– Фёдор.

– Чего? – Фёдор продолжал читать.

– Ты завтра в город идёшь?

– А что? – Фёдор перевернул страницу.

– Я… Мне можно пойти с тобой?

Фёдор оторвался от газеты.

– Зачем? Ты разве знаешь, чего я в город хожу?

– Не знаю, – честно ответил Эркин. – Но мне… помоги мне, – и, видя удивление Фёдора, стал объяснять: – У меня на Хэллоуин брата убили. Завтра девять дней. Вот мне и надо всё купить для поминок. А я не знаю там ничего. Чтоб наугад не тыкаться.

Фёдор положил газету себе на грудь и снизу вверх поглядел на Эркина.

– Ты что, с визой захотел расстаться? Так я в этом не помощник. Ещё на пару с тобой залетишь к чёрту.

Эркин улыбнулся.

– А я не буду спиртного покупать.

– Как так?

– Мне сказали, поминать надо любимым, ну, чего покойный любил.

– Ну, так.

– А брат спиртного не пил. Не любил он этого.

– Постой-постой, – Фёдор легко вскочил на ноги. – Стой, понял. Здорово. Слушай, ты кому-нибудь говорил об этом?

– О чём? О поминках? Да.

– Нет, что без спиртного будет, говорил?

– Только Жене, – Эркин ничего не понимал и отвечал очень добросовестно.

У Фёдора хитро заблестели глаза.

– Слушай, это ж мировой прикол получается.

– Что получается?

Фёдор прислушался к шуму в коридоре, махнул рукой и зашептал:

– Стоп, замётано. Завтра с утра лопаем и идём. Никому не говори, понял? Я тебе по дороге расскажу, – и громко, словно не замечая входящего Романа. – Конечно, помогу. Поминки – святое дело. Хоть и не на что, а выпей.

Роман мрачно покосился на них, а Фёдор очень участливо спросил Эркина:

– У тебя деньги-то есть? А-то я одолжу.

– Спасибо, есть, – Эркин начинал смутно догадываться и теперь подыгрывал Фёдору. – Думаю, хватит.

Роман не выдержал:

– Ты на что парня подбиваешь? За выпивку ему ж визу сразу похерят.

– Да за пронос уже, – подключился к разговору, едва войдя, Анатолий.

– Ни хрена! – возмутился Фёдор. – Пронести можно. На входе не шмонают.

Стоя в дверях, Грег сначала слушал молча, но на этой фразе вмешался:

– Кого им надо, того и шмонают.

– Пронести всегда можно, – не сдавался Фёдор. – Я на механическом был, на сборке, вот там шмонали, так шмонали. И то, кому чего надо, протаскивали. А здесь…

– Да, через забор перебросить, – влез, протискиваясь мимо Грега, Костя. – Ни колючки же, ни вышек.

– Ты ори погромче, чтоб в комендатуре услышали, – осадил его Фёдор.

Способы проноса обсуждали долго и со вкусом. Эркину надавали кучу советов, куда подвязать или вложить бутылку, чтоб на воротах не заметили и не обыскали.

Спорили, пока им не постучали в стенку. И тогда стали укладываться.

И когда уже все улеглись и выключили свет, Эркина окликнул по-английски Грег.

– Послушай… Мороз, спишь?

– Нет, – тихо ответил тоже по-английски Эркин.

– Смех смехом, но визу потерять… Живой о живом, не о мёртвом должен думать. У тебя… семья. Подумай, чем рискуешь.

– Спасибо.

Эркин ждал, что Грег что-то ещё скажет, но тот, громко скрипнув кроватью, повернулся набок и затих. Все уже спали. Или делали вид, что спят. Вроде Фёдор хмыкнул, сдерживая смех.

Эркин улыбнулся, поёрзал под одеялом, обминая постель, и закрыл глаза. Сразу после завтрака. Столовая открывается в восемь. Да, здесь всё с восьми до восьми. Ну, там то-другое, в девять они выйдут. Вернуться надо к обеду. Час туда, час обратно, и это на покупки останется… Он считал и рассчитывал время, пока не заснул.

Снов он давно не видел, а, может, просто не запоминал их. И сегодня спал спокойно, без снов и тревог. И проснулся перед общим подъёмом. Полежал немного, прислушиваясь к сонной похрапывающей тишине. Серый сумрачный свет заливал комнату. Эркин потянулся под одеялом, откинул его и встал. Пока все спят, потянуться хоть немного. Тесно, конечно, не развернёшься, и он ограничился тем, что погонял по телу волну, напрягая и распуская мышцы. А когда заворочался, завздыхал Анатолий, он уже одевался. Сменил трусы, натянул джинсы, накрутил чистые портянки, обулся, взял полотенце и пошёл в уборную.

