– Привет, – нашёлся первым Андрей.
– Привет, – Крис спрыгнул с турника. – Вы чего?
– Потянуться хотим.
Крис подошёл к Люсе, взял у неё свою рубашку и стал одеваться.
– А втроём если? – предложил Алик.
– В другой раз, мальцы.
Крис застегнул рубашку, заправил её, и Люся заботливо накинула ему на плечи куртку, несмело улыбнулась парням. Те ответили ей широкими радостными улыбками. Крис взял её за руку.
– Пошли, Люся. Пока, парни.
– Пока, – ответили им уже в спины.
Когда они отошли, Люся огорчённо спросила:
– Ты хотел ещё? Я помешала?
– Нет, – с неожиданной для самого себя резкостью ответил Крис. – Нет, Люся. Я… я просто хочу быть с тобой, только с тобой. Мне никто не нужен. Они – хорошие парни, но я видеть сейчас никого не хочу.
Люся шла рядом и слушала его. И чувствуя, что она согласна, что ей тоже сейчас никто не нужен, Крис сказал:
– Пошли домой, я дома потянусь, а ты посмотришь.
– Конечно, пошли, – сразу согласилась Люся. – Дома совсем другое дело, и тепло, а то, не дай бог, продует тебя.
Разогретое тело просило движения, и Крис невольно всё прибавлял и прибавлял шаг. И Люся уже почти бежала рядом.
Войдя в их комнату, Крис с ходу запер дверь и стал раздеваться. И пока Люся снимала и вешала пальто, он уже остался в одних трусах. И тут, словно опомнившись, посмотрел на Люсю.
– Я… ничего, что я… так?
– Ничего, – улыбнулась Люся.
Она, чтобы не мешать, села на кровать, уже понимая, что ему нужно много места. Крис стоял перед ней, облитый бьющим в окно весенним солнцем, в белых, туго обтягивающих бёдра трусах. И она снова залюбовалась им.
Крис медленно потянулся, выгибаясь, выпрямился и погнал по телу волну. И восхищённо-изумлённое лицо Люси, её распахнутый глаз и прижатые к груди руки…
– Господи, Кира, – выдохнула Люся, когда он остановился, переводя дыхание, – какой ты…
– Какой? – сразу спросил он.
– Красивый.
Крис подошёл и встал перед ней на колени.
– Люся, можешь сердиться, но я скажу. Ты красивая, Люся.
– Кира…
Она хотела закрыть лицо ладонями, но он удержал её за запястья.
– Люся, я люблю тебя, для меня ты красивая, а на остальных мне плевать, Люся.
– Кира…
Крис медленно потянул её руки, положил её ладони себе на плечи.
– Днём? – улыбнулась Люся сквозь выступившие слёзы.
– Мне на всё плевать, Люся. Пожалуйста, не гони меня.
Он медленно вставал, не отпуская её рук, вёл её ладонями по своему телу. И остановился, положив её руки на свои, туго обтянутые трикотажем бёдра.
– Я… я противен тебе, Люся?
– Нет, Кирочка, что ты?!
– Тогда посмотри на меня. Всего. Я… – он задохнулся и всё-таки заставил себя, вытолкнул эти слова: – Я твой, Люся.
Люся ахнула, сразу вспомнив слова Жарикова, и рывком встала.
– Тогда я тоже твоя, ты тоже посмотри на меня. Всю посмотри.
Она говорила требовательно, даже зло. Но Крис её понял и сам потянулся к пуговичкам на её груди.
– Да, – кивнула Люся, – только… – и сердито мотнула головой, – нет, Кира, давай.
Он расстегнул пуговички и, наклонившись, поцеловал её в разрез. Люся невольно ахнула, но не отпрянула. И Крис уже смелее попытался столкнуть с её плеч платье, но разрез оказался мал, снималось платье только через голову.
– Нет, – Люся вздохнула и высвободилась. – Я сама.
Крис отступил на шаг и привычно отвернулся. Люся содрала платье и бросила его на стул. Так же торопливо стащила, не отстёгивая чулки, пояс с резинками, оставшись в трусиках и полотняном корсете на бретелях. Взялась за платок. Ей стало страшно, но Крис, словно почувствовав, что нужна его помощь, обернулся. И шагнув к ней, обнял, обхватил за плечи так, что Люся оказалась в кольце его рук, таких сразу и мягких, и сильных. Крис целовал её в губы, и она даже не заметила, как он развязал узел на её платке и высвободил концы. И Люся сама, мотнув головой, сбросила его. Пусть, пусть Кира увидит её голову, пятнистую от ожогов, хорошо, хоть здесь без корок, с редкими жалкими пучками каких-то бесцветных не волос даже, а щетины, как у шелудивого поросёнка. Но Крис словно не заметил этого, продолжая её целовать. И под его поцелуями она и сама забыла об этом.
