– Вы правы. Я хотел спросить вас… о вашем брате.

– Он погиб, – Эркин говорил, не поднимая глаз. – Зачем он вам?

– Он сказал, чтоб я шла, а он меня догонит, – вдруг подала голос Алиса. – И не догнал.

Женя положила ей ещё кусок торта, с кремовой розой, и Алиса занялась им.

Эркин с явным усилием поднял глаза, и Бурлаков увидел в них боль. Живую. Как от удара.

– Зачем он вам? – повторил Эркин.

– Я… я, разумеется, отвечу вам, но сначала… я хочу попросить вас посмотреть фотографии.

– У вас его фотка есть?! – обрадовался Эркин.

Он уже прикидывал, что может предложить за неё, ну, хоть за копию, но Бурлаков покачал головой.

– Нет, его фотографии нет, это другие люди, но посмотрите… может, найдутся… похожие.

Эркин пожал плечами.

– Давайте, – и успокаивающе улыбнулся Жене и Алисе. – Интересно.

Бурлаков перевёл дыхание. Он отлично понимал, что согласился Эркин только из вежливости, но большего ему и не нужно. Из внутреннего кармана пиджака он достал и разложил прямо на столе, среди чашек и тарелок фотографии. Многие из них были старыми, пожелтевшими, со следами клея, с написанными прямо поверх изображения номерами и латинскими буквами.

Эркин рассматривал их, брал по одной, откладывал, снова брал. Бурлаков молча маленькими глотками пил чай и следил, как Женя, а за ней и Алиса присоединились к Эркину. Потом Женя и Эркин заспорили об одной из фотографий.

– Он…

– Нет, не похож…

– Посмотри, взгляд такой же…

– Нет, но это же…

– Ну и что, но похоже.

В споре победила Женя, доказав, что неважно, женская или мужская фотография, раз похожи, значит, похожи.

– Вот, – наконец улыбнулся Эркин, пододвигая к Бурлакову две стопки карточек. – Вот эти похожи на Андрея.

– Спасибо, – Бурлаков сглотнул, справляясь с голосом и повторил: – Спасибо.

– Пожалуйста, – пожал плечами Эркин и уже не равнодушно-вежливо, а с явным интересом спросил: – А зачем вам это?

Бурлаков кивнул, соглашаясь ответить, но Женя встала.

– Игорь Александрович, у вас чай совсем остыл, давайте, я вам свежего налью.

Бурлаков благодарно улыбнулся.

– Спасибо.

Эркин молча покачал головой, отказываясь. Он видел волнение Бурлакова и, не понимая его причины, нервничал. Да и дневные события… Что этот майор, охранюга чёртова, наплёл про него? Ведь когда не знаешь, чего на тебя навесили, и не отбрыкаешься.

Бурлаков глотнул чаю, глубоко вздохнул и заговорил очень спокойно, даже будто равнодушно.

– Сначала я назову вам тех, кто изображён на этих фотографиях, – он взял маленькую, отобранную Эркином и Женей пачку. – Это я сам, двадцать, нет, тридцать лет назад, студент. Это тоже я, на раскопках, на археологической практике. Это моя жена, её сфотографировали уже в тюрьме. Это брат моей жены. Это тоже он, и это тоже. А это, – он как-то странно улыбнулся, – Это мой дед. Ну вот. У меня… была семья. Жена, дети. Трое. Две девочки и мальчик. Их всех арестовали, когда я был на нелегальном положении. Жену и дочек убили, а сына отправили в лагерь. Сейчас бы ему было двадцать лет…

Глаза Жени медленно расширялись, Эркин разглядывал, напряжённо сведя брови, выложенные Бурлаковым фотографии. Всё сходилось. И всё так страшно, обидно и нелепо. Ведь… ведь что бы чуть пораньше, до Хэллоуина… Алиса давно забыла про свой торт и молча следила за взрослыми.

– Это… – наконец выдохнула Женя, – это значит, что Андрей… – она не договорила.

– Да, – понял её Бурлаков. – Да, получается, что мой сын, Сергей Игоревич Бурлаков и… Андрей Мороз – один и тот же человек.

– Но, – Женя посмотрела на Эркина, – но, Эркин…

Эркин медленно, как преодолевая что-то, как поднимая на себе невидимый груз, встал и пошёл к двери. Остановился, ухватившись растопыренными пальцами за дверной косяк, полуобернулся.

– Да, всё так, – у него задрожали губы, но он справился с собой. – Андрей ничего об отце не говорил, – и на хриплом клокочущем выдохе: – Ему мать не велела.

И вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

Женя смотрела, как Бурлаков собирает разложенные по столу фотографии, рассматривая их так, будто тоже видит впервые. Всё это было слишком невероятно.

