу.

– Спасибо.

Когда он ушёл за ширму, Мона встала, накинула на голое тело халат и подошла к окну, отдёрнула штору. Серо-голубой утренний сумрак залил комнату. Надо сварить кофе, больше ничего у неё нет. Значит… значит, Нила не было, был только Найджел, первый и единственный, мой Бог мой Бог, как же это, вчера она о совсем другом думала, нет, ему надо поесть, а у неё ничего нет, Бог всемогущий, да, кофе, вот так будет быстрее…