Крис знал, как болят ожоги, и назначение этой белой жилетки понял сразу, он сам надевал такие на раненых, прижимая повязки к торсу, и потому не стал его расстёгивать, а занялся трусиками Люси. Ожог на бедре – он помнил – уже не так болит, там просто чувствительность больше. И однажды он уже раздевал её снизу, и Люся не боялась.
Она и сейчас не испугалась и даже удивлённо засмеялась, когда он поцеловал её в живот, чуть пониже пупка. И когда он, выпрямившись, снова положил её руки на свои бёдра, она поняла и потащила вниз ткань. Но раздевать она совсем не умела, и Крису пришлось раздеться самому. Отпихнув ногой, чтобы не мешались, трусы, он снова склонился к губам Люси, потом стал целовать её в шею, в горло, между ключицами, и… и Люся сама взялась за крючки корсета, расстегнула и распахнула его. Крис коснулся губами её грудей, маленьких, как у девочки, поцеловал в своды, в соски. Люся вдруг тоненько застонала, но этот стон не испугал его. Ноги у Люси подкашивались, и он посадил её на кровать и встал перед ней.
– Люся, вот он я, весь здесь.
Люся схватила открытым ртом воздух.
– Я… я тоже, я вся здесь.
Нетерпеливо дёргая плечами, она стащила корсет, отбросила его. И снова Крис словно не заметил ни марлевой салфетки, ни полосок лейкопластыря, ни запаха мази, ни даже того, что полгруди у неё тоже багровые от ожога. И… и он целовал её, целовал грудь, живот, и ей не было стыдно, ну вот ни капельки, она даже обхватила его за голову и прижала к себе.
Крис никак не ждал, что Люся так готовно, так бесстрашно раскроется перед ним, сама откинется назад и ляжет поперёк кровати, увлекая его за собой. Но ей будет так неудобно, и он осторожно, очень мягко поправил её и сам лёг рядом.
– Кирочка, родной мой, Кирочка…
Она целовала его лицо, плечи, грудь, неумело тыкаясь, скользя, нет, трогая, ощупывая губами его тело. И Крис всё яснее ощущал, что волна, красно-чёрная горячая волна не почудилась ему, что и впрямь собираются в упругий комок, напрягаются мышцы, что он… он может, может войти, Люся ждёт его, волна, горячая волна захлёстывает его…
…Рука Люси гладит его грудь, и ему так блаженно хорошо, как никогда не было. Лицо Люси над его лицом, всё ближе, ближе, их губы встречаются.
– Люся…
– Кирочка, милый мой, родной мой, – губы Люси касаются его лица. – Спасибо, Кирочка.
– Спасибо, Люся, ты… тебе было хорошо?
– Да, да, Кирочка.
Они лежали рядом, и он подвинулся так, чтобы Люся лежала на нём, чтобы всем телом ощущать её.
– Люся…
– А тебе, Кира, тебе было… хорошо?
– Да, Люся! Мне никогда ещё так хорошо не было.
Люся вздохнула, мягко соскользнула с него и легла рядом, положив голову ему на грудь, и совсем тихо сказала:
– И совсем не больно было. И не страшно.
Крис повернул голову и осторожно потёрся лицом о её макушку. И Люся не обиделась, а засмеялась. И он повернулся набок, лицом к ней и очень осторожно тронул пальцами её грудь, погладил по бедру, животу.
– Ага, – засмеялась Люся. – Ага, Кирочка.
Люся казалась такой маленькой и хрупкой, что он не рискнул лечь сверху, а встал над Люсей на колени и осторожно за бёдра приподнял её. И тут же опустил, потому что лицо Люси вдруг стало испуганным.
– Люся, что?! Что случилось? Тебе больно?
– Нет, Кирочка, нет.
Люся потянулась к нему, и он помог ей сесть, обнял.
– Кирочка, – всхлипывала Люся у него на плече. – Кирочка, я… я не знаю, как сказать, они меня за ноги тянули, головой по полу, я кричала, а они смеялись, не сердись, Кирочка.
Крис обхватил её и досадливо, злясь на самого себя, прикусил губу. Ах чёрт, как всё было хорошо, и как он всё испортил!
– Люся, я не хотел, я не подумал, Люся.