Вернулся Эркин с влажно блестящим, будто он только что умылся, лицом и сел к столу. Улыбнулся Алисе и Жене. Женя как-то очень незаметно встала и увела Алису умываться.

– Вы не верите мне? – тихо спросил Бурлаков.

– Нет, – Эркин говорил спокойно. – Почему не верю? Верю. Только… только это уже ничего не изменит. Андрея нет. И кем он был… он был моим братом. Погиб, спасая Алису. Что ещё?

Бурлаков кивнул.

– Я понимаю.

– Нет, – тихо, но резко перебил его Эркин. – Андрей… он не помнил ничего, что было до лагеря. Так… обрывки. Он никогда не говорил, чтобы его звали по-другому. Только Андрей. Я… я не знаю, как так получилось. Может, всё так и есть. И… и вы – отец Андрея, я не спорю, нет, но… Я не знаю, как это объяснить, – он запнулся, потёр лицо ладонями и встал. – Налить вам ещё чаю?

Бурлаков покачал головой.

– Спасибо, у меня есть. Я понимаю вас, Эркин, поймите и вы.

Эркин кивнул, зачем-то пощупал стоящий на плите чайник и вернулся к столу.

– Да, всё так.

В кухню заглянула Женя, держа за руку Алису. Алиса была уже в ночной рубашке.

– Спокойной ночи, – вежливо сказала она Бурлакову и посмотрела на Эркина. – Эрик, а ты придёшь?

– Приду, – улыбнулся Эркин.

– Спокойной ночи, – улыбнулся и Бурлаков.

Женя увела Алису. Эркин встал и решительно зажёг огонь под чайником. Очень быстро и ловко навёл на столе порядок, чтобы стол смотрелся как не в конце чаепития, а в начале. Улыбнулся Бурлакову.

– Я сейчас.

И вышел. Бурлаков кивнул ему вслед. Да, всё правильно, им нужно уложить спать девочку. Беленькую, синеглазую, чем-то неуловимо похожую на Анечку. Милочка была шалунья, хохотушка, а Анечка – серьёзная, с философским складом ума… «Прекрати! – оборвал он сам себя – Это уж ни в какие ворота не лезет, годы посчитай, Анечка старше Серёжи».

В кухню вошла Женя, старательно улыбнулась.

– Сейчас ещё чаю попьём.

– Да, спасибо, – Бурлаков так же, почти естественно улыбнулся ей. – Какая хорошая у вас девочка.

– Спасибо, – просияла Женя и обернулась к двери. – Спит?

– Да, – в кухню вошёл Эркин и сел к столу. – Я посидел с ней, – и уже обращаясь к Бурлакову: – Она кричала во сне. После Хэллоуина. Потом прошло.

– Она напугалась тогда, – Женя разливала чай. – Сначала обыск этот…

– Свора вломилась ночью, – Эркин невесело усмехнулся. – Обошлось, правда.

– Обошлось?! – возмутилась Женя. – Ты забыл, как тебя избили?

– За что? – быстро спросил Бурлаков.

– А чтоб краснорожая скотина своё место знала и помнила, – ответил по-английски Эркин и, перемешивая русские и английские слова, продолжил: – Да нет, меня-то не очень, обидно, конечно, но и хуже бывало, а вот потом они, свора эта… – он явно проглотил ругательство, – потом они что творили! – и, быстро посмотрев на Женю, буркнул: – вспоминать неохота.

Женя понимала, что Эркин не хочет говорить при ней, понимала и почему, но Бурлакову же надо знать об Андрее, о сыне, он имеет на это полное право.

– Расскажи об Андрее, Эркин, – попросила она.

Эркин посмотрел на Бурлакова.

– Вы… вы знаете, как он погиб? Хотя нет, – тут же сам ответил себе, – откуда. Так, когда нас на рынке хотели на торги загнать, мы отбились, выскочили из кольца. И… и мы решили пробиваться в Цветной и там уже намертво стоять, – незаметно для себя он полностью перешёл на английский. – Ну, я и попросил Андрея сходить ко мне домой, забрать Алису и Женю, в Цветной их отвести, – Эркин виновато вздохнул. – Моя вина, конечно, Я Андрея послал, сам в Цветной удрал, а он…

– Сам бы ты и не дошёл, – резко сказала Женя. – Перестань, Эркин, сколько можно?! Ты ни в чём не виноват.

– Виноват, – упрямо наклонил голову Эркин. – Мне Андрей ещё летом говорил, что сваливать надо, это я до последнего дотянул. Ладно, не обо мне сейчас речь. Вам, – он твёрдо посмотрел в глаза Бурлакову, – вам ведь про Андрея надо. Так? – и продолжал то по-русски, то по-английски. – Андрей дошёл. Женя…