Жариков был у себя в комнате и, когда в дверь постучали, недовольно отозвался:

– Я занят.

Но стук повторился, и голос Эда сказал:

– Иван Дормидонтович, помогите.

Разумеется, оставить такое без внимания Жариков не мог. Он подошёл к двери и открыл замок.

– Что случилось?

– Вот… мозги опять набекрень… Вправьте ему…

В несколько голосов, наперебой ему что-то объясняли, и так же совместно подталкивали к нему Андрея. Кто-то увидел за спиной Жарикова разложенное на столе и громко ахнул. Вот тут Жариков рассвирепел. Так это они его купили?! Он хотел выгнать всех, но получилось так, что парни отступили в коридор, а вот Андрей совершенно непонятным образом оказался в комнате и за его спиной. И тут Жариков разглядел, что Андрей и впрямь… не в себе. Он вернулся в комнату, плотно закрыл дверь и уже совсем другим тоном спросил:

– Что случилось, Андрей.

Андрей судорожно, как после плача, вздохнул. И Жариков понял, что тот действительно только что плакал. И вообще что-то произошло.

– Ну-ка, садись.

Жариков сгрёб со стола недоделанную бороду Деда Мороза и всё остальное и бросил на кровать. И нахмурился. Потому что Андрей даже не посмотрел на его рукоделие. Это с его-то любопытством.

– Чаю?

Андрей помотал головой, ещё раз вздохнул и сказал по-английски:

– Я… я хозяина своего встретил.

Жариков мягким нажимом на плечо усадил его к столу и сел сам, загораживая собой кровать. Да, для парня это серьёзный удар.

– Из тех?..

– Нет, – сразу понял и перебил его Андрей. – Я у него до этих был. Он меня на торгах купил. Я у него долго был, до зимы, ну, до того, как банда напала, и он меня им отдал, откупился мной. А теперь… теперь он зовёт меня… к себе.

Жариков медленно кивнул.

– Он здесь? В госпитале?

– Да, – Андрей перешёл на русский. – Во второй хирургии, у него нога сломана. И вот… я же не могу его… врезать ему, он же больной.

– Только в этом проблема?

Андрей и так сидел, не поднимая глаз, а тут совсем поник, склонился головой к коленям.

– Рассказывай, – мягко, но исключая сопротивление, сказал Жариков. – Рассказывай всё.

Андрей вздохнул и заговорил по-английски.

– Я как увидел его… он… он власть надо мной имеет. Он же купил меня, а тем не продавал, те отобрали меня, я не знаю, как это получается, но, но я не могу, я не могу сказать ему, тех, того, одного из тех, его в Хэллоуин привезли, раненого, так если бы не доктор Юра, я бы убил его, точно. А этого… он… он, ну, те насиловали меня, издевались по-всякому, били, не покормили ни разу, а он, он же ни разу даже не приковал меня, а когда уходил, так я по всей квартире ходил, даже на кухне, где продукты, он не запирал ничего, мне… мне у него хорошо было…

Но последние слова прозвучали вопросом. И Жариков покачал головой.

– Так ли, Андрей?

Андрей поднял голову, посмотрел на Жарикова расширенными глазами, качнул встрёпанной шапкой кудрей.

– Да, так, но…

– А что было плохо?

– Трахались когда, – вздохнул Андрей. – Нет, он не бил меня, ничего, но каждую ночь, и… и я ему только для этого был нужен, и сейчас… зовёт…

– И ты не можешь сказать: «Нет», а говорить: «Да» не хочешь.

– Да, – обрадовался Андрей. – Да, всё так.

– Понимаешь, Андрей, тебе надо решить и пересилить себя.

– Да, я знаю, я же клятву ему не давал, но… но он говорит, а я молчу, я только встану подальше, чтобы он не дотянулся до меня, он же на костылях, и он… я ведь у многих был, он был… да, лучше хозяина у меня не было.

– Хозяина, – повторил Жариков.

Андрей опять опустил голову.

– Ты свободный человек, Андрей, – Жариков говорил тихо, задумчиво. – Ты и только ты хозяин своего тела и своей жизни. И никто не вправе заставлять тебя.

– Хозяин своего тела, – медленно повторил Андрей. – Как это?

– Это значит, что только ты решаешь, с кем, как и когда… вступать в половые отношения, – Жариков намеренно заговорил «по-казённому». – Всё остальное – уже насилие и наказывается по закону.

– Значит, что, значит, тогда это тоже было насилие? – удивился Андрей.

