Их с Фредди расчёт сработал. Работа Ларри замечена, и теперь пойдут заказы. Из материала заказчика и их собственного. И ручеёк плавающих камней и прочего повернёт к ним сам. Не они будут искать и просить, а к ним придут и предложат.

– В молодости Маркус Левине, тогда ещё младший Левине, – задумчиво сказала миссис Кренкшоу, – любил пошалить. Правда, он никогда не работал с… таким материалом. Но… но школа осталась. Не так ли?

– И опять вы правы.

– Разумеется, змея для меня несколько… экстравагантна. Но ведь этот мастер работает не по готовым образцам?

– Да, миссис Кренкшоу.

– У меня есть брошь и сломанные серьги, – тон миссис Кренкшоу стал деловым. – Работу я, разумеется, оплачу. У вас есть каталог работ этого мастера?.

– Сейчас нет, – спокойно ответил Джонатан. – Но я приглашаю вас к себе, в «Лесную Поляну». Там мы договоримся более конкретно, – и улыбнувшись: – Когда прислать за вами машину?

Миссис Кренкшоу задумалась.

– Дня через два. Около десяти, Джонатан. Вас устраивает?

– Разумеется, – улыбнулся Джонатан. – За мной ленч.

Миссис Кренкшоу кивнула и стала рассказывать Джонатану последние сплетни округа и даже графства. Он кивал, поддакивал, ужасался и восторгался, вылавливая нужные ему крупицы. Миссис Кренкшоу – настоящий виртуоз в такой болтовне, и работать с ней – одно удовольствие.

После Нового года Крис жил в каком-то тумане. Нет, он ходил, ел, разговаривал, работал, даже учился, но это всё оставалось как-то вне его, помимо него. А в действительности был он. И Люся. И их встречи в столовой, в коридоре, кивок, приветствие – большего они себе на людях не позволяли. Люся теперь не отводила глаз, не отворачивалась от него, Крис сам теперь старался следить за собой и не глазеть открыто, раз Люся просила, чтоб остальные не знали. Да ещё вечером, когда ночная смена заступила, а другие уже угомонились и все по своим комнатам, они – каждый сам по себе, порознь – уходили в парк и там, найдя укромное – на их взгляд – место, могли немного побыть вместе. Они ни разу заранее не договорились о месте встречи, и ни разу не разминулись. Пару раз они посидели в беседке, но потом их там чуть не застукал комендант, и пришлось чуть ли не ползком удирать.

Сегодня Крис привёл Люсю на их тренажёрную площадку, потому что если их даже из тюремного отсека и увидит, то это вряд ли, дрыхнут они все.

– Я завтра в ночную, – хмуро сказал Крис.

Люся только вздохнула в ответ. Они сидели на низкой скамейке в самом тёмном углу площадки. Скамейка была мокрой, от земли ощутимо тянуло холодной сыростью. Крис давно хотел предложить Люсе сесть к нему на колени, но не решался.

– А у меня ночная никогда не выпадает.

Сказав, Люся вздрогнула, и Крис не выдержал.

– Люся, тебе холодно, давай так… – он мягко потянул её к себе.

– Нет, Кира, не надо, мне и так хорошо, – она оттолкнула его руки и вскочила на ноги.

Крис сразу убрал руки и жалобно сказал:

– Но тебе же холодно, Люся.

Он смотрел на неё снизу вверх, запрокинув голову. Люся прерывисто вздохнула.

– Кира, ты… ты пойми… Я не хочу тебя обидеть… я… – она запнулась и совсем тихо прошептала: – Я боюсь.

– Меня? – упавшим голосом спросил Крис.

– Нет, не тебя, что ты. Я… я этого боюсь.

Крис понял и встал.

– Люся, я… я не знаю, как сказать, но будет так, как ты хочешь.

Люся осторожно коснулась его плеча.

– Кира, ты, ты не обижайся на меня. Но… я не могу ничего сказать, но…

– Не надо, Люся, – перебил её Крис, запнулся и всё-таки спросил: – А обнять тебя можно?

Люся храбро кивнула.

– Да.

Он обнял её за плечи, мягко прижал к себе. Люсина голова, как всегда замотанная платком, лежала теперь на его груди. Она не отстранялась, даже сама обняла его. Крис наклонился и зашептал ей в ухо.