Когда он вернулся, на ходу растираясь полотенцем, остальные уже проснулись.

Костя, лёжа на кровати, весело рассказывал приснившийся ему такой живописный сон, что было ясно: на месте выдумывает. Грег и Роман брились. Анатолий копался в своей тумбочке. Фёдор, уже убравший бритвенный прибор, подмигнул Эркину. Эркин с улыбкой кивнул, расправил на спинке кровати полотенце, и стал её убирать.

– Ты чего всегда ни свет, ни заря вскакиваешь? – поинтересовался, ощупывая выбритые щёки, Роман.

– Я пять лет скотником в имении был, – как всегда, заговорив о прошлом, Эркин начинал перемешивать русские и английские слова или просто переходил на английский. – Привык на дойку вставать.

– Привычка – великое дело, – кивнул Анатолий. – Фёдор, газету дашь?

– А чего ж нет? – хмыкнул тот. – Бери.

Анатолий взял с его тумбочки газету и сел на свою, уже застеленную кровать.

– Русскую бы почитать, – вздохнул Роман.

– Сходи в канцелярию, да почитай, – ответил Фёдор, застёгивая рубашку. – Там есть.

– Меня мальцом угнали, – хмуро ответил Роман. – Я уж русскую грамоту забыл.

– А я по-русски и вовсе не знаю, – весело отозвался Костя.

– Ну и чего зубы скалишь? – с утра Роман легко сердился.

Фёдор опять подмигнул Эркину.

– Пошли, а то в столовой застрянем, а нам ещё топать и топать.

– Пошли, – согласился Эркин, накидывая на плечи куртку.

– Ох, Фёдор, втравишь ты парня, – пробурчал им вслед Роман.

Во дворе Фёдор быстро прошептал:

– Ты про задуманное помалкивай, и жену предупреди. А то сорвётся.

Эркин с улыбкой кивнул и пошёл к своим.

Завтрак шёл как обычно. Неизменная каша, правда, с маслом, хлеб и чай с булочкой. Эркин ел торопливо, то и дело переглядываясь с Фёдором.

– Ты сразу после завтрака пойдёшь? – Женя похлопала Алису по спине, напоминая ей о необходимости сидеть прямо.

– Да. Приду к обеду или сразу после него.

– Хорошо, – кивнула Женя. – Ты только поосторожнее.

– Я буду очень осторожен, – пообещал Эркин, допивая чай.

– Да, Эркин, – Женя достала откуда-то и под столом сунула ему в руку две сотенных кредитки. – Вот, возьми.

– Зачем? – удивился Эркин.

– Возьми, – строго сказала Женя. – На таком не экономят. Купи всё, что он любил. И потом… это же твои деньги.

– Ладно, – кивнул Эркин, засунул купюры в карман джинсов и встал. – Я пойду, Женя.

И тут в столовую ворвался кто-то – никто толком и не разглядел кто именно – с криком:

– В канцелярии списки вывесили!

Секундная тишина, и столовая словно взорвалась. Доедая на ходу, а то даже бросив недоеденное, люди кинулись к выходу. Общая волна подхватила и Эркина. И только оказавшись у канцелярии, он сообразил, что без Жени ему эти списки ни к чему. Он завертел головой, отыскивая Женю, но только услышал её голос:

– Да, ты есть. Вот же, двадцать седьмой номер.

– Эй, – заорал кто-то. – Морозиха, давай подряд читай.

– Верно!

– Тихо вы там!

– Читай, Женька!

– Терёха, заткни свою…

– Сам заткнись…

– Да я тебе язык твой поганый…

– Цыц!

– Всем заткнуться!

– Читай давай!

Оказалось, что списки на русском, а русскую грамоту хорошо знает только Женя. Остальные – кто забыл, а кто и вовсе не знал. И Женя громко, чётко и внятно прочитала весь список.

Эркин всё-таки пробился к ней и стоял рядом, не столько слушая, сколько оберегая её от толчков наседавшей толпы.

Женя прочитала список дважды. В первый раз как напечатано, и второй – как бы это могло звучать по-английски. И даже немного охрипла.

Даша и Маша были в списке, а они – нет. И когда они все выбрались из толпы – многим было мало услышанного, надо ещё и самому увидеть, где это напечатано – Женя поглядела на расстроенные лица девочек и улыбнулась. Но сказать ничего не успела.