Жариков кивнул и, видя, что Андрей смотрит с явным ожиданием, продолжил:

– Разве ты попал к нему по своей воле? – Андрей улыбнулся этому, как шутке. – Ну вот. Разве ты определял… каждую ночь это будет или нет? Ты не хотел, ведь так? – и дождавшись его кивка, – Ты делал это из страха, так? – новый, уже уверенный кивок. – Значит, это всё равно было насилием над тобой.

Жариков подтянул к себе пачку сигарет, закурил.

– Понимаешь, Андрей, насилие не всегда… с палкой, бывает и с улыбкой. Когда один не может сказать «нет», и неважно, чего он боится, то это насилие.

Андрей покачал головой.

– Я… я не думал так. Никогда. И… и мне так и сказать ему? Ну, что я не хочу?

– Да, так и скажи, – Жариков улыбнулся. – Ты же умный парень, Андрей, ты сможешь сказать так, что он поймёт.

Андрей несмело улыбнулся.

– Вы думаете, он поймёт?

– Скорее всего, Андрей, он не понимает, почему ты… отказываешься.

– Да, – Андрей радостно закивал. – Да, всё так…

…Светлый просторный коридор лечебного корпуса.

– Подожди.

Он останавливается и медленно поворачивается на голос. Хозяин. Ловко выбрасывая вперёд костыли и подтягиваясь за ними, хозяин подходит к нему.

– Куда ты так спешишь?

– Я на работе, сэр, – тихо отвечает он.

– Ну, понятно-понятно, – кивает хозяин. – Когда закончишь…

Он осторожно пятится, старательно выдерживая дистанцию.

– Я должен спешить, сэр.

И убегает…

…И в этот же день опять. На этот раз хозяин стоит в дверях своего бокса, а у него тележка-столик с ужином для лежачих, а хозяин не ходит в столовую, и он поневоле должен и подойти, и зайти в палату. Хозяин отступает вбок, давая ему войти, а, когда он, переставив тарелки на стол, оборачивается, хозяин уже закрыл дверь и стоит, загородив её, и улыбается жёсткой неприятной улыбкой.

– Иначе тебя не остановить, верно? Заработался совсем. Зря ты от меня бегаешь. Или, – и тоном, каким рассказывают анекдот, – обиделся на что?

И он не выдерживает.

– Вы меня зимой тем отдали, вы знали, кто они, и отдали.

Хозяин даже присвистывает от удивления.

– Вот, значит, в чём дело. Дурачок ты, если б у меня деньги были, неужто бы я тебя отдавал. А деньги в банке, а банк тю-тю. Ты хоть знаешь, что это такое, без денег остаться? – и сам отвечает. – Откуда тебе знать. Тебя всю жизнь кормили, поили, одевали. А когда я уходил, ты ещё и сверх этого по шкафам шарил, – и усмехается. – Больше всего ты ветчину таскал. И крем шоколадный. А ты ведь ни разу не подумал, каких это денег стоило, лопал как своё.

Он молча идёт к двери, толкая перед собой столик, и хозяин уступает дорогу. Он выходит из палаты и слышит в спину:

– Дурачок ты…

…Андрей потряс головой, потёр ладонями лицо и взъерошил волосы.

– Да, – заговорил он по-русски, – да, Иван Дормидонтович, он… он не понимает. Я ему напомнил, как он меня банде отдал, а он… он мне, как я ветчину потихоньку таскал. И шоколадный крем. Разве… разве это сравнимо?

Жариков улыбнулся. Вот и отходит Андрей, заговорил уже нормально. И тоже перешёл на русский.

– Для него, видимо, да. Ты не злись и не бойся. Объясни ему, просто объясни.

Андрей кивнул и встал.

– Да, спасибо, Иван Дормидонтович. Я пойду.

– Хорошо. И вот что, Андрей, о том, что видел здесь, молчок. Договорились?

– Да, но?.. – у Андрея изумлённо округлились глаза.

Он попытался через плечо Жарикова разглядеть, о чём же он должен молчать, но Жариков ловко и необидно вытолкал его в коридор со словами:

– Вот и отлично, вот и договорились.

Звучно хлопнула дверь, звякнув замком.

В коридоре Андрей оторопело поморгал, потоптался у двери Жарикова и пошёл к себе. В холле их этажа его окликнули Эд и Крис.

– Иди сюда.

Они сидели рядом на подоконнике, и, когда Андрей подошёл к ним, Эд улыбнулся.