– Люся… Люся… этого… этого не будет. Я… я перегорел, Люся, я не могу теперь… этого…

Сказал и замер, обречённо ожидая её слов. Что бы там ни говорили, но нужно-то от него только это, даже Люсе. Больше ничего женщине от мужчины не нужно, а уж от спальника…

– Бедный мой, – всхлипнула Люся, крепче обнимая его.

– Ты, – Крис даже задохнулся, как под слишком горячим душем, – ты не сердишься, не гонишь меня?

– Нет, нет, что ты, Кирочка.

Порыв ветра обдал их мелкой водяной пылью. Крис крепче обнял Люсю, повернулся спиной к ветру, загораживая её собой.

– Тебе не холодно?

– Нет, что ты.

Они шептались, сблизив головы так, что губы Криса касались виска Люси.

– Люся, а тебе хочется… этого?

– Нет, нет, – замотала она головой.

Крис облегчённо перевёл дыхание и уже веселее и увереннее сказал:

– В пятницу кино будет, ты пойдёшь?

– Пойду, конечно, – тихо засмеялась Люся. – Я кино люблю.

– Я тоже, – обрадовался Крис. – Люся, а… а если рядом сядем? Ну, будто случайно.

– Давай, – согласилась Люся. – Только…

– Я постараюсь, – сразу понял её Крис. – Да и такая толкотня всегда, никто не смотрит, кто с кем сел.

Люся вздохнула.

– Попробуем.

Их снова обдало водяной пылью, и Крис не выдержал:

– Пойдём, а то холодно здесь.

– И поздно уже, – кивнула Люся.

Крис молча опустил голову. Люсе скучно с ним, а он… что он может сделать? Он как-то попросил Люсю рассказать о России, а вышло только хуже: Люся заплакала и сказала, что она почти ничего не помнит. А ему и рассказывать нечего. Не говорить же то, чему его ещё в питомнике выучили, все те слова и стишки, от которых любая беляшка млела, а то и дёргаться начинала. Но Люся же не беляшка! Крис вздохнул.

– Тебе скучно со мной?

– Нет, – как-то удивлённо ответила Люся.

Они шли рядом, держась за руки. И от этих тонких доверчивых пальцев в его руке Криса снова и снова обдавало горячей волной. Он даже тихо засмеялся и тут же объяснил:

– Я бы так шёл и шёл.

– И я, – согласилась Люся.

Дальняя аллея, конечно, длинная, но не бесконечная, и вон уже хоздвор виден. Пришлось повернуть обратно. Шли молча, боясь неосторожным словом всё разрушить.

Джо и Джим сегодня в ночной смене, и Андрей допоздна засиделся за книгой. Тогда сгоряча он нахвастал, что читает Рейтера, так что теперь приходилось отдуваться. Правда, было интересно. Но и трудно. Много незнакомых слов. И словарь не помогает. Ни английский, ни русский, ни двойной. Но как это получается, что он читает, пишет, что-то соображает и тут же думает совсем о другом, и даже не думает, а словно спит и видит сон наяву, но это не сон…

…Он вытирает руки, вызывает, поглядев на список назначений, следующего. И к нему в кабину, стуча костылями, входит его хозяин.

– Вот и отлично! Куда теперь?

– Сюда, сэр.

Он механически, ничего не сознавая и не чувствуя, указывает, куда положить одежду, как лечь. Ещё раз смотрит назначение, достаёт нужную растирку. И привычные механические движения успокаивают. Это только больной, не больше и не меньше, как десятки других.

– Вы готовы, сэр? – спрашивает он, подходя к столу.

Он уже совсем успокоился и берётся за работу как обычно. И вдруг… вдруг неясный приглушенный стон.

– Больно, сэр? – не скрывает он удивления. Ведь нечему там болеть, он уверен.

– Нет.

Голос лежащего на массажном столе человека сдавлен, но не от боли, а от непроизнесённых слов.

– Какие у тебя руки… – хрипит лежащий. – Ты… ты не знаешь, какой ты…

Он заставляет себя не слышать, не узнавать этот голос, не понимать слов, не понимать смысла этих стонущих всхлипов.

– Вот и всё. Отдохните пять минут, – говорит он равнодушно вежливым тоном и выпрямляется, вытирая руки, стирая с них едкую прогревающую растирку.

Кто там следующий? Контрактура… стягивающие рубцы, значит, раненый, уже хорошо, не эта белая сволочь.